Проза

 

 

 

 

 

 

Была лунная ночь. Падавший из небольшого квадратного окна полусвет нащупал спящего на тахте сценариста, вернее, его лицо. Игорь приподнял голову, прислушиваясь.  Сел на тахте, надел брюки, тапки и, не включая освещение, вышел из комнаты. Прошёл до комнаты с портретом Силы Пряжникова. Услышав тихие шаги, метнулся в большую комнату и скользнул за длинную оконную штору.

В темноте низенькая чёрная фигура также вошла в комнату с портретом. Слабым фонариком осветила портрет. Потом осторожно сняла его со стены и стала рассматривать раму, полотно, крепёж.

Но наверху открылась дверь, оттуда скакнул в темноту луч электрического света. Фигура в чёрном быстро повесила картину на место, бросилась в большую комнату и тоже спряталась за оконной шторой – только за другой, парной, не столкнувшись, таким образом, с Несветиным.

С верхнего этажа спускались двое, разговаривали. Слышались голоса Глеба Никитича и Юджины.

- Юджина, это ваша догадка или уже полная ясность?

- У меня есть некоторые документы. Но я боюсь их показывать.

Директор и американка спустились по лестнице и пошли к выходу.

- Правильно. Пока держите их при себе и молчите, – посоветовал Шахов. – Всё будет в порядке, не волнуйтесь.

- Мистер Шахов! Что случилось? Как вы думаете?

Они уже вышли на крыльцо и стояли в лунном свете.

- Мне почему-то кажется, что вы знаете об этом больше, чем я.

Юджина помолчала.

- Я постою здесь немного. Перед сном. Good night.

- Спокойной ночи.

Директор вернулся в дом и включил свет в проходной комнатке. И увидел, что портрет Пряжникова висит вверх ногами.

- Мистика! – прошептал Глеб Никитич, осмотрелся, после чего аккуратно вернул портрет в правильное положение. Затем вошёл в большую комнату и зажёг верхний свет. Всё было в порядке: канапе у стены, две этажерки, горка, шкаф с зеркалом. Он подошёл к окну и раздвинул шторы. За ними никто не прятался. Директор перекрестился, вернул шторы на место, щёлкнул выключателем и поднялся по лестнице к себе. Негромко хлопнула дверь, спрятав в верхней комнате свет. Стало темно.

 

 

Несветин включил настольную лампу. В его комнатушке у окна стояла невысокая девушка, почти ребёнок, в чёрных джинсах, чёрной водолазке и чёрной спортивной шапочке. На курносом лице испуга не было. Было подозрение и напряжённость, как перед дракой или скандалом.

- Ну, давай знакомиться, – предложил мужчина. – Игорь Михайлович.

- Марфа, – девушка не шелохнулась. – Егоровна.

- Чего не спится, Егоровна?

Девушка достала из-под водолазки синюю книжечку и подала её сценаристу.

- Стучать-колотить! – мужчина раскрыл корочки и хохотнул. – «Сикрет Таймс. Газета для центровых». А где же командировка? Или как там это у вас называется?

- Редакционное задание.

- Да.

- Я фрилансер. Сколько потопаю, столько полопаю.

- Нелегал?

Она молчала.  Несветин решил сменить тактику и, как бы с намёком на обоюдное знание некоей тайны, спросил:

- Ну и?

Марфа поняла.

- Сколько? – её глаза ничего не выражали.

Сценарист достал из кармана розовую бумажку и протянул её журналистке:

- Пять тысяч. Больше нет.

Журналистка быстро взяла купюру, сунула её в карман джинсов. Из другого достала флешку и по-хозяйски села за столик к ноутбуку. Быстро включила его, воткнула в панель флешку, застучала по клавиатуре.

- Я сброшу вам несколько файлов. Папка будет называться «Отстой». Когда я уйду, прочитаете. Здесь досье на всю вашу компанию. Самое интересное – эта американка. С трудом нашла о ней информацию. Кажется, она не та, за кого себя выдаёт. Или там что-то личное, или профессиональное. АНБ или ФБР. Работает, как агент под прикрытием.

- Юджина?

- Её настоящее имя Наталия. У неё русские корни. Какие-то предки, умершие ещё до динозавров. Она вам ничего такого не напела?

Несветин подумал.

- Кажется, ничего особенного, – сказал он. – Так, лирика.

- Ну, да. Я видела. Вы с ней поосторожней.

- Что видела?

Но Марфа как будто его не услышала. 

- Второй – историк. Тёмная лошадка. На днях мне кинут инфу, будет посветлее. Теперь – вы. 

Сценарист вытянул лицо:

- Что значит – я?

- Сценарий пока дохлый, нос всюду суёте, как дешёвый филёр, с женой проблема.

- Так! – Неветин встал. – Я не понял, какого чёрта?

Девушка выкинула на стол купюру и взялась за флешку:

- Удалить?

- Причём тут моя жена?

- Должна быть полная картина. Лишнее я вырежу. Но сейчас мозаику нужно сложить всю.

- Так это ты тут по ночам за окном? Выискиваешь, разнюхиваешь, шпионишь? Фрилансер штопаный!

Марфа посмотрела на него, как на ребёнка.

- Время теперь такое, – в её голосе чувствовался лёд. – Вы за себя, я за себя. Мне нужен материал об этой истории про артистов и драгоценности. Носом чую, тут криминал. Будет бомба!

Сценарист опустился на тахту. Девушка его поразила.

- Ну, допустим. А как мы…

- Я буду скидывать вам всё на почту. А вы мне отвечать. Не надо мелькать вместе. Меня тут вообще как бы нет. Ясно?

-  Хорошо. Мой адрес…

- Я его знаю. Мой увидите.

Игорь усмехнулся.

- Имена знает, адрес моей почты знает, про жену знает. А могилу не ты разрыла?

- Там ничего нет. Только я это по другим каналам разрыла. Не верите?

- Верю.

- Тогда мне пора, – девушка вынула флешку, забрала деньги и выключила ноутбук. – Я погашу свет. А вы считайте до десяти. Потом включите.

Она щёлкнула лампой. Стало темно.

- Погоди, – голос Несветина слегка дрогнул. – А что моя жена, Лиза?

- Да ничего такого. Александризм.

- Что?

- Эмоциональное равнодушие и сплошное рацио. Вы не мучайтесь, сводите её к психологу. Всё наладится. Считайте!

В темноте было слышно, как Несветин послушно досчитал до десяти. Потом включил лампу. Марфы в комнатушке не было.

Он закурил и нервно пробормотал:

- Александризм. Фрилансер. Инфа. Нет – купил бы, есть – убил бы.

 

Время приближалось к полудню. Из дверей городской прокуратуры райцентра Брагино на улицу вышел директор музея-усадьбы.  Его ожидала жена, не столько взволнованная, сколько строгая.

Они встретились.

- Заявление приняли, – Глеб Никитич успокоительно погладил жену по плечу. – Прокурор думает, что это работа чёрных копателей. Сказал, что откроют дело, начнут следствие и всё пойдёт как по маслу.

Фрида Абрамовна заглянула мужу в глаза и спросила:

- Глеб, тебе что-то не нравится?

- Это не чёрные копатели, Фрида. Это кто-то из своих. Я как предчувствовал, что однажды прошлое сыграет дурную шутку с настоящим.

- Может быть, мы сами в этом виноваты?

- Нет-нет. Это жадность, возведённая в степень идеи. Из этой смеси выйдет пшик!

- Почему ты так уверен?

- Моя западня сработает.

Жена взяла мужа под руку и они вышли из дворика у здания прокуратуры.

 

 

Суеты в Брагино не наблюдалось. Райцентр жил, дышал, раскрывался навстречу летнему дню. На небольшой площади на стоянке были припаркованы несколько легковушек. И среди них с отрешённым видом стояла задумчивая лошадь, запряжённая в узкую телегу.

 

                                                    

По деревянной лестнице Глеб Никитич и Фрида Абрамовна спустились на дощатый пол небольшой пристани. С пассажирского катера, только-только причалившего к этому берегу, сходили люди. Шаховы увидели Артура Викентьевича, идущего им навстречу. Историк приблизился к своим знакомым и поздоровался. Старики любезно поклонились.

- Удалось поговорить с прокурором? – Артур Викентьевич прищурился.

- Вернётесь в усадьбу, вечером всё и обсудим, – пообещал директор. – А вы куда? Развеяться? Надоел наш изумрудный монастырь?

- Зуб, – поморщился историк. – Хочу показаться стоматологу.

Сзади к ним приблизилась Марфа. Она свернула к поручням, поставила ногу на нижнюю планку и стала шнуровать кроссовку.

Директор, его жена и историк внимание на девушку не обращали.

Шахова чуть наклонилась к историку:

- Ну а как ваша книга?

- Сегодня порадую вас одним открытием.

Журналистка оставила в покое обувь и взбежала по деревянной лестнице наверх. Артур Викентьевич, расставаясь с Шаховыми, приподнял правую руку и раскрыл ладонь: «Пока-пока!» – и тоже зашагал вверх по ступенькам. 

 

 

Ветерок гулял над лужайкой перед музеем-усадьбой. Вздыхали рябиновые кусты, играли листвой липы и берёзы. Синева неба казалась необыкновенно высокой.

В траве на коленях, склонившись над большим пожелтевшим листом, покрытым коричневой вязью генеалогического дерева, сидел Несветин. Он, словно инженер-конструктор, погружённый в изучение сложного чертежа, скользил пальцами по квадратикам с именами-фамилиями и линиями-связками.  Сценарист делал пометки в блокнотике, когда ему попадались фамилии Пряжниковых, Клушиных или Изумрудовых. Очевидно, он выстраивал для себя какую-то интересную схему. Покусывал карандаш, чесал нос, тёр лысину, хмыкал и шевелил губами.

Метрах в десяти в стороне от увлечённого генеалогическим листом сценариста сидела в дачном раскладном креслице Юджина. На ней было лёгкое марлевое платье, с открытым воротом и коротким подолом.  На коленях у девушки лежала раскрытая книга. Девушка читала.

Несветин то и дело посматривал на американку. А она посматривала на русского. В какой-то момент Юджина стряхнула с ног лёгкие туфельки и осталась босиком. При этом девушка откинулась на спинку креслица и закинула голову вверх. Игорь вернулся взглядом к листу с генеалогической схемой, но всё-таки нет-нет да и стрелял глазом в сторону девушки. А она слегка поворачивала к нему голову, мимолётно смотрела и роняла с губ хмельную каплю улыбки.

Кожа у неё на шее, на руках и босых ногах – словно колдовской шёлк!..

Несветин лёг на траву, подложил руку под щёку и, рассматривая соседку, забыл о своём занятии.

Юджина тоже смотрела на Игоря не отрываясь. Шелестела листва на деревьях, шептал ветерок, шуршала трава, с шорохом-акцентом звучал за кадром голос девушки, читающей стихотворение Ахматовой:

 

Лист с генеалогическим деревом беспомощно топорщился сбоку. Несветин лежал на спине, внимательно рассматривая синюю бесконечность с завитками облаков.

 

 

Марфа стояла у окошечка Сбербанка и заполняла квитанцию. На самом деле она наблюдала за беседующими в углу зала мужчинами. Двое из них, не очень опрятного вида и словно с высушенными лицами, кивали третьему. Третий – Артур Викентьевич – крутил в руках небольшой пластиковый чемоданчик, в каких носят манометры или подобные нехитрые приборы. Он коротко расспрашивал собеседников, те хмуро отвечали и, видимо, поторапливали покупателя. Наконец, историк вынул бумажник, достал несколько купюр и передал их торговцам. Один из них спрятал деньги в карман и пожал руку Артуру Викентьевичу.

Именно в этот момент историк развернулся вполоборота и через весь зал посмотрел на журналистку. Он понял, что она следит за ним и стал прощаться с двумя типами.

Но Марфа опустила на глаза тёмные очки и кинулась вон из Сбербанка.

Некоторое время журналистка почти бежала по улочкам Брагино. Однако историк от неё не отставал. Самое отвратительное заключалось в том, что прохожих было мало, райцентр всё-таки не город, где можно затеряться в толпе. Тут всё на виду. И бежать отчаянной девушке было некуда. Погоня вот-вот должна была окончиться большой неприятностью.

Тогда Марфа кинулась к стеклянной витрине небольшого продуктового шопа и изо всех сил ударила в неё пяткой. Стекло изогнулось, сверкнуло и посыпалось. Закричала тётка на тротуаре:

- Ты что? С ума посходили эти придурки! Держите её! Она витрину кокнула!

Марфа дрожала и смотрела на историка, остановившегося на другой стороне улочки. Из шопа выскочили два дядьки и продавщица.

- Она шваркнула! – визжала тётка. – Полицию!

- Во вандалка!

- Держи её!

- Это ж бронированное стекло! Как она его размазала?

- Полиция! Полиция!

Девушка почти не вырывалась из рук горожан, сопротивлялась так только, для виду. Из-за угла уже спешил правоохранитель в сером комбинезоне. Шум нарастал.

Историк бросил злой взгляд на Марфу, выругался и быстро пошёл прочь, не оглядываясь. 

 

 

Вечером того же дня в большой зале музея-усадьбы за овальным столом собрались Шахов, Шахова и Артур Викентьевич. Несветина и Юджины не было, впрочем, никого это, кажется, не беспокоило. На столешнице лежало несколько стоп документов с печатями и рукописи. Хозяева и гость-историк рассматривали их, перечитывали, передавали друг другу.

- Нет! – Артур Викентьевич отложил в сторону очередную бумагу и хлопнул по крышке стола рукой. – Этого не может быть!

- Глеб, – Шахова заглянуло в лицо мужу. – Может, хватит секретничать?

- Когда в 1792 году Сила Пряжников и Прасковья Изумрудова получили от Екатерины Второй бриллиантовые украшения в подарок и приехали жить сюда, в купленное Силой имение, у них началась новая жизнь. Усадьбу переименовали в Изумрудовку, озеро Сырое назвали Изумрудным, – Шахов взял со стола документ и показал жене и историку. – Вот опись украшений, составленная в том же году ювелиром Раухом. К тому времени для увеличения наличного капитала уже были проданы серьги и несколько колец.

- Кому? – историк говорил мягко, но настойчиво.

- Покупатель – инкогнито, как тогда было принято.

- А мне несколько раз попадалась в архиве фамилия Мелипатьева Флора Ксаныча.

- Это какой-то дальний родственник Пряжникова, прохиндей и авантюрист. Ему никто ничего не продавал, но этот Флор всюду распространял слухи о покупке драгоценностей именно им.

- Зачем?

Фрида Абрамовна встала, поправила причёску и объяснила:

- Чтобы казаться значительным лицом в округе. Ну и в собственных глазах.

Артур Викентьевич не отступал:

- Полагаю, что он хотел шантажировать артиста и его жену-красавицу. Мол, поделитесь деньгами – или раскручу скандалец.

- Возможно и так. Во всяком случае, Сила Ефимович, следуя подсказке опытных нотариусов из созданного вместо Петровской коллегии в 1802 году Александром Первым Министерства юстиции, уничтожил часть документов, и дальше мы имеем в той истории провал. Но в прошлом году в Америке вышла книга историка Норманна Джульса, в которой есть версия, что Прасковья Изумрудова, будучи беременной, тайно уехала за границу, её украшения были переправлены в один из европейских банков и заложены там бессрочно. До появления наследников.

- То есть захоронения здесь липовые?

- Её – да.

- И вы молчали?

- Доказательств у меня не было. Но вы сами видели, что произошло. Теперь прокуратура назначит следствие.

Историк встал и прошёлся по зале. Потом остановился и зааплодировал.

- Что ж, Глеб Никитич, вы тоже неплохой артист, – он сердился, но старался это скрыть. – Я, как историк, считаю вашу дезу, которой вы заманивали сюда туристов и прочих любопытных гостей, бессовестным обманом. Хотя, как писатель, отдаю должное вашей тяге к вкусной интриге и беллетристике.

- Артур Викентьевич, – подал голос директор. – Дело в том, что есть ещё одна интересная штука. Пока бриллиантовые украшения лежат в банке, за ними будут охотиться. Там – миллионы, если учитывать рост мировых цен на ювелирном рынке за минувшие два века. Понимаете?

- Понимаю, да. Но надо быть сумасшедшим, чтобы искать чёрную кошку в этой тёмной комнате.

 – Или необыкновенно опытным искателем. Лишние барьеры понемногу отпадают – значит, бриллиантовая цель всё ближе и ближе. Я уже чую, что охотник за украшениями где-то рядом.

- О, господи! Фрида Абрамовна, ваш муж – настоящий флибустьер, – историк подошёл к столу. – По-моему, мы все тут слегка заигрались.

-  Я, собственно, хотел, чтобы все, живущие сейчас в Изумрудовке, слышали главное. Есть ещё одна тайна, которая поможет узнать, где охотник  за бриллиантами и кто он такой. 

Все трое переглянулись.

- Садитесь, садитесь, – улыбнулся Глеб Никитич. – Разговор предстоит серьёзный. Речь идёт о портрете Пряжникова. Кстати, вы ведь тоже обещали открытие, Артур Викентьевич?

 

 

В этот миг собеседники заметили, что на пороге залы у драповой портьеры появился Игорь Несветин. Разговор погас.

- Милости просим, Игорь, – прервала общее молчание Шахова. – А где же Юджина?

Сценарист пожал плечами.

- Ну и ладно, – сказала жена директора. – А вы как раз вовремя. Артур Викентьевич приготовил нам очередной сюрприз.

Напольные часы зашипели и пробили полночь.  

- Не секрет, что Сила Пряжников имел грузинские корни, – историк говорил, следя за реакцией сценариста. – Какие конкретно? Внимательно изучая родословную артиста, я пришёл к выводу, что это – князья Сандели, древний род из Сванетии. Но дальнейшие поиски меня просто свели с ума. Оказалось, что одна из моих троюродных тёток была замужем за отпрыском рода Сандели. То есть я сам имею непосредственное отношение к бывшим хозяевам Изумрудовки. Теперь самое время тщательнее изучить генеалогическое дерево! И, может быть, подтвердить свои права на наследство Пряжникова или его часть. Неожиданное событие?

- Здешняя генеалогическая схема – липа, – сказал Несветин. – Это выдумка весёлого фантазёра. Если хотите, докажу в два счёта. Я нашёл письмо,  в котором Пряжников благодарит некоего анонимного приятеля за составление выдуманной генеалогии и  просит его принять оговоренную сумму за услугу.

Артур Викентьевич посмотрел на директора музея-усадьбы.

- Это так. Многие документы, хранящиеся в архиве – подделка, – Глеб Никитич развёл руками. – Очевидно, Сила Пряжников, начав игру вокруг драгоценностей и истинной биографии своей жены, дал ход страшным событиям. Возможно, мы продолжаем в них участвовать.

- И каждый из нас невольно приближает развязку, – добавила Фрида Абрамовна.

- То есть… – историк помрачнел. – Иначе говоря, вы мне не верите?

- Рядом с этим озером вот уже два века живёт много непроверенных сказок.

Несветин изобразил крик чайки «а-а, а-а!» и выстрел из охотничьего ружья «буф!».

Шахова сказала почти шёпотом:

- Тише!

Все увидели, что в темноте коридора, отсечённого портьерой, у которой стоял сценарист, появилась женская фигура – нездешняя, молчаливая и великолепная. Облачённая в изумрудного цвета старомодное платье из шифона, с широким нижним колоколом-юбкой, сверкая драгоценностями и чуть ли не фарфоровым личиком, женщина чего-то ждала. Наконец, она поправила высокую причёску-парик и протянула руку в сторону собравшихся. Даже несмотря на темноту, было видно, что пальцы внезапной гостьи украшены многочисленными перстнями с алмазами, а кисть отяжелена дорогим браслетом. 

Ну а дальше произошло самое невероятное. Артур Викентьевич выскочил из-за стола и с матершиной набросился на женщину в изумрудном платье. Он буквально драл её за парик и пытался сорвать с неё платье. Гостья завизжала, Несветин повис у историка на спине, но тот ловко вывернулся и коротким ударом опрокинул сценариста на пол. Началась свалка. Кто и что именно выкрикивал, было не столь важно.  Самое главное, что явление загадочной женщины произвело эффект разорвавшейся бомбы. Оно было красиво, по-театральному зрелищно и шло поперёк всех событий, как землетрясение или прилёт инопланетян.

 

 

Юджина в сбитом набок седом высоком парике, в надорванном платье из зеленовато-изумрудного шифона лежала на кровати в своей комнате и стонала. Над ней хлопотала Фрида Абрамовна. Она подсовывала девушке под нос ватку с нашатырём, расстёгивала ей платье и пыталась вытереть носовым платком слёзы.

- Успокойся, Юджи! Всё прошло! – бормотала Шахова. – Скоро всё закончится!

- It was terrific idea. I hate your Emerald and myself! Why did you make me to be clown? I wanna know my own history only and no more!

- Ну и ладно, Юджи. Ты ничего не понимаешь – и я тоже ничего не понимаю. Но это пока, только пока.

Девушка скинула парик и схватила старушку за руку:

- Но я боюсь. Я думала, что Арчи и Игор … perfect… настоящие.   Но это не так? Они… illusion… обман?

- Они – настоящие. Просто одному мужчине всегда кажется, что он самый настоящий, а его соперник – подделка. Вот они и страдают, пока не выяснят это до конца. 

- Но зачем они мучают нас, женщин?

- Природа.

- У нас в Америке это не так.

- Мы ещё не очень развились, как твоя Америка. Поэтому и мучаем друг друга в поисках истины.

Девушка продолжала плакать. В дверь заглянул Глеб Никитич. Фрида Абрамовна приложила палец к губам, и директор, кивнув, неслышно прикрыл дверь.

 

                                                     

Сержант-полицейский вывел из КПЗ Марфу и показал рукой в конец коридора, где стоял Несветин. Журналистка подошла к сценаристу и сказала:

- Спасибо!

- Есть хочешь?

Она кивнула.

- Пойдём в кафе. Там всё расскажешь.

 

 

Несветин и Марфа сидели за пластиковым столом у окна в маленьком уютном кафе. Девушка ела салат и котлеты, Несветин пил кофе.

- Я написал дежурному объяснительную, что ты ведущая телеканала «Клио», – сценарист смотрел не на журналистку, а в окно. – Готовилась к съёмке и перенервничала. За разбитое окно заплатил. За тебя поручился.

- Спасибо. Можно мне тоже кофе?

Несветин махнул рукой официантке и показал на чашку. Официантка быстро принесла и поставила на стол ещё одну порцию кофе.

- Так что случилось, Марфа Егоровна?

- Простите, что не успела отправить вам мейл. Кейс такой. Фамилия историка – Трегубченко. Но это фейк. Я связалась со своим братом. Ну, он айтишник, немного хакер, как там у них принято. Он полазил по сайтам, отфейсбучил друзьям и выяснил, что никакого историка-писателя Артура Трегубченко нет. Есть Альберт Трубченко, четыре книги и докторская, доцент Института истории Российской академии наук.  А Трегубченко – это «утка». Чтобы лохи верили.

- Мы верили, мы лохи. А что на самом деле?

Марфа осмотрелась и понизила голос:

- Вашего Трегубченко зовут Борис Хохлов. Или Максим Красин. Или Паша Злотников. Выбирайте, что больше нравится.

- Ну?

- Вор в законе Эдик Ровный. Кличка «Мозговоз». Специальность – ювелирка, золото, драгоценности. В 1992 году три года отсидел в колонии номер 11 по статье 191 УК РФ за незаконное хранение, перевозку или пересылку драгоценных металлов.  В 99-м проходил свидетелем по делу об ограблении «Славянск-банка», но соскочил. Вроде бы, женился и несколько лет жил в Хорватии. Но это всё – ёжики в тумане.

- А что насчёт американки?

Марфа пожала плечами:

- Скорее всего, я дура. Там никакого ФБР или АНБ. Просто туристка. Живёт в Кембридже, студентка Принстона. Непонятно только, почему скрывает, что она Наталия и имеет русские корни. Может, ищет русского мужа? Так сказать, ностальгия?

- Ну, это я сам проверю.

Марфа пила кофе и тёрла глаза. Скорее всего, ночь, проведённая в КПЗ, была бессонной.

 

                                                       

Игорь Несветин стоял на палубе пассажирского катера-теплоходика, пересекающего Изумрудное озеро. Стучал дизель, серая волна бежала прочь от борта, вдали качался берег с музеем-усадьбой.

Сценарист услышал наглый крик чаек. Он поднял голову и увидел, как птицы с клинообразными крыльями рассекают небо и делают горки над поверхностью воды. Одна из чаек приземлилась на белом ящике рядом со сценаристом и стала стучать по крышке кривым клювом и хрипло кричать. Наверное, требовала кормёжки. Мужчина шуганул её взмахом руки. Чайка взлетела и кинулась догонять своих товарок.

До берега было ещё далеко. Несветин закурил и вынул из заднего кармана брюк свой рабочий блокнотик.   

 

                                                        

Предвечернее уходящее солнце согревало лучами окна музея-усадьбы. Комната с портретом артиста Силы Пряжникова дымилась медвяным полумраком. Сюда быстро вошли Юджина и Артур Викентьевич. Американка тянула историка за собой, ухватив его чуть выше локтя. Тот не то чтобы сопротивлялся, но шёл, посматривая на девушку, как доктор на не вполне нормальную пациентку.

Они остановились перед портретом Пряжникова. Юджина провела пальцами по нарисованному на холсте лицу.

- Смотрите, Арчи, – Юджина волновалась.

- Что?

- Well! Брови. Глаза. Рот. У него. У вас. И у меня, – девушка провела пальцем себе по бровям, у глаз и вокруг рта. – Очень одинаково. Я заметила… right away... сразу.  Мы все родные. Только это надо доказать. И бриллианты наши.

 

За соседней дверью их подслушивали Шаховы. Глеб Никитич одобрительно кивал головой, а Фрида Абрамовна еле сдерживала улыбку.

 

- Простите, Юджина. Вы в своём уме? Или... крейзи?

- Я изучала эту историю в Принстоне. Потому что мои пе-ред-ки… пред-ки… русские. И я кое-что прочитала о том, что могу быть наследницей. Я приехала сюда. Увидела вас, поняла, что и вы тоже… – Юджина ещё раз показала на свои брови, глаза и губы. – Не верите?

Артур Викентьевич отрицательно покачал головой. Но Юджина поднесла к его лицу свою руку с тем самым перстнем из червлёного золота.

- Это кольцо носила Изумрудова, – Юджина говорила, с трудом подбирая нужные слова. – Оно досталось мне от пра-бабушки… в Европе. Даже Игор увидел – оно настоящее. Я тогда испугалась. Игор – опасный человек.

Историк взял её за руку и приблизил к лицу палец девушки с перстнем.

- Бриллиант в два карата. Золото червлёное или червонное. 999-й пробы. Сколько платили?

Юджина вырвала свою руку:

- Это наследство! Это нельзя купить! Это дорого! Купить можно только то, что дёшево!

- Как ваша шутка со старинным платьем?

- No! Я хотела, чтобы вы видели, как я похожа на Изумрудову. Верили мне. Нам надо узнать тайну этого портрета. Он подскажет, где бриллианты. Так говорил мистер Шахов, – Юджина прижалась к Артуру Викентьевичу и жарко прошептала ему прямо в ухо. – Давайте искать вместе.

Но историк высвободился из её рук и вдруг жёстко сказал:

- Не давайте. И вообще, держитесь от меня подальше.

- Why?

- Я опаснее, чем ваш Игор.

После этого Артур Викентьевич развернулся и ушёл. А Юджина осталась наедине с портретом. 

 

                                             

 

Открылась дверь, из неё выглянула Фрида Абрамовна и поманила Юджину. Американка шагнула за дверь.

- Ну что ж, – Глеб Никитич обнял девушку. – Теперь остаётся дождаться его действий. Вы смелая барышня. Думаю, что наш писатель-историк готов играть ва-банк.

- Ва-банк? – Юджина не поняла.

- Он вам не поверил, Юджина, – Фрида Абрамовна кивала и делала круглые глаза. –  Но ваше изумрудное платье и золотое кольцо его смутили. В таких случаях азартные игроки рискуют. Ставят на авось.

- На авось? – Юджина совсем запуталась. Старики переглянулись. Шахова поняла, что ей нужно брать американку на себя:

- Главное, Юджина, что с этой минуты он сосредоточится на портрете. Вы сделали всё очень красиво. Артур Викентьевич в ловушке.

- Но как вы поняли, что Арчи опасен?

- Он единственный, кто не поверил в разорённую могилу Изумрудовой, – Глеб Никитич с явным удовольствием объяснял ход своих мыслей девушке. – Значит, он или хорошо понимал, что за двести лет ни один гроб в земле не сохранится, так как сгниёт полностью, или уже видел пустую могилу раньше, – директор погладил девушку по голове, как ребёнка. – Теперь действительно держитесь от него подальше. А мы сыграем с ним по-крупному.

- По-крупному?

Шахова прикрыла мужу рот рукой и взглянула на него с укоризной: неужели ты не видишь, что американка не всё понимает по-русски? 

А Юджина со страхом смотрела на возбуждённых хозяев загадочного музея-усадьбы.

 

                                                   

 

Несветин, сидя поздней ночью в своей комнатушке, перечитывал текст сценария на мониторе ноутбука. Сценарий был окончен – но что-то автора всё равно не устраивало. Мужчина никак не мог уловить причину своего недовольства. Поэтому он то улыбался, то морщился, то тёр подбородок.

В маленькое окно заглянула луна. Сценарист посмотрел на серебристый шар.

- Луна, озеро, загадочные бриллианты, – он разговаривал сам с собой. – Позапрошлый век. Кажется, ты опять отстал от жизни, Несветин.

Он встал из-за стола, вышел из комнаты, тихо добрался тёмными коридорами до центральных дверей. Они были открыты. Оказавшись на крыльце, Несветин увидел стоявшую там Юджину. Она глядела на луну и молчала.

Мужчина постарался рассмотреть её лицо. Ему почему-то показалось, что таким он его никогда не видел.

- Игор!

- Да?

- Хотите угадать, что я думаю? Когда светит луна, это очень просто.

- Не знаю. По-моему, лунный свет полон обмана.

- Боитесь.

- Немножко.

- Тогда угадаю я.

- Угадайте.

- Вы думаете обо мне. И думаете, что обо мне думать нельзя. Но продолжаете думать обо мне дальше и дальше. И запутываетесь в своих мыслях всё больше и больше.

- Ну да. Почти угадали.

- Это луна.

- Я понял.

- Идите сюда.

Они обнялись и замерли в поцелуе. Потом раздался шорох одежды, они не отпускали друг друга, покачивались, словно танцуя.

- Юджина!.. Так не должно быть!.. Это обман!..

- Это луна. Скоро она уйдёт. И ничего больше не будет.

Они продолжали обниматься. Был слышен шорох одежды, звук поцелуев, шёпот и неровное дыхание.

 

 

Именно в этот миг в темноте раздался сдавленный женский крик. Потом ещё и ещё раз, издалека доносились короткие и очень страшные вопли – там кого-то или душили, или топтали, или били чем-то вроде хлыста или верёвки.

- Horror!.. Игор! Что это?

- Это там, за домом! Пусти! – Несветин отчаянно выпутывался из объятий Юджины. – Быстрее, быстрее!

В неясном лунном свете мужчина и девушка кинулись бежать вокруг усадьбы. Как только они выскочили на поляну за домом, прочь бросилась чёрная фигура, быстро скрывшаяся в зарослях. Рядом с кустом орешника они нашли лежавшее на траве тело человека небольшого роста. Он был жив. Игорь осторожно содрал с его рта чёрную ленту скотча.

- Мама! Мама! Мамочка! – сквозь слёзы отчаянно причитал девчачий голос. –  Урод! Глаз чуть не выбил! Сука!

Жертва плакала и отчаянно ругалась.

- Марфа! Тихо! – Несветин освобождал ей руки от скотча. – Тише, тише, девочка! Можешь идти? Вставай, держись за меня. Пошли, пошли отсюда!

Поддерживая Марфу, Несветин и Юджина ковыляли обратно к дому. Журналистка продолжала рыдать и ругаться, сценарист успокаивал её, американка перешла на английский и говорила что-то нежное, женское и душевное.

 

 

Несветин, Марфа и Юджина были в комнате американки. Горела настольная лампа с красивым оранжевым абажуром. Сценарист присел на подоконник, Марфа полулежала на кровати, Юджина прилепляла ей под глазом медицинский пластырь. 

- Сегодня ночью я хотела тихо понаблюдать за усадьбой, – говорила журналистка. – Вдруг сзади налетел этот гад, связал мне руки и стал медленно давить вот сюда, под ушами. Больно нафиг! Фашист драный! И всё спрашивал, что я разнюхала про историю с бриллиантами.

- Кто он?

- Я не видела. Маски-шоу. Но голос такой интеллигентный и сучий, как у вашего историка.

- Easy, easy, baby! – американка уговаривала журналистку вести себя тише.

- Наверное, это он! – Марфа послушно перешла на шёпот.

Несветин и Юджина переглянулись.

- Идти к нему надо. Проверить, где он, – предложила Юджина.

Сценарист отрицательно покачал головой:

- А если это не он, что сказать в три часа ночи? Извините, я ошибся дверью?

- А если он? – Марфа шипела, как змея.

В дверь постучали.

Все трое замерли. Несветин махнул рукой, и они с Марфой юркнули под кровать. Юджина поправила причёску и открыла дверь.  На пороге стоял Артур Викентьевич, в расстёгнутой фуфайке, спортивных бриджах и тапках на босу ногу. 

- Извините, Юджина, – сказал историк. – Вы слышали шум? Как вы думаете, что это?

Юджина показала на уши и на плеер на столе:

- Нет. Я слушала музыку. Хотите кофе, Арчи?

- Спасибо. Сижу над книгой. Последняя глава, – он быстро обвёл взглядом комнату. – Спокойной ночи!

- Good night!

Дверь за историком закрылась. Юджина, всплеснув руками, с размаху села на кровать.

Следом у её ног показались две головы – журналистка и сценарист высунулись наружу.

- Это он, – прошипела Марфа. – Его голос.

- Отлично, – Несветин стукнул ладонью в пол. – Я понял, чего не хватает в сценарии.

- Easy!.. Easy!.. Easy!.. – как заведённая, бормотала американка.

 

 

Усердный дождь прошивал пространство вокруг музея-усадьбы. За мокрыми нитями прятались лужайка перед домом, горка, где обычно медитировала американка, озеро и небо над ним.

- Капитан Мишин, лейтенант Арбузов, – комната-кабинет директора музея, небольшая и светлая, вместила супругов Шаховых и двух молодцеватых тридцатилетних мужчин, одетых по-городскому нейтрально и неброско. Один из них говорил, второй стоял у окна и молча кивал, подтверждая слова коллеги. – После вашего обращения в прокуратуру, информация по нашим каналам дошла до Петровки, 38.  Она нас заинтересовала. Среди ваших гостей – наш старый знакомый, Павел  Злотников. Сочный фрукт, спец по драгоценностям. С  вашего позволения, мы немного за ним понаблюдаем.

- Ради бога! – сказал Шахов. – Места в доме на всех хватит.

- Незаметно понаблюдаем, – капитан выделил ударением слово «незаметно».

- То есть тайно… Понятно. Как вам будет угодно.

- Если мы предпримем какие-то оперативные действия – просим не вмешиваться. Злотников может быть вооружён.

- То есть пистолет или… Ясно.

- Кто ещё находится в усадьбе?

- Я, моя жена Фрида Абрамовна, – старушка поклонилась оперативникам, – туристка из США Юджина, Игорь Несветин с телевидения и журналистка Марфа Егоровна… Как её фамилия?

Шахова пожала плечами.

- Белочкина, – неожиданно подал голос лейтенант. – Шустрая девчушка. Вечно находит приключения на свой… на свою голову.

- Спокойно, Саша! – капитан повысил голос на подчинённого. – Держи её на контроле… Глеб Никитич, в доме есть другой выход?

- Нет. Только центральная анфилада комнат и парадные двери.

- А сколько всего окон?

- Двенадцать. Четыре с лицевой стороны, четыре в правом крыле, три выходят на задний двор и одно во флигеле.

Неожиданно Шахова вмешалась:

- Вот его давно следовало бы поменять. Там перекошена рама и одно стекло с трещиной.

- Фрида!

- И вот ещё что, – упрямо продолжала старушка. – Если будете стрелять – постарайтесь не задеть стены. На новую штукатурку денег тоже нет!

Капитан Мишин похлопал себя подмышкой, где висела кобура с оружием:

- Обещаем. Теперь так. До темноты мы побудем в этой комнате, а вы постарайтесь никого сюда не впускать. Скажете, что у вас проверка из министерства, смотрим отчётность. Пока всё.

- То есть?

Оперативники усмехнулись.

- То есть пока вы свободны, – в устах капитана эта фраза прозвучала как вежливый приказ. Шаховы переглянулись.

 

 

В проходной комнате у портрета Силы Пряжникова стоял Артур Викентьевич. Он внимательно осмотрел поверхность холста, потом тщательно прощупал края картины и всю раму пальцами. Удовлетворённо кивнул, развернулся – и чуть не столкнулся с входившей в комнатку Марфой.  Историк и журналистка замерли и некоторое время рассматривали друг друга. Наконец, девушка не выдержала и стала медленно отступать спиной в залу. Артур Викентьевич так же медленно, не спуская с неё глаз и не мигая, наступал на сдрейфившую Марфу.

Когда они переместились в залу, Артур Викентьевич задал неожиданный вопрос:

- Вы кто?

Журналистка ответила быстро, следя за каждым движением историка:

- Я внучка. Приехала погостить.

Было очевидно, что оба разговаривают, больше наблюдая за эмоциями собеседника, а не за словами.

Опять помолчав, Артур Викентьевич подал руку Марфе:

- С приездом.

Журналистка на автомате вложила свою кисть в протянутую ей ладонь.

И тогда историк сильно и ловко сжал её – так, что девушка застонала от боли и, изогнувшись всем телом, опустилась на пол, прижавшись спиной к стене. 

Артур Викентьевич отпустил её руку, подмигнул и ушёл. Журналистка прислушалась, как стихают его шаги, тяжело вздохнула, показала вслед ушедшему средний палец, потом зажмурилась и стала трясти кистью руки, приводя её в чувство. 

 

Несветин наблюдал за дождём, стоя у окна своей комнатушки. Было слышно, как дождь отчаянно колотит в оконное стекло.

Запиликал вызов скайпа. Сценарист вернулся к столу и подсел к ноутбуку.

- Привет, Игорь! Камеру не включаю, у меня тут в офисе свалка, – это был голос продюсера Евгения Майского, который мы слышали в начале этой истории. – Как там у тебя?

- Льёт с самого утра. «Скорей со сна, чем с крыш, скорей, застенчивый, чем робкий, топтался дождик у дверей, и пахло винной пробкой». Хорошо.

- А помнишь: «Кто иглы заслезил и хлынул через жерди на ноты к этажерке сквозь шлюзы жалюзи?»

- Жень, ты сценарий получил?

- Всё буги-вуги. Сценарий блеск. Название, правда, не для ящика. Ты, Игорь, впал в ностальгию, а нам нужна соль с перцем. Я сам придумаю.

- Ладно.

- Показал режиссёру. Она шлёт тебе поцелуи.

- Кто?

- Естественно, моя гениальная Аллочка.

- Естественно, твоя Аллочка.

- Молчи, Несветин. Человек создан для греха, а мир для совершенства.

- А женщина – для совершенства греха.

- Ошибаешься! Женщина создана для очеловечивания мужчины и мироздания. Мы с тобой грешим, а женщины нас прощают и возвращают к работе над мирозданием.

Сценарист усмехнулся:

- Удивляюсь: почему тебя не гонят с телевидения?  

- Потому что я умный и дружу с гениальными женщинами.

- Когда съёмки?

- Набираю команду. Кстати, приходила твоя Лиза.

- Зачем?

- Сказала, что ты – чмо. Уехал и оставил дома мобильник.

- Она знает, что когда я работаю, то выключаю все телефоны.

- Я взял её ведущей на эту программу.

- Значит, это ты – чмо.

- Я работаю над мирозданием.

Несветин вздохнул:

- Работай. Я пойду поем.

- Я не договорил, – скайп помолчал, словно готовился сообщить самое главное.  – Лиза сказала, что ты – её любимое чмо.

Скайп пиликнул и закрылся.

Сценарист молча сидел у ноутбука. Но потом посмотрел на дверь и, что-то почувствовав, встал, шагнул к ней и резко открыл.

Там, за дверью, стояла Юджина. Она вошла в комнатушку Несветина, закрыла дверь и прижалась к ней спиной, как бы не пуская сценариста наружу.

- Юджина…

Американка покачала головой и сказала:

- Наталия…

Видя, что мужчина в нерешительности, она обошла его и села на тахту. Смотрела на окно, по которому барабанил дождь. Игорь сел рядом с Юджиной-Наталией и тоже уставился в окно. Шумел утренний летний ливень, капли выбивали закипавшую всё гуще стеклянную дробь, а они сидели молча и неподвижно, словно школьники за партой или студенты перед экзаменом.

Девушка опустила голову мужчине на плечо. Она нежно проводила пальцами по кисти его руки, лежавшей на колене, и долго-долго что-то говорила. Но дождь за окном шипел и стучал так громко, что слов не было слышно.

Это был грустное трио. Мужчина молчал, девушка продолжала монолог без слов, а дождь шумел за окном, словно просился сюда, к людям.