Проза

 

 

Иван Иванов попытался вспомнить – ведь память и есть идентификатор человека. Нет, если разобраться, все выясняется в беседах. Пока у тебя есть накопленное – значит, и имя твое не просто так. Такое заявление навряд ли будет что-то значить в обычное жизни. Но тут все было иначе.

Мячик летал кубрику.

Первая пятерка. Иван Иванов, отец Фёдор, Юрий – учитель. Валера – токарь. Женя по фамилии Романов, водитель автобуса.

-А если поставят против нас баб? – спросил Юрий.

-Это может быть иллюзией, - ответил Иван Иванов.

-Откуда ты знаешь?

-Я так думаю. Не подумайте. Я не научный работник. Просто я был волейболистом на заводе. Вот сейчас сидел я и думал – было это или нет? И подступил комок. И я понял, что сойду с ума. Но сойти невозможно. Я просто растеряю свое самообладание. Поэтому, и вы должны поступать так же. Мы – где-то. Любое где-то выходит куда-то. Здесь нет одного выхода. Играем.

И в голове пролетели образы какого-то далеко матча – когда мячик летал по площадке, как затравливаемый кот.

Цех. Жара на улице – на максимуме. Накрутили ручкой до самого края. В ожидании игры ребята покуривают. Лучше, конечно, обойтись без сигарет – но Иван Иванов не таков. Да даже если и немного б пивка. Но нет – пусть уж оно потом, в виде поставки радости к результату. А в таких матчах очень много значит подача. Гениев тут немного, и если с одной стороны есть умелец прыгать над сеткой, то остальные могут вполне и свести нет эти труды праведные. Но не стоит принимать заводский чемпионат за несерьезный. А еще, приехала команда из шарико-подшипникового. Они там все мастера в области изделий круглых, железных, в виде какого-то символа. Знак бесконечности? Да и не совсем, а как же еще?

Иван Иванов вздохнул. Надо было начинать думать о близких.

Когда он умер? Нет. Пелена. Нет памяти. Сбила машина? Попал под поезд? Болел? Может. Нет, не может.

-Кто-нибудь помнит? – спросил он без надежды.

-Наверное, если выиграем – будут улучшения. Надо выиграть, - ответил Валера, - ты же про это?

-Наверное.

-Надо выигрывать. Как ты думаешь? Там же….

-Надо, - Иван Иванов задумался, - надо…. Словно бы это последняя сигарета. Понимаешь? Ради этого. Ты стоишь у бетонной стенки, и шеренга солдат с винтовками – даже и не враги тебе, они друзья, и ты их даже любишь. Понимаешь – в этом мире уже ничего не остается. Можешь и ненавидеть. Но уходить с ненавистью? Нет, ты смотришь на эти черные круглые дырки, из которых будут вылетать пули.

-Почему? – спросил отец Фёдор.

-Просто.

-Просто. Кто-то должен быть главным. Верно? Правильно.

-Правильно.

 

И он снова напал на свою память – словно можно было силой желания пробить брешь. Нет, это место – оно появилось недавно, и в самом начале была жуткая очередь. И все стремились к полю – и наверняка, где-то был еще один вход, и там его вымыли и переодели.

Как куклу.

Для чего тогда живет человек? Кто-то играет им? Кто-то проводит эксперименты? Но если и не дано понять логику? Все просто. Человек глуп. Вот рядом с человеком – глуп таракан. Это очевидно.

Он закурил. Сигарет было много.

-У команд пока нет названия, - проговорил он в задумчивости, - только мы. Динамо. Мы выиграем. Вещи с именами приводят к упорядоченности. У демонов также нет имен. Может – номера? Или что-то еще. Но одному я уже дал имя. Поверьте, не все потеряно.

-Ты хочешь вернуться назад? – осведомился Юрий, учитель.

-Нет. Я не хочу сдаваться.

-Но назад….

-Не важно. Хотя б и вперед. Динамо всем покажет.

 

Потом, прошли лица. Лица. Кто-то звал, и кто-то кричал.

-Это плохо, - подумал он, - ведь были же близкие? Я хорошо помню завод. Да и всех ребят я помню.  И даже результаты игр. Черт, лишь середина.

Он загрустил. Но все это было в общей линейке возможного. Нужно ли помнить, когда все напрасно? Но разве кто-то знает про ад там?

Кто?

Нет, никто.

Он разозлился. Захотелось вернуться и ударить по голове какого-нибудь ученого, ну или группу ученых – всех одним разом. Глупая пленка, задерживающая насекомых перед тем, как утонуть. Вот, что такое жизнь.

 

Потом был дебютный матч. В качестве зрителей кого только ни было. Да лучше бы и не смотреть туда. Наверное, многие еще не поняли, что команда – не набор ягнят на заклании, а – клуб с названием, а потому, были удивлены наличием стиля и почерка. А посему, Динамо выиграло в сухую. Что касается отрезания головы, то тут было не без потерь. Были потеряны Валера и Гиви. Играли его головой и выиграли. После чего голову унесли. Иван Иванов без сил опустился на площадку, и зрители кричали и требовали еще.

-Нет уж, - сказал он, - так дело не пойдет. Нет, надо играть по счету. Проигрывает команда – тогда и отрезайте голову. Иначе, так ничего не собрать. Так и смысла нет. Нужно выйти на кого-то. Пиночет. Нет, на игре, должно быть начальство. Однако, возможна ли такая категория в аду? Тем более, если это – первый круг? А вдруг – второй? Нет, очевидно, что на втором круге уже не будет памяти. Одна лишь боль. Мучение. Нет. Все команды должны быть с именами. И играть надо мячом. Но им нравятся головы? Черт.

Да, а уж после игры был вкусный обед, и даже принесли вино. И повариха, большая, грудастая, и радостная, вдруг притянула Ивана к себе и шепнула на ухо:

-Как меня зовут?

Иван вздрогнул.

-Не знаю.

-И я не знаю. Скажи.

-Но как…

-Скажи. И будет.

-А…. Ты будешь…. Наташа.

-Наташа.

-Наташа Адская.

-Почему адская?

-Ну, хорошо. Райская.

-Райская.

С этими словами она удалилась на свое рабочее место, на раздачу, и там смеялась и хвасталась. И было видно, что теперь она над всеми остальными поварами – главная, Наташа Райская, потому что у нее есть имя, а у всех остальных – непонятно что. Ах, как ее там заносило. Даже посуда посыпалась. Зато, в знак благодарности, она принесла большие бутылки с очень крепким напитком, а к ним и колбасу. И так улыбалась Ивану.  На этикетках же был изображен змей с таким количеством голов, что все это больше напоминало злой виноград с зубами.

-Это любовь, - хохотнул Юрий.

-Помянем Валеру и Гиви, - произнес отец Фёдор.

-Да. Наш игрой, - заметил Иван Иванов, - эх, почти водка. Только злее. Надеюсь, завтра у нас выходной.

 

И он угадал. Следующий день он лежал и смотрел в потолок. И немного шумело в голове. А потом – вновь поставили кровати на попа и смотрели, как вдоль гор гигантские птицы несут грешников. Но надо было и меру знать лежанию. Кто знал расписание? График ада. Порядок отправки. Нет. Надо было подниматься и идти. Нет. Да. Все было сложнее. Потому что вскоре появился менеджер, это был громадный человек-пес, и было непонятно, чего в нем больше.

-Я был тоже менеджером, - сказал он, - а оставили меня за подлость. Не было никого подлее, чем я. Но теперь я все забыл. Я только помню причину моего тут пребывания. А еще, меня привезли в лабораторию, на опыты. Хотели, может, помучить, но получилось скрещивание. А раз я не совсем человек, то, значит, и не совсем грешник. Нет, вы не думайте. Если я подлый, то разве я это помню? А еще – я был менеджером. А звали меня то ли Максим, то ли Василий. Хоть убейте, не помню, как именно. Но если бы не эксперимент, то и того бы не было.

-Значит, вот что, - сказал Иван Иванов, не вставая с кровати, - Максим-Василий. Нужно установить правила, которые годятся для игры. Сам посуди. За одну можно потерять всю команду. Я предлагаю делать так. Голову срезают для подачи, но игрок продолжает играть без головы. А как подача теряется, голову возвращает на место. Цикличность, понимаешь? Все в мире циклично. Иначе нет смысла играть, если команда исчезнет в ходе одного лишь матча. Ну и потом, надо решить, что делать с ней потом. Отправлять? Ради бога. Последний матч. Да, но как набирать очки. Решай, Максим-Василий.

-А это что у вас тут? – спросил тот.

-Сигареты.

-А это?

-Вроде водки. Райская, Наташа, стала главной на кухне. Она нам принесла.

-А можно?

-Можно. Раз мы точно определились с именем.

-Нет, слышите, - прорычал он, - там, там есть такие, у них есть зеркальное имя. А у остальных нет.

-Номера?

-Не знаю. Нет, палочки.

-Палочки, значит.

 

Правда, что тут было решать? Никто не знал. Так вот, одна рука у Максима-Василия была как у человека. А другая – как у собаки. Хвост длинный, и пушистый, как веник. Лицо как у человека, а уши – вообще волчьи. Но было видно, что парень он был не то, что добрый – но без нервных посылов. Хотя, кто тут что знает? Может быть, демоны вообще не нервничают. Выпили. Максим-Василий курил жадно. Тут он признался:

-Я только сейчас понял, что я курил. А как курю, пробегает в голове смысл. И я помню, что был собакой. И так тепло в душе. Было такое место, где я любил лежать. Я только сейчас это представлю. Как я лягу там, и так хорошо. Сейчас бы все отдал, чтобы быть там. И ничего, что собака. Вы не понимаете? Я вдруг сейчас это понял. Даже если ты лягушка. Только бы тепло было. Но и человеком я был. Две части. Собака и человек. Да по виду видно. А жил я…. А не помню. Только море там было. И на пирс я выходил и пускал самолетики. Или я в детстве помер, или только и детство помню. Это потому что курю. А дадите с собой сигарет? На досуге повспоминали.

Когда он ушел, то дали ему прозвище – лягушка. За слова его. Иван Иванов же прошел по коридору. Перед ужином. Там и встретил он другого демона, дядьку в спортивной одежде. Был белый, и от белизны этой в душе что-то опускалось.

-А где Пиночет? – спросил Иван Иванов.

-Гм. А я кто? – спросил дядька.

-Имя?

-Конечно. Я тоже хочу.

-Тренер.

-Тренер. Но я не тренер.

-Тогда ты будешь – Виктор Тренер.

-Виктор. Тренер. А что же теперь?

-Нужно решить вопрос с матчами. Мы – команда. И правила должны быть согласно чемпионату.

-Все захотят так.

-Так?

-Чтобы были имена.

-Пусть будут имена.

 

А перед самым ужином, в столовой, Иван Иванов попросил одну из поварих об окне. И правда – на кухне было окно, которое вело в бесконечную песчаную пустыню. По всему, здание, если и было это зданием, находилось высоко над этой песчаной тянучкой. Дюны уходили к горизонту, образуя бесконечную унылую покатую протяженность. И на самом краю что-то виднелось.  Поначалу Иван думал, что то – строение какое-то. То тут оно побежало. Скрылось за краем земли. Какая-та огромная сороконожка.

-А я? – спросила повариха.

-Саша.

-Я? Ура.

-Так вот.

Она поцеловала его в щеку.

Иван вернулся. Волейбольная команда Динамо ужинала. День гас – но чем он был, этот день. И кто были те люди, что приходили теперь в столовую. Лица их ничего не выражали. Но Иван понимал, что это не так. Нет, была мысль. Ей суждено было раствориться, в бесконечных реках мучений, в кислотах подземных потоков.

-Все рады, знаешь, - сказал отец Фёдор.

-Чему рады? И кто?

-Они.

-Они. Но повара – кто они?

-Я думаю, это – местные растения. Ты дал им имена. Все меняется.

-Не будем загадывать.

 

А ночь тут другая. Хотя, наверное, и здесь сны плелись, чтобы из семян дать ростки, которые бы потом вросли мозг и дали свои плоды. Иван Иванов как будто видел свою жизнь. Но снова пришел завод. Нет, не могла же вся жизнь состоять только из него? Цеха, станки, заводская столовая, курилка, какие-то лица. Надо было начать с них. Каждое лицо есть рукоятка, за которую можно уцепиться и подергать.

Лицо.

Кто ты? Ответь мне? Ответь! Квартира. Слава богу, образ жилища. Но где же близкие? Не могло же быть так, чтобы квартира была пустой.

Иван Иванов открыл глаза и закурил.

-Не спишь? – спросил отец Фёдор.

-Ищу.

-Можно ли найти?

-Буду искать вечно.

-Дай сигарету.

-Но разве ты куришь, святой отец?

-Какая разница? Разве я – это я? Сам подумай.

-Ты – всегда ты.

-Это хорошо. Разве ты так считаешь, то хорошо.

 

Он стоял на балконе. Да, несомненно, все могло стереться, словно легкие краски, но оставались сигареты. Он сосредоточился, прислушиваясь к голосам. Была ли у него жена? Но хотя бы представить её. Где она? Кто она? Почему память о ней так быстро ушла? Но проще всего было сдаться, отдавшись потокам небытия и матового света. Проиграть, и все закончится. Потом – новый круг. Но если Я исчезнет, то и все исчезнет, а значит – облегчение. Зачем барахтается оса, попавшая в сахар?

Сахар – великая смерть осы. Сироп! Даже если она выберется, никто не очистит ее крылья. Мучительная клейкая масса подчиняет. Сила, которая настолько могущественнее тебя, что бесполезно все – даже если ты – самый большой герой.

Картинка вдруг прояснилась. Он увидел шкаф. И там – грамота участника соревнований по волейболу. И он ясно увидел свое имя, написанное на бумаге.

 

Иван Иванов.

-Это главное, - проговорил он, - больше ничего. Больше ничего.

Хотелось выпрыгнуть из себя и полететь. Казалось, достаточно лишь желания, чтобы это произошло.

 

Следующий матч не начался спонтанно. Сначала появился менеджер. Максим-Василий, Лягушка.

- Будем играть по правилам, - сказал он, - нашим соперником будет полноценный клуб. СКА (Маслогрейка).

-Почему Маслогрейка? – спросил отец Фёдор.

-Там греют масло для грешников. У них никакой организации.

-А кто играет? Работники Маслогрейки? – спросил Иван Иванов.

-Нет. Покуда – просто под эгидой Маслогрейки. Надо сыграть. А там посмотрим. Если победим, дадут приз.

-Победим, - ответил Иван Иванов.

Виктор Тренер существовал со сменной головой. Он был из чистых демонов, то есть, никто и не мог точно знать, существует ли такая категория, демоны чистые – потому что он, может быть, был местный человек, обычный житель, который ходил на работу в заведения ада, и вот теперь, получив человеческое имя, он был таким же, как все. Хотя и голову менял. Да, но вскоре выяснилось, что это было нечто вроде трюка.

-Я примеряюсь, - сказал он, - я же не играл так, чтобы моя голова летала. Вчера вышел на площадку и поиграл сам с собой. Взял с собой подкрепление и методические материалы.

-А чем ты подкрепляешься? – спросил Иван Иванов.

-Кефир.

-Почему?

-Его привозят из кефирного озера. Бесплатно, не надо переживать за освежение.

-Что за кефирное озеро?

-Там топят грешников. Они всплывают, а дежурные плавают на лодках и заталкивают их назад, но они снова всплывают, их снова заталкивают.

-А были ли вы когда-нибудь как мы, Виктор Тренер? – спросил отец Фёдор.

-Нет.

-Вы уверены?

-Не знаю.

-Вспомните.

-Не помню.

Тут он, конечно, напряг свои извилины – именно той головы, что была на его плечах в тот момент, но, оказалось, в памяти его существует конкретная отправная точка – совершенно очевидная, а за ней – стена, мрак.

Впрочем, все это теряло значимость перед лицом духа спортивного и желания побед и свершений.

Иван Иванов не сомневался ни в чем – но опасался решений ранних, хотя бы внутри себя – словно некая сила могла притаиться, подслушать его и что-то испортить. В жизни обычной так боятся сглаза. Но когда нет жизни, боится душа. А когда нет души…. Но ее не будет где-то в конце, когда бесконечный серпантин, конвейер, лента раздачи остановит свое движение, и это будет последний круг. А после него – жуткое и издевательское отсутствие. А потом, что-то прорастет, другое, совсем другое, но со следами, тенями чьих-то мучений.

Но по заслугам ли это?

-Порвем СКА! – крикнул Иван Иванов.

Менеджер смотрел на все это участливо, и как-то очень уж уважительно. Да и по дороге к игровой площадке Иван Иванов раз за разом заставлял свою команду произносить лозунги. Пели песню. Придумал её Юрий. Один куплет в ней был таков.

 

Мой мяч – болид.

Он всех победит.

У ла ла.

У ла ла.

 

А стадион стал немного другим – он вытянулся в высоту, будто нарастили его, и зрители пестрели, словно обвертки конфет – все было блестяще и празднично, и выше, в отверстии от этой трубы, небо стояло ясное, необыкновенное, как глаза любви. Небо ада. Таким оно было теперь. А солнце оставалось где-то в стороне. Если солнца не было – и никто ж не знал – то тут была логика. Разве освещен ад солнцем? Но сам свет, в виде потока фотонов, откуда-то поступал.

Они вышли на площадку, и был брошен мяч. И началась игра. Согласно правилам, игрок, чья подача потеряна, остается без головы, но он и играет без головы, а потом, голову возвращают на место, и играют следующей головой. И это был большой прогресс – ибо предыдущая версия волейбола мало походила на спорт.

И был момент, когда Иван Иванов остался без головы, но ощущал он себя одновременно в двух местах. Когда летел он, то и видел все, как бы в полете, и играли им, и сильно били, заставляли лететь. А тело было жестоким механизмом, подчиненным законам логики. Но и было это много раз за матч, так как один подающий сменял другого. Выиграли они 3-0, но каждая партия не была всухую.

Зрители ликовали.

Ох, это был рык великий. И в какой-то момент словно пришло открытие – как будто стоял когда-то точно так же он, и был это другой ад, и все слова были понятны – хотя и не было в мире таких языков. Но это прошло. Вернулось ощущение насущного. В целом, все было в порядке. Отец Фёдор был плоховат на приеме. Таксист Арам – на подаче. Все остальное шло по контексту.

-Что они кричат? – спросил Иван у Максима-Василия.

-Там много диалектов. Я не все знаю. Более сотни языков.

-Но есть что-то общее?

-Да. Есть искусственный язык. Что-то вроде эсперанто. Все остальные – естественные.  Жители ада живут все по своим плоскостям, и этих плоскостей – как звезд на небе. Ад очень большой. Я сам ничего не знаю. Хотя в моей крови текут объединенные гены. Так мне сказали.

-Слышь, Лягушка, что будет с Маслогрейкой? – спросил Лёша, запасной игрок, дедушка древний, но просветленный.

-Почему я Лягушка?

-Все знают, что Лягушка, - сказал отец Фёдор, - сказано – Лягушка, значит, тому и быть.

-Ну куда? По этапу. Обычный этап. Как и всех.

-А специально?

-Нет. Обычный этап. Давайте победу праздновать.

-А шампанское?

-Спрошу.

Пришел еще и дежурный, Пиночет. Слов никаких он не говорил, но пил шампанское со всеми. Было хорошо. Были колбаса и сыр. Пришло вдруг существо на одной ноге, но с двумя головами – одно от кошки, другое от свиньи. Говорило очень гундосо. Вручало медали. Всем пожимало руки.

-Поздравляю.

-Поздравляю.

-А вы наши? – спросил Иван Иванов.

-Да. Наши.

-А кто будет следующий соперник.

-Ищем. Наверное, Сибирь.

-О, Сибирь. Из сибирского ада?

-Да. Оттуда.

Существо осталось также – употребляло пойло, какой-то красноватый бурбон, доселе никому не известный. Отец Фёдор тут рассуждал:

-А вот посмотрите. Все люди русские кругом. Даже взять Лягушку. И он русский. Значит, мы все здесь – в русском аду. А интересно бы посмотреть на другой ад. Логичность должна быть. Если есть ад русский, значит, и английский. И все прочие виды адов. А как узнать? Мы же тут, скорее всего, на весь простор – одни. Кто знает? Вот товарищ. При двух головах. А?

-Гм, - сказал товарищ.

-Товарищ будет у нас, так и будет, - проговорил Иван Иванов, - Товарищ Русский? Вот Максим-Василий же не обижается, что прозвище у него такое?

-Хорошо быть товарищем, - заключила голова свиньи, - и спорт – хорошо. И курить хорошо. Кто не курит, тот не живет.

-Курить, - вальяжно проговорила кошачья голова.