Проза

 

 

 

 

В этот субботний вечер, как обычно, мы собрались в дачном домике Аллы, привыкли уже тут собираться, чтобы скоротать время за беседами и мечтами. Не удивляйтесь, ничто так не увлекает, как мечты и их обсуждение, особенно, если эти мечты совершенно просты и понятны.

Это все выдумка, что мечты – это что-то возвышенное и нереальное. Честное слово, в детстве мечтал быть шофером, ездить на грузовике – крупной копии того, что мы с приятелями таскали за собой на веревочке по газону двора. Вот клянусь, никогда не думал стать космонавтом или еще кем-то значимым, например, Героем целого Союза, как принято было писать в школьных сочинениях. Зуб даю, водить грузовик – это придел мечтаний. Но мечты принято обламывать, у каждого есть родители, старшие товарищи, которые всегда смогут объяснить, что образование – великая вещь, что только поступление и окончание института (а тем более университета) позволит тебе чувствовать себя правильно сформированной личностью.

Не надо обращать внимания на мои такие отступления от темы, это так – лирические отступления. Кончено, закончил я университет, даже работал научным сотрудником, потом сменились времена, встал вопрос, что и высокообразованный человек хочет ежедневно что-то потреблять в качестве пищи, а пища стоит денег, а деньги надо зарабатывать, а в сменившихся в одночасье условиях их можно заработать не служением науке, а кручением баранки. Так я на старости лет реализовал свою мечту, жал ногами на три педали под «торпедой», одной рукой переключал скорости, а второй крутил этот предел детских мечтаний.

Все, о себе я закончил, скажем, почти закончил, потому что без меня этот рассказ не получится – я один из героев этого сюжета. Ничего в этом странного нет, я же автор, поэтому, по блату, отведу себе тут не последнее место. А автор я не потому, что это все придумал, а потому что я единственный из нас умел нажимать на клавиши клавиатуры, когда-то еще в юности поверив герою очень сильно взволновавшего меня фильма.

Фух, вступление я закончил. Если где опечатки, то не ругайте, значит, в какой-то момент не хватило воли дожать клавишу, кроме воли, нет у меня других средств, оказывать давления на предметы. Вам этого не понять. Потом, может, поймете, но  не торопитесь, это от вас не уйдет.

 

А теперь картинка.

Дачный, «сборно-щелевой» домик на шести сотках в пригородах Ленинграда (извините города Петра), веранда, ночь, сквозь перекошенную дверь на пол ветром заметает  снег, который не тает, потому что не топлено, электричество отключено много лет назад за неуплату, короче вам бы было зябко и неуютно, а нам очень даже классно.

Мы – это я, Алла (моя бывшая одноклассница) и Мишка, который прибился к нам не так чтобы давно.

Алла была в меня «тайно» влюблена еще в школе. Почему в кавычках? Да потому что об этой влюбленности знали все, включая меня. Но я сох по Левизиной, которая на меня даже не смотрела. Алла меня не волновала, вот ни на йоту. Я даже не заморачивался, многие тогда на меня заглядывались – я был высокий, крепкий парень, учился лучше многих, мордой был не противен, имел хорошо подвешенный язык, фигурой вызывал зависть многих одноклассников, родители были остепененные всякими там званиями, значит и одевался я лучше большинства.

Короче, баловень судьбы.

Я тут распинаюсь, чтобы ввести вас в курс дела.

А дело было так: после школы мы с Алкой не виделись пятнадцать лет, а потом случилась встреча одноклассников. Там  все, как полагается, напились, и оказались мы с ней в одной постели в третьесортной гостинице, около станции метро «Черная речка», и так все это было неудачно, что даже неприятно вспоминать. Она нервничала, дергалась, мне было пофиг, болела голова, короче, удовольствия – ноль. Алла к тому времени уже прибывала в состоянии разведенки, а я вообще ни разу семьей за свою жизнь не обзавелся, сначала выбирал-взвешивал, потом так уж привык, что и не захотелось ломать стиль жизни.

Переспали мы, реализовала она, как я понимаю, свою детскую мечту, а я влип. Как-то жалко мне ее стало, и потянулись годы (страшно сказать, десятилетия) нечастых встреч на казенных кроватях, хотя, пару раз и у нее дома встречались, когда ее дочка уезжала на лето. Все было для меня в тягость, но объявить об этом во всеуслышание, я не решался, видать образование и воспитание мешали. Постепенно оно все, как-то само собой утихло, прекратилось, даже почти забылось, а потом, уже через много лет, мы с ней опять встретились в столовой ракового корпуса в Песочном – оба мы были заядлыми курильщиками, вот и свела нас эта привычка с одинаковым диагнозом и перспективой.

 Мы и покинули свои палаты, практически, одновременно.

Первое время мы у нее на даче, про которую я говорил, вдвоем встречались, сидели, молчали или что-нибудь вспоминали. Иногда кто-нибудь заходил, но не задерживался, а вот Мишка прикипел как-то незаметно, ненавязчиво, сдружились даже.

С этим домиком тоже как-то все не радостно.

Я же помню, как Алка горбатилась, на электричке и собственной спине таскала сюда все из города: материалы, рассаду. Как она мечтала, что оставит дочери и внукам прекрасный сад-огород, домик на свежем воздухе. А вышло что? А ничего. Никому не надо ее те старания. Плевали все. Все изменилось – теперь проще купить на рынке или в супермаркете, а в отпуск не на грядки, а на курорт, да еще заграничный, где не ты кланяешься взошедшей рассаде, а тебе кланяются официанты, подавая такие фрукты и овощи, каких в наших местах никогда не вырастишь. Так и канули в лету все старания Алки, вся ее забота о будущих поколениях, все эти наши советские представления о счастье и удаче. Порос бурьяном участок, погибли выращенные  неимоверными усилиями кусты и деревья, вся вложенная в них любовь выветрилась, улетучилась, исчезла, не востребована она оказалась. Покосился домик, просел на один угол, где женские руки неумело залили бетон в опалубку, треснули стекла, искривились рамы, перестали закрываться двери, осыпались кирпичи печки – когда-то Алкиной гордости – своими руками сложенной. А главное, поселилась на этом участке пустота, никто сюда не приезжал.

Только мы теперь в домике и бываем. Зато никто не мешает, тоже плюс.

- Вадик, что это ты в задумчивость впал? - нарушила тишину Алла.

Я посмотрел на нее: в размытой грязными стеклами лунной подсветке ее фигура была неестественно расплывчатой, угадываемый в полумраке силуэт – необъятен, очертания обвислых, тяжелых грудей на фоне подсвеченного отраженным за окнами сугробами светом, не вызывали приятных ассоциаций.

- Извини, что-то вспомнилось прошлое.

- Мазохизм?

- Что-то в этом роде.

-  Вы, кончено, будете мне не согласны, но я думаю, что нам пришло время развлечься, - вмешался Мишка, колыхнув нечеткими контурами своего необъятного живота, - не говорите, что вам это наплевать. Вижу, что вам уже  волнительно от одной мысли о хорошем развлечении. Вам не скучно со мной спорить?

- Мишка, мы не спорим, - вздохнул я, - твои предложения?

- Предлагаю Калининград. Я не буду возвышать голос, что там давно власть закрыла  и «Ольштын» и «Зарю», но мне совсем не безразлично потайное казино на Галицкого. Хотя, я по сею пору не могу забыть нечеловеческие ощущения от зеленого сукна в «Заре» на проспекте Мира. Как меня чаровал старинный красный кирпич в подвальном туалете этого прекрасного заведения.

- Миша, ты будешь нам рассказывать про портрет незнакомки? – Алла откинулась на спинку стула.

- Аллочка, вы куда-то имеете желание торопиться? Не надо. Поспешность не красит вас, мне приятно, когда вы не торопитесь, вам идет образ дамы, а не неприличная торопливость. Вашей фигуре не надо суетливость. Она вам не к глазам. И я бы вас просил, тот портрет не трогать словами. Там нет слов. Там есть только чувства.

Про этот портрет, который висел когда-то в холле казино «Заря», мы слышали уже сотню раз. Миша рассказывал, что играл только за одним из столов, только сидя на одном месте, с которого были видны глаза женщины, изображенной на этом портрете. По его утверждению, открывая розданные ему карты, он первым делом смотрел на портрет, вчитывался в глаза изображения, и только после этого принимал решение – пасовать или продолжать. Как бы мне хотелось когда-нибудь увидеть этот легендарный портрет, взглянуть в глаза этой необыкновенной, по словам Миши, женщины и может быть тоже принять какое-либо решение. Хотя, если быть честным с самим собой, то никакое мое решение уже ничего не изменит.

- Миша, хочешь игры? – спросил я. – Надо тогда еще за психом заскочить.

- Вы меня спрашиваете, хочу ли я игры? Вы хотите надо мной смеяться? Вы серьезно имеете мысль, что я могу не хотеть игры? Вадим – вы казались мне до той минуты вполне разумным человеком.

- Миша, кончай придуриваться. Алла, если у тебя нет других планов, может, смотаемся? – спросил я.

- Я не против, - Алла встала, - не знаю, как там, в тайном казино, но балкон «Зари», где подавали отличное горячее и напитки я буду помнить всегда.

- За психом заскочим? – уточнил я.

- Конечно, - Алла усмехнулась, - без него, какой смысл?

С психом мы познакомились случайно.

Когда Мишка появился в нашей компании, то он довольно быстро приучил нас к путешествиям в Калининград – город, который он, по всей видимости, очень любил, хотя по происхождению не был калининградцем, родился где-то на юге, успел пожить во многих городах Союза, в результате обосновался в Питере.

И вот в какое-то очередное посещение этого города королевской горы мы шатались по улицам, а на одном из переходов, скользя сквозь несущиеся машины, мы услыхали резкий скрип тормозов и с удивлением уставились на замерший перед нами «жигуль». Водитель, высунувшись из открытого окна, крикнул:

- Ну, нелюди, чего замерли, переходите.

Мы были в шоке.

Первым пришел в себя Мишка:

- Извините, вы имели с этим к нам обратиться?

- А к кому еще? -  с возмущением крикнул мужчина из «жигуля». – Остальные тут все нормальные.

- Вы чем-то считаете нас ненормальными?

- Слушай, призрак, ты или иди, или я поеду.

- Не хрена себе! – резюмировала Алла.

- Ты кто? – уже пришел в себя и я.

- Я – Василий, - машин в этот момент рядом не было, была уже ночь, и мужик распахнул дверь и вышел на мостовую, - Вы чего, действительно, есть?

- Ну, это вопрос, который до сих пор никто не позволил себе решить, - ответил Мишка.

- Эй, ребята, вы только не исчезайте, а то меня опять заберут, - Василий приложил ладони к груди и умоляюще смотрел на нас, -  я же псих, и они, - он неопределенно взмахнул руками, - опять меня упекут.

- А вы не говорите никому, - философски предложила Алла.

- Как же я могу не говорить? Это же факт, это же научный факт. Нельзя это скрывать, это же…

- Слушайте меня, - перебил его Мишка, -  не надо мне убеждать, что я не имею понятия о жизни. Вы еще начните мне говорить, что придете в участок и будете всем убеждать, что я явился вам, как тень отца Гамлета. Я бы никакой минуты не имел сомнения, что ваш рассудок ночует не вместе с вами.

- Ты хочешь меня обидеть? -  у Василия на глазах навернулись слезы. – Ты как они?

- Нет, я совсем как не они! – Миша примирительно поднял силуэт рук. – Я противоположенный. Но вы не имеете от природы права меня видеть. Это бред наивысшей категории. Вы меня абсолютно убиваете, имея этот разговор.

Пререкания заняли еще какое-то время, а потом мы убедили Василия ехать домой, пообещав его сопровождать.

Его квартира на Маршала Борзова оказалась обычной однокомнатной «хрущевкой», на кухне которой мы и расположились.

Хозяин жилплощади постепенно свыкся с тем, что мы существуем, и что он нас видит и слышит, чем нас крайне удивил.

Мы тоже имели свою часть удовольствия от этой встречи: я с неимоверным удовольствием втягивал воздух, пропитанный табачным дымом, я склонялся к столу, на котором были рассыпаны несколько сигарет и, зажмурившись, наслаждался ароматом табака.

Алла, не скрывая удовольствия, наблюдала, как Василий заливал в себя одну за другой стопки водки. Мне даже казалось, что она делает глотательные движения одновременно с ним и немного морщится, в ее глазах была пелена мечты – не было тайны в том, что Алка начала спиваться, когда ее дочка уехала на Дальний Восток с мужем, не писала и, практически, не звонила.

Мишка же получал удовольствие, наблюдая за нашим.

Добрый он и понимающий.

Когда алкоголь в квартире закончился, а хозяин окончательно поверил в наше существование, а потому возымел неотвратимое желание немедленно добавить, на сцену вышел Мишка, почуяв, что настал его черед кайфовать. Пару часов он разъяснял Василию правила игры в покер, а потом мы (Василий реально, а мы в качестве невидимого довеска) на такси помчались в одно из подпольных казино, которыми город был напичкан, но которые, как и мы, были не видны непосвященным (Мишка знал их все).

И там наступил звездный час нашего с Аллой друга.

Вы бы видели, как Миша светился, когда перед его взором Василий раздвигал розданные ему карты, как Миша закатывал глаза, как он вздыхал, как он порой потел, как он ликовал, как он дрожал, как он реально жил.

По его указке я, как единственный из нас умеющий оказывать давление на реальные предметы, нажимал на край карт, которые надо скинуть. Василий был послушен. Он ни черта не понимал в игре, поэтому по его глазам остальные игроки ничего не могли прочесть. Он монотонно повторял слова Мишки, которые не были слышны присутствующим, об увеличении ставки при нулевой комбинации на руках. Подсказанный моим товарищем блеф никто бы не мог разгадать, глядя в пустые глаза психа, которого мы нашли к своему удовольствию на дороге.

Василий был реальным психом, у него даже справка была, права на вождения автомобиля он купил, потому что никто бы ему их не дал. Он состоял на учете еще с детства, когда его мучили какие-то видения и явления. Несчастный, одинокий, заброшенный всеми человек вынужден был коротать время с такими, как мы, окружающие от него шарахались, избегали, косились, не воспринимали.

Так было приятно смотреть на его искреннюю радость, когда мы появлялись у него – он раскрепощался, говорил, делился новыми впечатлениями, переживаниями, советовался и не скрывал слез, когда мы собирались прочь.

Наши походы в казино стали со временем регулярными, являясь для нас отличным время препровождением, а для Василия – поддержкой бюджета.

С удовольствием он забирал из кассы казино выигрыш, незамедлительно пропивая его на  своей кухне в нашем присутствии. Но часть денег все же прятал в верхний ящик серванта в комнате:

- И у меня есть, о ком позаботится, - объяснял нам.

 

В этот раз, явившись с Алкиной дачи в квартиру на Борзова, мы застали товарища в совершенно потерянном состоянии. Он был пьян, но не опьянен, его мысль была ясна и четка, алкоголь не мог ее утихомирить – Василий переживал. Он переживал отчетливо, не скрываясь, не пряча своего отчаяния, его душа бурлила против несправедливости и собственной неспособности что-то исправить:

- У соседки сын погиб. Он совсем еще мальчишка, двадцати не было! – шаря под столом в поисках глотка в катавшихся там по полу бутылках, хозяин квартиры соскальзывал с табуретки, поднимался на четвереньки, опять садился, опять склонялся, падал и так много раз.

Мы молча наблюдали за ним, не зная, что сказать.

Он чувствовал, что мы уже здесь, он, как мы знали, никогда не говорил вслух, если не был уверен, что в квартиру кто-то (что-то) явился.

- За что? Он же такой был… Ему же вообще…, - Василий опять упал на пол. – Что смотрите? Вам плевать? Для вас все уже позади! Нелюди вы!

- Вы имеете желание нас обидеть? – примирительно нарушил наше молчание Мишка. – Мы, как не поверите, здесь уже неприлично много времени. Вы такую имеете привычку встречать гостей? Уважаемых, я не позволю себе стесняться это сказать.

- Миша, я не знаю, как мне теперь? Ты не представляешь, я же его с младенчества знаю, у Марии же не было мужа никогда. Я же его, Егорку, всему учил. Я же их, как мог, поддерживал. Помогал… Ты не поверишь, я не могу себе представить, как мне теперь!

- Все когда-то заканчивается, – Алла села на табурет и показала мне на стакан у раковины, в котором была налита водка, но про который, похоже, Василий забыл.

Я напрягся и сдвинул стакан, чтобы тот звякнул об край раковины. Как все же мне повезло, что тогда в юности, смотря этот прекрасный фильм, я поверил, что это возможно, как я тогда, еще не понимая всей ситуации, не усомнился в уроках этого киношного призрака на платформе американской подземки.

Василий встрепенулся, дотянулся до сосуда и выпил.

Это, похоже, было последней каплей, позволившей ему забыться, голова упала на локоть, лежавший на столе, раздалось сопение, а потом и храп.

- Игра ушла в совсем никуда, - вздохнул Мишка, - мы не вовремя.

- Может как раз вовремя, - Алла с сожалением смотрела на взъерошенный затылок психа.

- Аллочка, не надо иметь мысль, что алкоголь способен утихомирить душевную бурю. Вы, при всем моем к вам уважении, совершенно не в том русле мыслите. Алкоголь убивает саму суть, он усыпляет азарт, а, как вы мне не убеждайте, без азарта жизнь – это почти как смерть, да пусть никто не услышит это слово!

- Миша, тебе все об игре, - махнула рукой Алла.

- Сердце мое, вы, как позволено женщинам, не имеете никакого знания о том, что я вам говорю. Азарт – это не игра. Азарт – это то, что не дает нам умереть еще при жизни. Вы хотите мне сказать, что вы без азарта имеете жизнь. Вы хотите произнести глупость. Эта глупость сгубила многих хороших людей. Вы, как вам и полагается, под азартом видите только шанс получить прибыль, не прилагая для этого сил. Но это же глупость! Азарт и игра – это две большие разницы. Игра – это мастерство и везение, а азарт – это такая вещь, которая двигает всеми существами, имеющими разум. Зачем вы впустую тратили время на образование себя, как индивидуума? У вас, не пытайтесь мне говорить – нет, был азарт познания. С какого перепугу вы имели смелость производить на свет потомков и воспитывать их? Вы имели азарт создать великолепное дитя. Вы имели азарт сделать его лучше, чем это удалось вашим соседям и даже вашим друзьям. Вы хотите мне убедить, что это не так? Вы же не хотите, чтобы я видел, что вы не умнее, чем все, кто так думает? Только азарт двигает всеми, кто имеет смелость относиться к себе, как к человеку.

- Миша, - прервал его я, - может, перенесемся к могиле Канта, она тут на острове. Вдруг он явится, и ты будешь иметь возможность поспорить с ним.

- Вадим, не надо говорить мне то, что вы не понимаете. Кант не будет иметь желания к нам явиться. Мне говорили, что он появляется очень редко. У него нет столько свободного времени, чтобы он раздавал его каждому встречному. Вы считаете, что мы не имеем своего ума? Миша никогда не жил чужим умом…

- Миша, я тебя расстрою, ты уже давно не живешь…

- Вы хотите сделать мне неприятный намек? Вадим, я никогда не позволял себе говорить вам неприятно. Воспитание – это такая важная вещь, которая не пропадает после смерти.

- Ща! Мальчики, вас понесло, - прервала нас Алла, - что будем делать?

- Имея взгляд на это тело, - Миша кивнул на спящего Василия, - у меня есть мысль, что в казино нам не суждено никаким смыслом.

- Как бы этому созданию помочь? – Алла с сожалением смотрела на спящего.

- Вы имеете желание кому-то помочь? Вам есть шанс. Вы никогда не спрашивали у меня, чем мне помочь?

- Миша, не смеши.

Миша кривил душой. Мы ему помогали так, как могли. Он частенько рассказывал про некоего Семена Карловича, который, пока Миша был жив, пытался несколько раз «отжать» его бизнес (бизнес, кстати, был не хилый и очень доходный). Наш товарищ утверждал, что ему каждый раз удавалось вывернуться, но нервов и здоровья эта война отняла много, может и ускорила Мишкино присоединение к нашей компании. «Я хочу, чтобы его нервы тоже имели проблемы», - говорил Мишка, и мы это устраивали.

У Семена Карловича был ювелирный магазин на Невском. Мы иногда являлись туда по ночам, я что-нибудь ронял, разбивал застекленные прилавки, потом, если удавалось, то закатывал что-нибудь дорогое под кассу или в какую-нибудь щель.

Утром же наблюдали за нашествием милиции, за хватавшимся за сердце Семеном Карловичем, за установкой все новых видеокамер, датчиков движения и прочих современных систем безопасности. Веселились от души, выжидали, пока все успокоятся, приходили снова и устраивали новый погром, со смехом заглядывая в окуляры видеокамер, понимая, что они нас не видят.

Только псих умел нас видеть, такая у него была особенная способность, которая, видимо, и привела к тяжелому диагнозу.

Я вздохнул, отбросил воспоминания о Мишином конкуренте, вернулся мыслями на кухню к товарищам.

- Алла, вы совсем не хотите меня понять. Я же не клоун коверный. Я же вам, как почти друг, но никто никогда не задал вопрос, Миша, а что тебя волнует?

- Миша, в нашем положении волнения как-то не укладываются в общую картину.

- Аллочка, волнения – это признак того, что вам повезло иметь душу. Не надо при этом трепетать, не надо вздымать грудь и нервно потрясать руками. Можно просто поинтересоваться. Не надо строить из себя мать Терезу, я никогда не поднимал голос за вселенскую любовь. Это пустой звук. Может, мне так видится, важнее накормить бездомного котенка, чем бороться за мир во всем мире. Если у каждого найдется что подать котенку, то и борьба за мир станет ненужной вещью. Человечество – пустой звук, если вы не имеете способности понять того, кто рядом.

- Миша, ты проповедник просто. А вот мне интересно, кто-то хоть раз поинтересовался, а что надо мне? Кто-то хоть раз спросил, Алла, как тебе помочь? Алла, что бы ты хотела?

- Аллочка,  но есть же вот Вадим. Я же имею представление, что вы не в этом мире познакомились. Вы же почему-то и здесь вместе?

- Мы…? – она посмотрела на меня, усмехнулась. - Вряд ли к нам можно это местоимение отнести. Да, я когда-то была в него влюблена, да я потом неудачно вышла замуж, да я родила дочь, да муж меня бросил, да я не могла найти с дочерью общего языка, а ее отец смог. Он был ее другом, а не я ее подругой. Это отец ей объяснял, что мама – это главный человек в жизни. Не удалось мне этим человеком стать. Вадим? Ну да мы периодически спали вместе, по-моему, он даже пару раз решился сходить со мной в театр и ресторан. Я же видела, что связь ему в тягость…

- Ну, ты кончено… - пытался вмешаться я.

- Ладно, Вадик, какое это теперь имеет значение. Теперь вообще ничто не имеет значения. Жизнь скоротечна, и у меня она как-то пронеслась мимо, я даже не ощутила, а была ли она, как будто все время чего-то ждала, а дождалась только смерти. Одиночество, разбавленное несколькими встречами, даже нет желания оглядываться.

В кухне повисла тишина, нарушаемая только храпом Василия.

- Вот как ему помочь? – пожала силуэтом плеч Алла.

- Никак, - Миша перемесился к окну, выглянул на улицу, - зима, а у них здесь даже снег не появился. Аллочка, каждому есть, на что посмотреть назад, хотя, я имею понятие, что, если вы смотрите назад, значит, вы повернулись к будущему, прошу прощения, задом.

- Миша, о каком ты будущем в нашем положении?

- Аллочка, я о будущем тех, к кому еще оно имеет свое отношение. Мы не перестаем существовать, даже если нам было велено сказать жизни, прощай. Вы меня удивляете!

- О чем ты, Миша, дочь не слушала меня и при жизни, а про тебя я не могу сказать, что ты подразумеваешь?

- Аллочка, я не позволю себе сказать, как вы, что в моей жизни все не удалось. В моей жизни была Соня, в моей жизни была Светочка, но в моей жизни была и печаль.

 

И вот на грязной кухне Василия, под аккомпанемент здорового храпа мы услышали краткий пересказ жизни Мишки в его исполнении. Я приведу это повествование своими словами, чтобы убрать много лишних, на мой взгляд, речевых оборотов, которые использовал оратор, иначе рассказ мог бы превратиться в повесть, а то и роман.

Отец героя между своими недолгими, но и нередкими отсидками за расхищение социалистической собственности успел вложить в сознание сына, что всеобщее равенство и братство придумано серостью, которая сама ничего создать не может, поэтому живет за счет того, что делит между своими членами отнятое у тех, кто способен на созидание. Начал Мишка создавать свой бизнес еще тогда, когда это каралось. Был удачлив и хитер, уголовный кодекс знал, а вот с пунктами уголовно-процессуального на практике сумел не познакомиться. К началу эры свободы зарабатывать он уже имел приличный капиталец и развернулся в полную силу.

Не хлебом единым…

Вложил в душу Мишки отец и еще один постулат – если ты выбрал себе жену, то ни на секунду не сомневайся, что с этой минуты – это твоя единственная женщина, одна на всю жизнь, потому что ты ее поманил за собой, ты взял ответственность, ты принес клятву…

«Ты имеешь мнение, что эта красотка свела тебя с ума? Это здорово, но ты повидайся с ее мамой. Ты внимательно сосредоточь глаза на ее морщинах, на ее обвислой груди и толстом заде. Пририсуй туда лицо своей избранницы, ты готов еще с ней жить? Вот так мне папа объяснял».

«Есть две вещи, которые ты не можешь не думать даже во сне. Это благополучие твоего дела, которое, если ты на минуту отвлечешься, начнет уплывать из рук. И второе – это твоя жена».

Мишка очень серьезно воспринял учение отца.

Соню он встретил, когда ему было уже под сорок. Эта яркая брюнетка помрачила рассудок Мишки сразу и навсегда. Он понял, что больше нет смысла искать, он нашел. Эта мысль возникла однажды, и больше ее Мишка не думал, он просто ей поверил, осознал, он прочувствовал и женился.

Соня была на десять лет младше нашего героя, и она имела одну основательную проблему, которую удалось прояснить уже после свадьбы – Соня была бесплодна. Мишка сократил несколько направлений бизнеса, вывел из дела уйму денег, грохнул их на лечение жены, но все было напрасно, природа не сдавалась под напором денег.

Как не носил Мишка свою супругу на руках (во всех смыслах этих слов) зародившийся в ней комплекс неполноценности начал разрастаться, заполнять и порабощать рассудок. Она с криком просыпалась среди ночи, ей снилась несбыточная дочка, которая падает с качелей и разбивает лицо. Она непроизвольно, когда задумывалась, начинала раскачивать нафантазированную коляску, прижимать к губам палец: тише, не разбуди, она только уснула.

Мишка думал, он думал только о жене и ее психике, он так сильно об этом думал, что начались проблемы с бизнесом, но он помнил слова отца, что, взяв на себя ответственность за другого человека, нельзя отвлекаться на что-то еще. Он свято верил в этот принцип, он не спал, он исхудал, даже пришлось купить несколько новых костюмов, старые висели на нем, как на вешалке.

Мишка решился и ни с кем не посоветовался, даже с Соней. Он удочерил Свету в одном из Питерских детских домов, уж очень это ангельское создание напоминало Мишке его единственную Соню, ради которой он готов был на все, как завещал отец.

Это решение сломило рассудок жены окончательно.

Ее начали мучить кошмары, что она рожает свою дочку и убивает приемную, чтобы не делить свою любовь. Были неоднократные попытки суицида, были приступы, были… Короче, была жуть.

Соню госпитализировали.

Ежедневно Мишка появлялся в лечебнице, но процесс усугублялся, Соня перестала узнавать мужа и кого-либо еще. Она целыми днями возила выдуманную коляску по длинным коридорам корпуса, она твердила, отдайте Свету в детдом, иначе будет страшное…

- Только не имейте сил сказать, что я не сделал все, что было возможно, - Мишка стоял к нам спиной, устремив взгляд на бесснежный зимний Калининград. – Я не спрашиваю, чтобы меня успокаивали. Соня жива и теперь, она там в клинике. Она не имеет сознания, она, как мы, ей хуже, чем нам. Я тут, я весь в надежде, что она перейдет сюда и что она меня сможет узнать и сказать: «Миша, здравствуй, мне так тебя не хватало…».

Он замолк. Пауза тянулась и тянулась, как вечность.

Конечно, он Свету никуда не отдал, он так привязался к ней, что и не представлял себе уже и жизни без этого живого, сообразительного ребенка, который так искренне тянул к «папе» ручки, когда тот возвращался домой после работы и посещения жены. Это мелкое, доверчивое создание абсолютно перевернуло Мишкину душу и приоритеты жизненного пути.

Деньги, няньки, учителя, прислуга – все это было, процесс воспитания был налажен, но это был процесс воспитания Светы, а вот процесс воспитания Мишки происходил неуправляемо, выбивался из колеи, мешал делу, когда он, сидя на важных переговорах, не мог сосредоточиться, потому что надо было узнать, не поднялась ли опять температура у дочки, утром она кашляла и чихала.

- Вот так моя жизнь изменилась так, как вам и не снилось, - Мишка отвернулся от окна, перенесся к столу, сел на табуретку. – Она оказалась очень умной девочкой, хотя это мне странно, не моя же кровь. Я имел просто понимание, какого ребенка выбрать. Она сейчас унаследовала мой бизнес. Я имею возможность подсматривать за ее руководством, и не говорите мне, что она не правильно действует. Она просто моя дочь.

- Что же тебя волнует? – спросила Алла.

- Аллочка, вы просто имеете шанс поражать меня своей наивностью. Вы создаете впечатление, что вчера родились. Вы, извините, ни разу не видели жизнь?

- Миша, утомляешь, - Алла улыбнулась, по крайней мере, мне так показалось, очертания ее губ чуть растянулись, но начинало светать и наши силуэты уже не были достаточно четки, я мог и ошибиться.

- Аллочка, я кончено приношу свои извинения, но вы никогда не присутствовали в образе молодой, красивой и очень богатой девушки. Я очень сожалею, что вынужден иметь возможность открыть вам глаза.

- Можешь не продолжать, я не дура. У твоей Светы появился хахаль?

- Это не хахаль, это исчадье ада. Это жуткое создание, которое нацелилось на мою дочь и на мои деньги.

- Миша, твоего там уже ничего нет,  - вмешался я, - ты можешь объяснить толком, без твоих прибауток.

- Вадим, я всегда к вам относился с уважением, но зачем вы пытаетесь меня перебивать и вносить очевидные вопросы. Этот урод хочет жениться на Светлане, чтобы завладеть моим бизнесом, идеальность структуры ему не могла бы даже присниться.

- Ты уверен, Миша? – уточнил я.

- Вы спрашиваете меня, уверен ли я? Вы хотите сказать, что понятия не могу иметь о том, что говорю? Я следил за ним. Я подслушивал. Я, как вы можете иметь понятие, витал  там постоянно. Этот страшный человек совещается со своими адвокатами. Он, если вы способны это понять, имеет целью отнять у  Светы все. Он, попытайтесь напрячь ваши мысли и понять, он пытается переписать все на себя.

- Ты уверен?

- Абсолютно.

- Миша, ты считаешь, нам надо вмешаться? – спросила Алла.

- Алла, вы имеете сомнения? Это же не может быть не очевидным.

- Миша, могу сказать по своему опыту. Когда я пыталась вмешаться в жизнь своей дочери, то получалось только хуже, я становилась врагом народа, я ничего не понимала, я только все портила. Ты уверен, что мы можем что-то изменить? Мы же тени прошлого, мы же ничего не понимаем в современной жизни, мы же устарели, мы же…,  - Алла не знала, что еще добавить.

Я не вмешивался, я же не имел детей, а, следовательно, не имел опыта общения с ними, не мог оценить потенциальный результат тех или иных действий.

- Аллочка, вы имели смелость обозвать меня тенью прошлого, но вы даже не способны примерно оценить, сколько это прошлое накопило опыта. Сколько оно передает от отцов детям. Вы имели неосторожность наделить меня носителем устаревших качеств. Я не тень, я не прошлое. Я имею мнение о себе, как о хранителе накопленной мудрости, да простите вы мне мой высокий штиль. Не надо учить меня, что я жил напрасно.

- Миша, не обижайся. Давай попробуем. Я даже знаю как. Судьба же нам послала психа. Он был и будет проводником между нами и миром. Нам надо его отправить к твоей дочери, пусть объяснит все…

- Аллочка, я уже имел мысль на этот счет. Но он же пьяница.

 

Двое суток мы удерживали Василия от возлияний. Ему грозили, что больше не будет казино, больше он не сможет выигрывать уйму денег. Мишка ему обещал, что обязательно встретится с погибшим Егором и передаст парню привет от того, кто о нем заботился, Мишка обещал расспросить парня, как он относился к Василию, что о не  думал, и все это рассказать. Алла обещала посвятить Василия в некоторые результаты ее исследований, что с чем надо смешивать, чтобы добиться максимального эффекта при наименьших затратах.

Мы его убедили.

Он сломался: протрезвел, побрился, надел чистую рубашку, которую мы, благодаря моей способности, смогли вытащить ночью из магазина, протолкнув под стеклянную дверь в Кловер Сити Центре, повязал галстук, который нашелся в его шкафу, причесался и добрался на такси до Храброво, где храбро залез в самолет и вознесся в направлении Питера.

Как давно я не летал на самолетах. Помню при жизни у меня сердце уходило в пятки при турбулентности. Теперь я по привычке тоже вздрагивал при начале качки, когда самолет переходил границу суша-море, даже смешно стало.

 

Василий встретился со Светланой в ее офисе.

Она с удивлением смотрела на необычного посетителя и ждала, что он скажет. Василий волновался, а потом, махнув рукой, отрапортовал:

- Меня просили вас предупредить по поводу вашего ухажера.

Светлана прыснула, прижала руку к губам, но, не сдержавшись, расхохоталась.

- Вы девушка напрасно так. Я вам конкретно серьезно говорю. Меня ваш папочка просил сказать…

- Вы с ума сошли? – Света мгновенно стала серьезной. – Мой отец умер несколько лет назад.

- Я знаю. Но вчера мы у меня на кухне как раз это обсуждали, что вы не поверите. Он меня предупреждал.

- Вы бредите?

 - Я вам говорю честную правду. Я с ним знаком, его зовут Миша, он заядлый картежник, он очень хорошо умеет играть.

Светлана насторожилась:

- Что вы еще знаете?

- Он сказал, что не надо бояться пукнуть, когда кашляешь.

Света замерла, на глазах набрякла слезинка, дрожала на реснице, не решаясь сорваться:

- Откуда вы это знаете?

- Он сказал, что это ваша тайна, что никто больше не знает.

- Откуда вы это знаете?

- Он сказал, что вы должны поверить. Он просил передать, что он помнит, как вы прилепили жвачку к его креслу на работе, когда он вошел в кабинет. Он же запрещал вам жевать жвачку. Это же вредно для желудка. Он сказал, что вы должны помнить, как он сел на нее, а потом прилип к креслу.

- Откуда вы это знаете?

- Он мне вчера рассказывал.

- Вы сумасшедший?

- Да, я псих, я вижу приведения и умею с ними говорить. У меня есть справка. Еще Миша обещал на том свете встретиться с Егором, это парень, которого я очень любил, но он погиб несколько дней назад. Я хочу, чтобы Миша передал ему привет и сказал, что я очень без него скучаю, что я люблю его, что мне без него стало одиноко. Я этого не знал, пока он был рядом, а потом понял. Миша просил передать, чтобы вы не переживали, что у него все хорошо, у него там друзья появились.

- Уйдите, прошу вас, не надо, за что…

- Вы мне не верите?

- Нет.

- Но это правда. Зачем мне врать?

- Этого не может быть.

- Но это есть. Странно, почему никто не верит. Я же верю, я же их вижу. Они же есть.

- Что вы от меня хотите?

- Миша сказал, что ваш жених пытается переделать на себя фирмы вашего папы…

- И что? Это я его попросила. Он лучше сможет с ними управляться, я не понимаю, что в этом плохого. Откуда вам все это известно?

- Миша сказал.

- Прекратите, что за спектакль? Откуда вы свалились?

- Из Калининграда?

- Из Калининграда? Вы там с папой познакомились? Он там часто бывал. Любил этот город.

- Да, там. Мы познакомились год назад.

- Папа умер пять лет назад. Зачем вы это придумываете? За что вы надо мной издеваетесь? Кто вы?

 

Разговор кончился ничем. Света расплакалась и выгнала Василия, а через неделю она подписала договоры о передаче всех своих прав по управлению компанией своему жениху.

Свадьбу они сыграли через месяц.

Она так и не поверила в то, что Василий приходил от Миши. Странно было бы, если бы поверила. Я бы не поверил на ее месте, такого не бывает, пока сам не окажешься в такой ситуации.

 

Через год Света развелась, осталась без средств, компания по брачному контракту перешла к ее бывшему мужу. Бумаги были составлены очень толково, не подкопаешься.

Еще через два года она вышла замуж за преподавателя из Политеха. Сейчас у них двое чудных сыновей, живут в «двушке» на Бутлерова, счастливы, купили участок шесть соток, планируют строить дачу.

 

- Миша, глядя на тебя, я отказалась от идеи смотаться на Дальний Восток, посмотреть, как живет моя дочь, хотя, я думаю, у меня накопилось много советов, как ей лучше строить свою жизнь, - Алла встала и отошла к окну веранды своей дачи, выглянув на улицу, где в ночи так прекрасно завывала вьюга.

 

P.S.

Мы любили на Алкиной даче говорить о мечтах, вспомнились Мишкины слова:

- Мечты, все вокруг имеет основание состоять из мечтаний. Мы всю жизнь мечтаем. Сначала мы мечтаем покорить мир, покорить всех девушек мира. Мы имеем смелость мечтать - заработать все деньги мира. Потом мы начинаем мечтать о конкретной девушке и о том, чтобы она стала женой и была самой красивой на свете, о том, чтобы заработать на новую огромную квартиру и хорошую машину. Потому мы начинаем мечтать, чтобы жена была здорова, а денег хватило на лекарства. Потому мы начинаем мечтать, чтобы жена не мучилась болями, чтобы хватило денег на продукты. И вот приходит мечта, чтобы проснувшись утром не чувствовать болей, чтобы квартира была меньше, и у тебя хватило сил дойти из спальни на кухню. И вот, наконец, начинаешь мечтать проснуться утром.

Задумался:

- Но сколько не мечтай, никогда не получится, чтобы твои потомки умнели на твоих синяках, а не стремились набить свои. А может это и к лучшему?