Андрей Белый в Клинском уезде (окончание)
***
Почти весь июнь 1910-го, после публикации отдельной книгой «неудачного во многом» романа «Серебряный голубь», Андрей Белый жил у матери в Демьянове: «странное восприятие мест, где я ребёнком рос». Парк, в котором он много времени проводил в детстве, показался ему маленьким. Теперь по аллеям не бродили герои сказок и древнегреческих мифов, никто не говорил о привидении, словно оно перестало там появляться, оранжерей было меньше, а шедшие от них запахи уже не казались столь одурманивающими, как ― в детстве.
В это время он работал упорно и много: писал статью «Кризис сознания и Генрик Ибсен», которая впервые была опубликована в составе его «Арабесок» в 1911-м году; собирал материал на тему: «Солнце, луна, воздух, вода, небо» в творчестве А. С. Пушкина, Ф. И. Тютчева и Е. А. Баратынского; «отрабатывал […] летнюю порцию по ритму: анализ пятистопного ямба в лирике Тютчева, Пушкина, Баратынского (материал остался в Дорнахе)».
Ему запомнились неинтересные разговоры об эмпириокритицизме с присяжным поверенным Ф. М. Часовниковым, мужем дочери В. И. Танеева, и Л. Ф. Давыдовым, которого называли тогда «блестящим учеником Витте», а также о своих «непонятных стихах» с Владимиром Ивановичем, ходившим тогда с «посохом» и казавшимся дачникам «тираном» Иваном Грозным. Прочитав за пару месяцев до приезда писателя «Серебряного голубя», Танеев узнал в бароне Тодрабе-Граабене себя и рассердился на Белого. К тому же, между хозяином имения и Эллисом (Л. Л. Кобылинским) и В. О. Нилендером, с которыми приехал в Демьяново Белый, произошёл конфликт на мировоззренческой почве. Тогда писатель решил, что ему «в Демьянове не отдых, а ― растрата нервов», потому менее чем через неделю уехал и в течение следующих трёх лет в усадьбу не возвращался.
По всей вероятности, Владимир Иванович был рассержен на Белого из-за предлинного и крайне обидного описания семьи Тодрабе-Граабенов, которая отчасти была списана с Танеевых. Все члены семейства Тодрабе-Граабенов, будь то мужчины или женщины ― «большие чудаки» с покатыми лбами, «длинными розовыми носами», покрытыми «пунсовыми жилками», и далеко выдающимися верхними губами; «было бы, пожалуй, во всех в них что-то грустно воронье, ежели бы не бледно-каштановые, необыкновенно промытые, шелковистые волоса»; при этом они не говорили, а «жалобно плакали»; баронессы же семейства «носили и подбородки», «были глупы как дребезжащие, ничем не наполненные склянки».
Ребёнком Павел Павлович, одним из прототипов которого является именно В. И. Танеев, «в ту пору, как мать […] уходила от мужа с гусаром, привязался к сестре; привязанность перешла потом в более нежное чувство». Во время учёбы в училище он узнал, что его сестра вышла замуж за Гуголева, и, потрясённый этим известием, решил жениться, причём «в выборе жены он руководствовался двумя признаками; во-первых: жена его должна была вовсе молчать; во-вторых, волосы её должны были быть тонки, как лён; на молчании своей жены да на её волосах женился Павел Павлович». После женитьбы он чем только не занимался, например, «исколесил всю Европу, отыскивая какую-то никому ненужную гравюру». В салонах он говорил «грустно и медленно, закрывая глаза, говорил с обезоруживающей убеждённостью, но говорил столь странные вещи, что вокруг него собирался кружок; после этот кружок иронически отзывался о мнениях Павла Павловича. Но пока Павел Павлович говорил, никто ему не перечил; да и трудно было ему перечить; логические посылки барона казались высоко нелепы».
Его отец, тоже Павел Павлович, «до того помешался на чистоте, что» «когда бывал у него насморк, то, чувствуя надобность в платке, он шлёпал трижды в ладоши; дверь раскрывалась и вбегали два крепостных казачка, придерживая двумя пальцами каждый за кончик совершенно чистый носовой платок; Павел Павлович брался за середину платка и громко сморкался (все Граабены сморкались необычайно громко)». Каждый раз платок был новый. Ещё отец семейства любил играть на виолончели ― и тогда он «сажал сына аккомпанировать». Однако «при малейшей ошибке симфония начиналась сначала, хотя бы и было разыграно десять страниц». Не удивительно, что его сын «смолоду возненавидел музыку». И вообще, «музыка Павла Павловича» никому не нравилась ― только он начинал играть, как тут же все разбегались. Дошло всё это до того, что «однажды он запер на ключ своего знакомого и перед ним играл много часов подряд, пока знакомый не упал в обморок. Вскоре после этого эпизода Павел Павлович отец скончался».
Александр Павлович, дядюшка, был «ещё больший чудак»: «и зиму, и лето он ходил в собольей шубе и меховой шапке»; в своём родовом имении он «с каждым годом […] урезывал […] прогулки по парку, так что к шестидесяти годам оказался загнанным на террасу, откуда кормил крошками голубей; потом Александр Павлович заключился в трёх только комнатах барского дома и, наконец, последние три года просидел безвыходно в спальне, куда к нему приводили дворовую девку, Сашку, которую Александр Павлович с необыкновенной нежностью поглаживал по плечу, но и только: ей-Богу, только всего! Сашка же ежегодно рожала детей от прохожих парней; всего удивительнее, что Александр Павлович был твёрдо уверен, что эти дети – его дети; Сашкиным детям осталось в наследство богатейшее поместье».
Баронесса Агния Павловна, тётушка, «к старости […] мыла всё, что ей ни попадалось под руки и при этом брезгала полотенцами: просушивала она свои руки, взмахивая ими в воздухе, отчего руки её всегда оставались покрытыми жёстким коростом»; «однажды с утра она вымыла шубу огромных размеров на чёрно-буром, лисьем меху – собственноручно, отчего на пальце у неё вскочил маленький прыщ; прыщ оказался сибирской язвой, от которой и скончалась баронесса».
Всё это не могло не оскорбить Владимира Ивановича и его семью.
Как бы то ни было, в романе также описана состоящая из редких и драгоценных изданий библиотека Тодрабе-Граабенов (столь же выдающаяся была у Танеевых), отображено расписание дня хозяина усадьбы, упоминаются чайные розы и купальня, но самое главное ― в произведении нашли своё отражение и Демьяново, и Шахматово. Трудно определить, какая из этих усадеб в большей или меньшей степени послужила прообразом для Гуголева, а иная ― для Целебеева: слишком много особенностей той и другой было запечатлено в обеих. Однако, пожалуй, можно говорить о том, что село Целебеево по своему описанию и своеобразию происходящих в нём эпизодов ближе к Демьянову и селу Тараканову, а Гуголево ― к Шахматову.
К примеру, в Целебееве есть колокольня, равно как и в Демьянове (в Шахматове её нет ― она располагается невдалеке, в Тараканове). Само имение «подгородное», то есть находится на окраине города или вблизи него, как и Демьяново. На территории усадьбы сдаются дачные домики. При этом Целебеево «средь холмов […] да лугов». Клинчане шутят: Клин, равно как Рим и Москва, расположен на семи холмах. Эпизод с «ударами молний» происходит именно в Целебееве (Демьяново, в памяти Белого, неразрывно связано с частыми грозами). Упоминается мельница ― в некоторых краеведческих изданиях можно отыскать неподтверждённую информацию о том, что когда-то на территории Демьянова стояла мельница.
Для Гуголева, как и для Шахматова, куда более характерна «мистическая» природа, нежели для Демьянова: протяжённые леса («лес да лес», «гребни лесные»), дубравы, болота… В сюжете «о том, как героя […] изгнали из Гуголева», можно разглядеть отдалённые намёки на ссоры между Блоками, Соловьёвым и Белым и отъезд последнего из Шахматова. А эпизод с ушедшим из усадьбы в «роковое мгновенье» Дарьяльским очень напоминает историю с Соловьёвым.
Андрей Белый и А. А. Тургенева, 1912
Тем июнем в Демьянове Андрей Белый также встретился с «бывшим учителем» К. А. Тимирязевым («…он в коляске сидел в тени лип, иль прихрамывал, опираясь на палку»; «он был очень приветлив»), его сыном ― Аркадием («пустым и никчёмным»), а также с А. М. Васнецовым, который писал тогда этюды с «демьяновской» натуры. Последний говорил «с подъеданцами по […] адресу» писателя. Спастись от разговоров Белый мог только «в усиленной работе»: «Работал я бешено, отдавая и дни и ночи ритмическим вычисленьям и пишучи статью».
Переписывался с будущей женой ― Асей (Анной Алексеевной) Тургеневой, родственницей И. С. Тургенева, которую Белый, равно как и её отец, называл так в честь героини повести великого писателя. В те дни он читал Г. Ибсена, Г. Брандеса, «Критику чистого опыта» Р. Авенариуса, «возвратился по-новому» к Э. Гуссерлю.
Васнецов Всеволод Аполлинарьевич
1901 — 1989
Всеволод Аполлинариевич Васнецов, сын А. М. Васнецова, спустя годы вспоминал: «На моей памяти дважды приезжал в Демьяново к своей матери Бугаевой Андрей Белый. Узнав о его предстоящем приезде, мы, ребята, ожидали его с большим интересом. Нам почему-то казалось, что раз писатель, то он должен быть большим, оживлённым, громогласным и всё время рассказывать о чём-то интересном, увлекательном. Но он нас совершенно разочаровал своим обликом. Небольшой, щупленький, он ходил по парку какой-то странной ныряющей походкой. Он не ездил верхом, не ходил на охоту, не ловил рыбу, не рассказывал увлекательных историй. В общем, не занимался тем, чем, по нашим понятиям, надлежало заниматься настоящему мужчине, да ещё писателю, на которого все смотрят. И мы быстро потеряли к нему всякое уважение… Не пришёлся Белый ко двору в демьяновском обществе. Здесь он не нашёл почитателей своего декадентского творчества, широкая образованность В. И. Танеева, его острый язык и сарказм не пришлись ему по вкусу. К В. И. Танееву он относился с явной антипатией».
***
25 апреля 1913 года Белый по возвращении с Асей Тургеневой из-за границы писал А. А. Блоку: «Может быть, если Ты будешь в это время уже в Шахматове, Ты приедешь к нам в Демьяново (это под Клином ― провести денёк, два…)».
26 марта он писал матери о своём запланированном приезде с Тургеневой в Демьяново: «Если этот приезд неприятен В. И. Танееву, то ведь мы едем к Тебе, а не к нему. И он просто может не видеть меня; я же в свою очередь буду стараться избавить его от своего присутствия».
Конец мая и начало июня 1913-го Белый провёл в Демьянове вместе с Анной Алексеевной, с которой, правда, «мама не ужилась». Так что оба «держались уединённо», иногда встречались в парке с Танеевыми и К. А. Тимирязевым. А. А. Блок, кстати говоря, так и не смог приехать. В то время Белый искал деньги на поездку за границу, работал над седьмой главой романа «Петербург», небольшая часть которой была написана и в усадьбе, здесь же он отрабатывал конспект курса из 10 лекций «Оккультные основы Бхагават-Гиты» и записывал конспект лекций Р. Штейнера. В том году он пробыл в Демьянове всего несколько дней.
***
В конце августа 1916-го ― в год выхода отдельным русскоязычным изданием романа «Петербург» ― Белый ненадолго приехал к матери в усадьбу. До этого он писал ей из Петрограда, после поездки в Швейцарию и Германскую империю: «Милая мамочка, приехал. Не знаю, где Ты: в Демьянове или в Москве. Если в Москве, телеграфируй, куда ехать к Тебе: в Москву или в Демьяново». А уже через три дня им была послана ещё одна телеграмма: «Милая, родная, дорогая мамочка, целую, целую: в среду, в четверг еду в Демьяново… Радуюсь, что увидимся, наконец… Любящий нежно Боря».
Отказ Аси Тургеневой поехать с ним писатель воспринял очень болезненно. В те дни он работал над четырьмя стихотворениями: «Вячеславу Иванову», «Асе» («Уж бледней в настенных тенях…»), «Асе» («Те же ― приречные мрежи…») и «Асе» («Опять ― золотеющий волос…»), которые были дописаны уже в Москве. В одном из них ― «Те же ― приречные мрежи…» ― запечатлена «мистическая» природа Клинского уезда: «серые сосны и пни», «синие линии леса», «немой перелесок».
Тогдашнего Андрея Белого З. Н. Гиппиус описывала как «гениальное, лысое, неосмысленное дитя».
***
В июне―июле 1917 года вёл «кочующий образ жизни: Демьяново―Дедово―Поворовка―Москва». Тогда ему нигде не было покоя: то был «месяц смятений, споров, досады» на Временное правительство. В мае на два―три дня приезжал в Демьяново к матери, потом бывал в усадьбе дважды в июне, трижды в июле и один раз ― в конце месяца ― в августе (в связи с призывом на военную службу ― хотел попрощаться с матерью). Это было время частых ссор с Александрой Дмитриевной, Григоровыми, Соловьёвыми и Бердяевыми. С последними он даже находился в состоянии «вооружённого нейтралитета». Тогда же он предчувствовал грядущие изменения в государственном и социальном устройстве: «мне уже ясен социальный переворот; и весь жест ― “скорее бы”!».
В Демьянове «всё потускнело; яркости противоречий лишь стёрлись, но ― оставались».
Белый общался на разные темы с Гнесиной (вероятно, это была Елена Фабиановна), Лепковскими, В. И. Танеевым и К. С. Богоявленским.
Виделся с К. А. Тимирязевым: тот прихрамывал, «двигался лучше, но был возбуждён». С ним они говорили о журнале А. М. Горького «Летопись» и его же газете «Новая жизнь».
В усадьбе написал стихотворение «Асе» («В безгневном сне, в гнетуще-грустной неге…»):
Приблизительно в то же время писал брошюру «Революция и культура», которую впоследствии прочитал на квартире у Н. А. Бердяева. «Революция…» была опубликована в октябре того года.
В августе по отъезде из Демьянова сильно переживал за мать, предчувствуя грядущие события, но остаться не мог. В сентябре получил трёхмесячную отсрочку от военной службы.
И. Г. Эренбург описывал его в те годы так: «Огромные широко разверстые глаза, бушующие костры на бледном, измождённом лице. Непомерно высокий лоб, с островком стоящих дыбом волос. Читает он, ― будто Сивилла вещающая, и, читая, руками машет, подчёркивая ритм не стихов, но своих тайных помыслов». И ― далее: «Он ― блуждающий дух, не нашедший плоти, поток ― вне берегов».
Больше Белый в Демьяново не приезжал. Но его мать, Александра Дмитриевна, часто бывала здесь до 1919 года. Уже упомянутый В. А. Васнецов вспоминал: «В маленькой деревянной дачке жила Александра Дмитриевна Бугаева ― очень красивая, статная дама, которую почему-то все называли генеральшей, хотя она была женой московского профессора. Величественная фигура Бугаевой в длинном ярком одеянии, всегда под кружевным зонтиком, если день не был дождливым, в сопровождении двух юрких фокстерьеров, очень гармонировала с аллеями старинного парка. В. И. Танеев, всегда галантный кавалер, неизменно оказывал знаки особого внимания этой даме, часто сопровождал её на прогулках, наносил визиты, подносил цветы и читал ей стихи на разных языках. Кажется, среди них бывали и свои, специально ей посвящённые».
***
В августе 1917-го в альманахе «Скифы» публикуются первые главы во многом автобиографического романа «Котик Летаев».
2 сентября того же года Белый, очень обеспокоенный социальными катаклизмами, до изнеможения переживавший за физическое и душевное здоровье своей матери, писал ей: «Милая мамочка! Пишу Тебе о том, как хорошо в деревне. Советую тебе поехать отдохнуть в Клин… Если поедешь, непременно напиши. Целую Тебя. Остаюсь искренне любящий Тебя. Боря».
Но она не поехала. В октябре в ходе известных событий их дом в Москве оказался «на границе двух враждебных станов, сильно пострадал; в комнаты врывалась шрапнель; стёкла ― побиты», а сама Александра Дмитриевна была «едва не убита».
В 1918 году он завершил написание романа «Котик Летаев». Несколько раз в произведении упоминается Клин. Прообразами Касьянова и его окрестностей послужили демьяновская усадьба и особенности здешней природы: липовая аллея («…самозвучные кущи кипели: то липы; и ― лето ходило по липам; и рушились космосы: липовых листьев…»), непроходимый лес с его болотами («…и чащи кипели листами; и сочноствольный лесок кипел тоже…»; «…там ― жердисто, нелисто; схватились колючие поросли ― рогорогими чащами…»; «…немо нецветные воды болота»), пруд («…бегаю к пруду я, где уходят стальные отливы под липы и ивы…»; «…к изумрудному пруду…»; «сребрится изливами пруд…»). Упоминаются оранжереи, «горький запах роз», привидение, купальня, ссоры родителей, частые летние грозы («…грозами рушатся космосы…»), «индейцы», даже платье ― такое, какое Борис Николаевич, вероятнее всего, носил в Демьянове, будучи ребёнком: «я ― в платьице, в кружеве; кружево это помню: оно ― бледно-кремовое; помню платьице я ― из пунцового шёлка…». В образе отца главного героя («папы Непапы») мы узнаём Николая Васильевича Бугаева с его «дурандалом», в образах Ивана Ивановича Касьянова и Мкртича Аветовича ― Танеева и Джаншиева соответственно. Узнаём и гувернантку Раису Ивановну, о которой, к сожалению, из воспоминаний Белого мало что известно, но имя которой даже не было изменено.
На самом деле, нет ничего удивительного в том, что именно «милая, весёлая, сказочная» немка Раиса Ивановна удостоилась чести быть запечатлённой в романе гения, несмотря на то что, как писал сам Белый, она «очень рано исчезла». Женщина была гувернанткой при Боре с весны 1884 до осени 1885, то есть в «сказочный период» ― период самых ранних воспоминаний о Демьянове. Известно, что она читала ему легенды, мифы, стихотворения немецких романтиков: Уланда, Гёте, Гейне, Эйхендорфа, ― книги с которыми при уходе забрала с собой, но куда чаще ― сказки братьев Гримм. Андрей Белый признавался: «кабы не сказка, вовремя поданная мне Раисой Ивановной, я бы или стал идиотиком, канув в бреды; либо я стал бы преждевременным старичком, прозаически подглядывающим за жизнью отца и матери; пойди я этими путями ― я бы погиб».
21 июня 1919 года ― в то время, когда Белый оставлял матери «хлеба краюшку и 20 картофелин» и когда писал прошения о передаче ей следуемого ему пайка ― он снова просил мать поехать отдохнуть в усадьбу: «Милая мамочка […] Я последнее время думаю о Тебе: ужасно болел за то, как вам должно быть трудно в Москве: уезжай, ради Бога, в Демьяново, отдохни на свежем воздухе… Если Тебе возможно на месяц поехать в Демьяново, ― поезжай, отдохни…».
Имение Демьяново, в отличие от Шахматова, не было разграблено и сожжено: усадебный дом и дачные домики, по воспоминаниям В. А. Васнецова, «остались в целости», однако «по аллеям парка ездили на телегах, прогоняли скот, а главная аллея превратилась в проезжую дорогу с глубокими колеями и неизбежными лужами. Изящная Екатерининская колонна была взорвана и валялась на земле. Уникальная танеевская библиотека была вывезена в Клин. Лишившись её, Владимир Иванович постарел, сгорбился, стал молчалив и смотрел на всё потухшим, безразличным взором, нуждался, видимо, голодал […] Прекрасный когда-то парк сильно поредел, многие деревья были вырублены, другие упали сами собой. Одни аллеи заросли, другие были изъезжены. В парке пасся скот. Зелёная лужайка перед большим домом была распахана. Пруды обмелели и сильно заросли, а из Царского пруда вода ушла совсем».
***
В середине октября 1933 года Белый обсуждал с Г. А. Санниковым возможность поехать в санаторий близ Демьянова: мечтал «о жизни в деревне и о творческой работе», ― однако отъезд был отложен до весны.
8 января 1934 года Андрей Белый скончался в Москве от инсульта.
Библиография:
- Белый, А. Котик Летаев ; Рассказ №2 (Из записок чиновника) ; Куст; Йог / А. Белый ; Б. Н. Бугаев ; предисловие В. Пискунова ; редактор Е. В. Толкачева ; художник С. А. Виноградова. ― Москва : Вагриус, 2000. ― 254 с.
- Белый, А. Между двух революций / А. Белый ; [Подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова]. ― Москва : Художественная литература, 1990. ― 669, [1] с.
- Белый, А. Начало века / А. Белый ; [Подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова]. ― Москва : Художественная литература, 1990. ― 686, [1] с.
- Белый, А. На рубеже двух столетий / А. Белый ; [Вступ. ст., с. 5-32, подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова]. ― Москва : Художественная литература, 1989. ― 542, [1] с.
- Белый, А. Первое свидание [Текст] : стихи и проза / А. Белый. ― Москва : Огонек : Терра-Книжный клуб, 2009. ― 31, [1] с.
- Белый, А. Переписка, 1903―1919 / А. Белый и А. Блок ; Публ., предисл. и коммент. ― А. В. Лавров ; [Подгот. текста А. В. Лавров]. ― Москва : Прогресс-Плеяда, 2001. ― 606, [1] с.
- Белый, А. Петербург : Роман / А. Белый. ― СПб : Азбука, 2000. ― 435, [2] с.
- Белый, А. Серебряный голубь : Повести, роман / А. Белый ; [Сост., авт. вступ. ст., с. 3-30, Н. П. Утехин]. ― Москва : Современник, 1990. ― 603, [2] с.
- Белый, А. Собрание сочинений. Воспоминания о Блоке / Под ред. В. М. Пискунова. ― Москва : Республика, 1995. ― 510 с.
- Белый, А. Стихотворения и поэмы. Том 1 / А. Белый // Библиотека поэта (Новая библиотека поэта). ― Москва : Прогресс-Плеяда, 2006. ― 651 с.
- Белый, А. Стихотворения и поэмы. Том 2 / А. Белый // Библиотека поэта (Новая библиотека поэта). ― Москва : Прогресс-Плеяда, 2006. ― 665 с.
- Блок, А. А. Полное собрание сочинений и писем [Текст]: в 20 т. / Российская акад. наук, Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького, Ин-т русской лит. (Пушкинский Дом). Т. 1, кн. 1: Стихотворения (1898-1904) / [отв. ред. Ю. К. Герасимов]. ― Москва : Наука, 1997. ― 638, [1] с.
- Блок, А. А. Полное собрание сочинений и писем [Текст]: в 20 т. / Российская акад. наук, Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького, Ин-т русской лит. (Пушкинский Дом). Т. 2, кн. 2: Стихотворения (1904-1908) / [отв. ред. А. В. Лавров, З. Г. Минц]. ― Москва : Наука, 1997. ― 894, [1] с.
- Бугаева, К. Н. Воспоминания об Андрее Белом : Публ., предисл. и коммент. Джона Малмстада : Подгот. текста Е. М. Варенцовой и Джона Малмстада / К. Н. Бугаева. ― СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. ― 444, [3] с.
- Бугаева, К. Н. Летопись жизни и творчества Андрея Белого. Ркп. - ГПБ, ф. 60, ед. хр. 107.
- Васнецов, В. А. Страницы прошлого [Текст] : Воспоминания о художниках братьях Васнецовых / Всеволод Васнецов. ― Ленинград : Художник РСФСР, 1976. ― 196 с.
- Гиппиус, З. Н. Дневники : [В 2 кн.] / З. Н. Гиппиус ; [Вступ. ст. и сост. А. Н. Николюкина]. ― Москва : Интелвак, 1999. ― 732, [1] с.
- Демин, В. Н. Андрей Белый / В. Н. Демин. ― Москва : Молодая гвардия, 2007. ― 413, [3] с.
- Клинские незабудки : ил. биогр. слов.-справ. / сост. В. И. Стариков, М. Д. Молотников ; при участии МБУК «Клинская ЦБС». ― Клин : Кипарис, 2016. ― 288 с.
- Лесневский, С. С. Андрей Белый. Проблемы творчества : статьи, воспоминания, публикации : [сборник] / [сост. С. Лесневский, А. Михайлов]. ― Москва : Советский писатель, 1988. ― 830, [1] с.
- Лесневский, С. С. Двойная звезда. Андрей Белый ― Александр Блок : биографический очерк / С. С. Лесневский. ― Москва : Прогресс-Плеяда, 2013. ― 38, [1] с.
- "Люблю Тебя нежно…" [Текст] : письма Андрея Белого к матери, 1899-1922 / [сост., предисл., вступ. ст., подгот. текста и коммент. С. Д. Воронина]. ― Москва : Река времен, 2013. ― 269, [1] с.
- Тарасова, Л. Н. Старая тетрадь, или Страницы из прошлого, которое не исчезает [Текст] : повесть / Л. Н. Тарасова. ― Клин : Б. и., 2012. ― 182 с.
- Том 105 : Андрей Белый : Автобиографические своды : Материал к биографии. Ракурс к дневнику. Регистрационные записи. Дневники 1930-х годов / Отв. Ред. А. Ю. Галушкин, О. А. Коростелев ; науч. ред. М. Л. Спивак ; сост. А. В. Лавров, Дж. Малмстад, подг. текста А. В. Лаврова, Дж. Малмстада, Т. В. Павловой, М. Л. Спивак ; статьи и коммент. А. В. Лаврова, Дж. Малмстада, М. Л. Спивак. ― Москва : Наука, 2016. ― 1120 с.
- Ходасевич, В. Ф. Некрополь / В. Ф. Ходасевич. ― Москва : Вагриус, 2006. ― 444 с.
- Эренбург, И. Г. Портреты современных поэтов / И. Г. Эренбург. ― Москва : Первина, 1923. ― 74, [1] с.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы