Жизнь как есть

 

Очерк войдёт в состав сборника краеведческих биографических портретных очерков «Русские писатели на Клинской земле».

 

Аркадий Петрович Гайдар

 

 

Аркадий Петрович Гайдар (Голиков) любил провинцию: тихие города и посёлки с обилием зелени, где неторопливость жизни позволяет проявить лучшие из своих творческих качеств. То лето он хотел провести, как, впрочем, и любое другое, именно в таком месте. Поиски не заняли много времени: в Клинском районе он бывал и до этого, например, одно время проживал в Спас-Заулке, нередко гостил в Клину у Сергея Ивановича Тарлецкого или у агронома райзо Ивана Андреевича Гаврилова. Так что в мае 1938 года писатель приехал в гости к давнишнему приятелю ― Семёну Ниловичу Павлову (в Доме-музее хранится его гитара), который снимал комнату в доме № 17 на улице Большевистской (ныне ― улица Гайдара, № 15). Здесь жила семья Чернышовых. Увидев старшую дочь хозяев, Дору (Дарью) Матвеевну Чернышову (урождённую Прохорову), стройную, сильную, деловитую, со спокойными чертами лица и пусть редкой, но обворожительной улыбкой, он сразу решил, что женится на ней.

Уже вечером, когда она стирала бельё в саду, он сделал ей предложение. Девушка засмеялась, но ничего не ответила. На следующий день он снова сделал ей предложение в саду. Она отшутилась с улыбкой смущения на лице, торопливо ушла. Но Аркадия Петровича это не остановило. Через три дня он усадил её перед собой и попросил рассказать о себе. Разговор был недолгим: друг другу они поведали об учёбе, работе, семье… Потом прозвучало уже знакомое: «Выходите, Дорочка, за меня замуж». Вскоре, 17 июля, они расписались. Аркадий Петрович удочерил Женю, ребёнка Доры Матвеевны от первого брака. И несмотря на то, что семейство поселилось в Большом Казённом переулке в доме № 8 в Москве, писатель с женой и детьми неделями жил в Клину в доме Чернышовых. Он говорил о нём: «Домик-крошечка, в три окошечка».

 

Дора Андреевна Гайдар

 

В тёплое время года он большую часть времени проводил в пристройке, маленькой и по-армейски обставленной: стол со стулом и железная кровать, а над кроватью ― малокалиберная винтовка и бинокль.

В доме сохранились и подарки, которые Гайдар привозил Доре Матвеевне из многочисленных поездок по стране: зеркало, радио, скульптура орла (из Крыма), самовар… Из его писем известно, что и она ему делала подарки: «Приезжала Дорик, подарила мне смешную хорьковую куртку, и стал я похож на медведя».

Аркадий Петрович мог часами работать на огороде. Выращивал цветы (например, ирисы ― «высокие, как гвардия, цветы»).

У него были близкие, почти родственные отношения с членами семьи жены. Например, он достаточно активно переписывался с одной из сестёр Доры Матвеевны, Анной, которая длительное время работала в детском доме имени 8 Марта в Поварове Солнечногорского района. Он присылал ей открытки ― по праздникам и просто так, ― на одной из которых написал в шутливой манере стихотворение о жизни Доры Матвеевны до его приезда и их быстрой женитьбе:

 

 

Вообще же, писатель часто приезжал в детский дом (в прошлом ― барскую усадьбу) в «клинский» период своего творчества, правда, не более чем на три дня. Здесь ему всегда были рады его смешливые, озорные друзья: Энка, Гриша, Петя и другие… И никто не знал, когда он снова к ним приедет: это была «военная тайна», ― так что любой день приезда Гайдара был для детдомовцев нежданным праздником. Здесь он работал над произведениями, собирался написать о ребятах рассказ или даже повесть.

В 1941 году дом был сожжён фашистами; впоследствии, уже после войны, его отстроили при содействии властей.

Аркадий Петрович был не из тех, кто сидит на месте: в период с 1938 по 1941 год, помимо как в Клин («в Москве отдыхал, в Клину работал»), он много раз выезжал в другие города Московской области, нередко бывал в Ялте, а летом и осенью 1938-го и 1939-го неделями, а то и месяцами жил в Солотче (как утверждает редактор «Комсомольской правды» Е. А. Баранцев, мальчишки именно из этого рязанского села стали прообразами Тимура и его команды). Да и «по натуре всё-таки» Гайдар не был москвичом: «В Москву надо приезжать с хорошим настроением. С хорошо оконченной работой. А работать в Москве трудно…». Часто бывал в санаториях из-за проблем со здоровьем ― главным образом психическим: в соответствии с заключением военно-медицинской комиссии, у него был травматический невроз вследствие полученной ещё в Гражданскую войну контузии. Поэтому определить, какие страницы своих бессмертных произведений Аркадий Петрович написал конкретно на клинской земле, невозможно ― очерк освещает жизнь Гайдара в те годы в целом, не останавливаясь только на «клинских» эпизодах жизни.

При этом, как вспоминал К. Г. Паустовский, Гайдар писал «совсем не так, как мы привыкли об этом думать»: «Он ходил по саду и бормотал, рассказывал вслух самому себе новую главу из начатой книги, тут же на ходу исправлял её, менял слова, фразы, смеялся или хмурился, потом уходил в свою комнату и там записывал всё, что уже прочно сложилось у него в сознании, в памяти. И затем уже редко менял написанное». Так, например, в Солотче в 1938-м писались некоторые главы повести «Судьба барабанщика». А рассказывал он своим друзьям и хорошим знакомым написанное, но ещё не опубликованное так: «останавливался посреди комнаты, закладывал руки за спину и, покачиваясь, начинал спокойно и уверенно читать всю повесть наизусть страницу за страницей», но ― что самое удивительное ― «очень редко сбивался. Каждый раз при этом краснел от гнева на себя и щёлкал пальцами. В особенно удачных местах глаза его щурились и лукаво смеялись».

Писал и читал он по несколько часов в сутки: в зависимости от дня и состояния здоровья Гайдар мог уделять своей работе (именно так он называл литературное творчество и чтение) от трёх до десяти часов. При этом имело место быть неудовлетворение творческим результатом, когда замысел и реализация оказывались значительно отличными друг от друга, когда задумка представлялась писателю куда более интересной, художественно состоятельной. Б. А. Емельянов, давний друг А. П. Гайдара, в своих воспоминаниях указывает, что «хорошо знал, как мучается Гайдар над каждой своей книжкой, с каким огромным напряжением сил он над своими книгами трудится». В письме Доре Матвеевне Аркадий Петрович признавался: «Если бы ты знала, сколько мук доставляет мне моя работа! Ты бы много поняла, почему я подчас бываю дик и неуравновешен». И далее: «всё-таки я свою работу как ни кляну, а люблю и не променяю ни на какую другую на свете».

1938―1941 года ― «клинский», самый плодотворный период его творчества. В эти годы им были написаны:

• микрорассказы «Василий Крюков» и «Маруся» (оба ― 1939), «Советская площадь» и «Поход» (оба ― 1940), «Совесть» (1940/1941) и «Патроны» (1926―1941);
• сказка «Горячий камень» (1941);
• рассказы «Дым в лесу» и «Чук и Гек» (оба ― 1939);
• повести «Судьба барабанщика» (1939) и «Тимур и его команда» (1940);
• двухактная пьеса «Прохожий» (1939);
• киносценарии «Военная тайна» и «Судьба барабанщика» (оба ― 1938), «Тимур и его команда» и «Комендант снежной крепости» (оба ― 1940), «Клятва Тимура» (1941);
• статьи «Берись за оружие, комсомольское племя!», «В добрый путь!» (обе ― 1941) и др.;
• очерки «У переправы», «Мост», «Война и дети», «У переднего края», «Ракеты и гранаты» (все ― 1941) и др.

 Помимо перечисленного ― автобиография, внушительное количество писем, телеграмм, стихотворений (главным образом шуточных), а также третья, четвёртая и пятая (предвоенная) дневниковые тетради.

В 1940-м вышло два сборника: «Мои товарищи» («Советский писатель», илл. А. Н. Морозова-Лас) и «Рассказы» («Детиздат», илл. Б. А. Дехтерёва, П. А. Алякринского и А. М. Ермолаева).

Произведения Гайдара в немалой степени автобиографичны ― многие из них, созданные в те годы, так или иначе основаны на «клинских» наблюдениях, впечатлениях, эмоциях, даже эпизодах (как утверждают исследователи, к таким произведениям можно отнести, например, повесть «Тимур и его команда», рассказы «Дым в лесу» и «Чук и Гек», киносценарии «Тимур и его команда», «Комендант снежной крепости» и «Клятва Тимура»).

 

А.П. Гайдар с семьёй в Клину.

 

Он любил детей, а дети любили его. Местные девчонки и мальчишки часто приходили к нему слушать рассказы. Бывало, вместе с ним они рыбачили на реке Сестре или гоняли голубей. Некоторые, вероятно, послужили прототипами для героев его произведений.

Иногда Аркадий Петрович приходил в детское отделение районной библиотеки (сейчас ― Центральная детская библиотека им. А. П. Гайдара) на улице Ленина или ездил в пионерский лагерь, находившийся недалеко от города, слушал, как ребята обсуждают его творчество, рассказывал им о будущих произведениях, отвечал на их вопросы... Чаще всего спрашивали, как «делаются люди писателями». Гайдар отвечал, что писательству как ремеслу обучиться нельзя, но что можно раскрыть в себе писательский талант: читать подряд все произведения гениев, и перечитывать («Если ты только один раз прочтёшь хорошую книгу, то далеко не всё увидишь в ней»), и, конечно же, самому писать.

Известно, что именно Гайдару принадлежала инициатива организовать на углу Большевистской и Первомайской улиц (ныне ― улица Гайдара и Ленинградское шоссе) сквер имени первого Героя Советского Союза лётчика А. В. Ляпидевского. Чтобы реализовать эту идею, пришлось урезать участки Зотовых и Зерновых. Сейчас это место застроено.

Есть также сведения о том, что некоторое время писатель лежал в Клинской больнице на улице Крестьянской (ныне ― улица Папивина). Не выдержав скуки и безделья, он ― прямо в больничном халате ― сбежал, однако уже на Советской площади был настигнут и возвращён в палату.

Весной и летом 1938-го Гайдар писал повесть «Судьба барабанщика» ― в Одессе, Солотче, Москве, Клину… Одновременно с ней работал над рассказом «Телеграмма», который спустя годы вошёл в список рекомендуемой детской литературы, был не раз экранизирован, переведён на ряд иностранных языков, переиздан множество раз отдельным изданием как «Чук и Гек»… Под своим общеизвестным названием он был опубликован в январе 1939 года в газете «Пионерская правда» с иллюстрациями Л. М. Смехова (1, 4, 6, 8, 10 января ― №№ 1―5), а под первоначальным названием ― в февральском номере журнала «Красная новь» за тот же год.

В конце августа 1938-го он дописывал киносценарий «Военная тайна» по опубликованной ещё в 1935-м одноимённой повести. Тогда работа шла легко, с воодушевлением. Киноповесть писалась «за славных товарищей, которые в тюрьмах», «за крепкую дружбу», «за любовь к нашим детям» «и просто за любовь». По сценарию, правда, так и не был поставлен фильм, но сама повесть была экранизирована в 1958 году М. З. Маевской. Сценарий (с предисловием Р. И. Фраермана) публиковался в пятом и шестом номерах журнала «Пионер» за 1969 год.

В 149 номере «Пионерской правды» (2 ноября 1938-го) было опубликовано начало повести «Судьба барабанщика» с иллюстрациями В. Д. Цельмера. На следующий день отрывок прочитали на радио. Однако продолжение в последующих выпусках газеты так и не появилось; набор в журнале «Пионер» и «Детиздате» был рассыпан. Произведения Гайдара запретили. Его книги вывозили из школ и библиотек; считается, что некоторые экземпляры и вовсе сжигали. Писателю же, когда он заходил в библиотеки и не находил там своих книг, объясняли, что те на руках. Причиной всему этому послужил донос в ГУГБ (бывшее ОГПУ), входившее тогда в состав НКВД. В соответствии с заключениями некоторых исследователей, словам которых мы, конечно же, не будем безоговорочно верить, донос был основан главным образом на том, что в первой редакции повести (которую Аркадию Петровичу пришлось спешно переписать) буквально в паре сцен компрометировалась тогдашняя власть. Тут же Гайдару якобы припомнили и то, что он ни разу даже не упомянул в своих произведениях И. В. Сталина. Писатель ожидал ареста.

31 января 1939-го Аркадий Петрович указом Президиума Верховного Совета СССР «О награждении советских писателей» (сам указ опубликовали в газетах 1 февраля) был удостоен ордена «Знак почёта» за выдающиеся успехи и достижения в развитии советской художественной литературы, что, как утверждают исследователи, фактически спасло его от ареста и репрессий (есть мнение, что будто бы приказ о награждении конкретно Гайдара поступил от самого Иосифа Виссарионовича). Вместе с ним ордена удостоились М. М. Пришвин, Л. А. Кассиль, В. Я. Шишков, А. Л. Барто, К. М. Симонов, А. С. Серафимович, А. Н. Толстой и другие ― всего 172 человека. Несмотря на то что «Знак почёта» относился к низшей категории наград (средняя ― орден Трудового Красного Знамени, высшая ― орден Ленина), Аркадий Петрович был очень рад такой неожиданности, «всё никак не мог поверить» в произошедшее. В одном интервью он «сравнил орден с волшебным талисманом, который многое даёт, но и ко многому обязывает». Этот «талисман», действительно, дал многое. В «Детиздате», куда Гайдара вызвали после награждения, ему был предложен ряд договоров, уже подписанных главным редактором, согласно которым предполагалось переиздать все произведения писателя, некоторые ― миллионными тиражами. Книги же Гайдара были возвращены в библиотеки и школы.

Тогда же, в феврале, Аркадий Петрович разрабатывал план сценария «Дункан и его команда» и начал работу над пьесой «Прохожий». Во втором (за 1939-й год) номере журнала «Пионер» был опубликован его рассказ «Дым в лесу».

Весной Гайдар вместе с Дорой Матвеевной уехал в Ялту, где получил телеграмму от «Детиздата», в которой сообщалось, что сделан новый набор повести «Судьба барабанщика» для публикации отдельным изданием.

29 марта он записал в дневнике: «Работать нельзя никак: мешают. Прошлый год в это время я уезжал в Одессу и пробыл на юге до 21 июня. С этого дня и начались все мои несчастья. Проклятая “Судьба барабанщика” крепко по мне ударила».

Гайдар в Артеке. 1939 г.

 

На юге он продолжил работу над «Дунканом…», писал киносценарий «Судьба барабанщика» (нигде при жизни писателя не публиковался, фильм по нему не ставился) и диалоги к «прескверному» сценарию «Личное дело» (фильм был снят в том же году прославленным режиссёром А. Е. Разумным). Вообще, в те недели Гайдар почти всё свободное время, когда оставался один, уделял работе ― вдохновляло всё: Одесса, Гурзуф, Бахчисарай, Алупка, Артек, Коктебель, гора Аю-Даг, ущелье Уч-Кош, дворец Суук-Су... С ним же отдыхали К. Г. Паустовский, В. А. Каверин, А. А. Уткин, Е. П. Петров, Н. Н. Асеев и другие. Вскоре в Москву уехала Дора Матвеевна. В середине мая его уведомили о том, что «Дым в лесу» подписан к печати отдельным изданием. Гайдару было «хорошо и весело», но уже в конце мая ― прошло меньше двух месяцев с момента приезда на юг ― в дневнике он как бы невзначай в длинном абзаце отметил: «Начинаю скучать по России…».

Тогда же на борту теплохода «Грузия» он написал Жене, падчерице, в Москву письмо:

«Плыву сейчас на пароходе по Чёрному морю. Море это очень глубокое, и если поставить сто домов один на другой, то всё равно потонут. В этом море водятся разные рыбы, весёлые дельфины, блестящие медузы, а коровы в этом море не водятся, и кошки и собаки не водятся тоже.

Уважаемая Евгения! Ваша мама писем мне не пишет и за всё время прислала только одну штуку. Я думаю, если бы вы были уже человек учёный, то вы бы мне писали чаще.

В кавказских краях я куплю семян, и мы с вами в Клину их посадим на грядку, и очень они расцветут красиво. Скоро уже я приеду домой и там посмотрю, кто что разбил и кто лазил ко мне в ящик…».

Маленькая Женя ходила под руку с мамой по Москве, смотрела на многоэтажные дома и с восторгом и страхом представляла себе, насколько Чёрное море глубокое. И ждала папу.

В ответ Гайдару пришла телеграмма: «Мы ничего не разбивали и к тебе в ящик не лазили. Приезжай скорей».

Вообще он часто, когда бывал в отъезде, присылал Жене письма, открытки и фотокарточки. На одной из присланных фотографий запечатлена девочка, с жадной пытливостью смотрящая на циферблат часов. На оборотной стороне ― стихотворение, написанное Гайдаром (1939):

 

 

Эту фотокарточку он бесплатно взял в киоске одного фотографа в Батуми после получения телеграммы. Стихотворение сочинил сам, за несколько минут. Там же попросил фотографа запечатлеть его с тремя котятами и щенком: Женя очень любила животных. На оборотной стороне написал ещё стихотворение:

 

 

В тот же день он купил в городе игрушечный чайный сервиз. В прилагаемой к нему открытке написал: «Здравствуйте, люди!

Мы купили вам чашечки-серебряшечки. Очень интересные. Крепко вас целуем».

И в самом низу нарисовал забавного человечка.

И всё это отправил Жене в Москву.

Стихотворений, кстати говоря, Гайдар написал немало: поэтическое слово интересовало его с ранних лет. Удивителен и тот факт, что писатель приходился дальним родственником М. Ю. Лермонтову.

В июне Аркадий Петрович вместе с Борисом (братом Доры Матвеевны) и Рувимом Исаевичем Фраерманом уехал в Солотчу, что под Рязанью («Дора осталась в Клину»). Оттуда прислал семье стихотворение:

 

 

В письме Доре Матвеевне, датированным 1 июля, он упоминает работу над новым произведением: «Дорогой Дорик! Только что начал я работу. Рассказ я пишу небольшой, ― злата и серебра он принесёт нам с тобой немного, но зато он сам будет светлый, как жемчужина». Именно к этому времени относятся черновые записи «Дункана» ― начало прозаического осмысления ещё не дописанного сценария «Дункан и его команда». Спустя более чем год из скромной задумки и нескольких робких строк это произведение вырастет в повесть «Тимур и его команда», которая, в свою очередь, станет культовым литературным произведением тогдашней эпохи, будет несколько раз экранизирована, переведена более чем на семьдесят языков и выпущена общим тиражом свыше четырнадцать миллионов экземпляров.

А уже 11 июля Гайдар вместе с женой отправился из Москвы в Клин.

В середине августа завершил пьесу: «За этот месяц только и сделал хорошего, что написал для сборника небольшую сцену в двух картинах “Прохожий”. Говорят, что получилось хорошо» (от 13 августа). Пьеса была опубликована под двумя названиями: как «Прохожий» ― в октябрьском номере журнала «Затейник» за 1939 год, как «Старуха и офицер» ― в сборнике для детской художественной самодеятельности «К бою готовы» за тот же год. В этом сборнике также были опубликованы его микрорассказы «Маруся» и «Василий Крюков».

В начале 1940-го Аркадий Петрович принялся за продолжение сценария «Дункан и его команда» ― «Комендант снежной крепости», при том что сам «Дункан…» ещё не был дописан, однако вскоре прервал работу; составлял заявку на сценарий «Пионерия» (другой вариант названия ― «Лагерь в лесу»), который, правда, так и не был начат. В апреле закончил сценарий «Дункан и его команда», а уже в середине июня писал одноимённую повесть: «Написал “Советская площадь” и “Поход” ― маленькие новеллы <…> Сегодня начал “Дункан”, повесть» (от 14 июня). «Дункан и его команда», в свою очередь ― первая редакция повести «Тимур и его команда»; автором под «Дунканом» имелись в виду имя героя трагедии «Макбет» У. Шекспира (хотя в повести это была фамилия Володи ― главного героя) и название яхты в романе «Дети капитана Гранта» Ж. Верна, одного из немногих любимых им писателей (любимыми также были А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Л. Н. Толстой), а кроме этого ― и шотландский король Дункан I, «снискавший, по легенде, любовь подданных своей энергией и справедливостью». При этом тогда же, весной, незадолго до съёмок картины, фамилия героя и, соответственно, название будущего фильма были отвергнуты Комитетом по делам кинематографии со следующими словами: «Хороший советский мальчик. Пионер. Придумал такую полезную игру и вдруг — “Дункан”. Мы посоветовались тут с товарищами ― имя вам нужно поменять». Сын режиссёра, В. А. Разумный, считает, что фамилия была отвергнута «как намёк на нечто английское». Гайдар такое условие воспринял с крайним разочарованием и даже раздражением, но на компромисс всё-таки пошёл ― и Володя Дункан стал Тимуром Гараевым как в сценарии, так и ― спустя недели ― в повести. Герои Тимур и Женя были названы так в честь сына от первого брака и приёмной дочери Аркадия Петровича.

Писатель долго не мог привыкнуть к тому, что теперь у него два Тимура: сын и персонаж, причём крайне непохожие, отличные друг от друга. Сын был очень привязан к отцу. Известен случай, когда он сам приехал к нему на такси; Гайдар его тогда отругал, что случалось редко, и потом переживал из-за того, что не сдержался. У Тимура Гараева отца нет; он живёт с дядей, с которым, однако, с трудом находит общий язык, а мать его находится в другом городе.

Исправленный сценарий был разослан по педагогическим учреждениям. В большинстве отзывов категорически отмечалось якобы несоответствие художественной действительности реальной, подчёркивался будто бы навязываемый автором эскапизм: «Такие ребята, как Тимур, не бывают…», «ничем не обоснованный вымысел автора», «писатель уводит внимание ребят в сторону от учебного процесса…». И Тимур-то не абы какой пример для подражания: ходит с синяком, ввязывается в драки…

Тогда писателю и режиссёру предложили заручиться поддержкой у… детей. Аркадий Петрович с трудом представлял себе, как обсуждать с ними 60-страничный (по меньшей мере) сценарий. Стихотворения, рассказы, короткие повести, черновики к рассказам и повестям ― всё это обсуждалось им и ребятами в библиотеках, лагерях, детдомах… А тут сценарий, пусть и литературный, который они, вероятно, даже не осилят, сценарий, представляющий собой во многом реплики героев и установки на действия, лишённый привычных красочных описаний интерьера и экстерьера, раскрытия психологизма через внутренний монолог и / или несобственно-прямую речь и т. д. В общем, в некотором смысле такое решение казалось ему рискованным.

Первое обсуждение состоялось во Дворце пионеров в переулке Стопани (ныне ― переулок Огородная Слобода) в Москве. Началось оно с того, что три мальчика отметили Квакина (антагониста Тимура) как лучшего из персонажей. Один из них аргументировал свой вывод так: «Мне про Мишку Квакина было потому интереснее читать, что таких, как Мишка, я часто встречал. Один летом на даче даже отнял у меня удочку. А таких, как Тимур, ни разу». Всё, произнесённое тогда детьми, фиксировалось двумя стенографистками: материалы обсуждения необходимо было предоставить на рассмотрение педагогам и чиновникам. Гайдар и Разумный напряглись: сколько времени, сил, нервов было потрачено на написание сценария и его предварительное утверждение в стенах Комитета, и, вопреки всему, картина могла не состояться! Дети в зале резво, бурно обсуждали Тимура и Мишу, перекрикивая друг друга. Но тут на сцену пригласили девочку. Когда зал утих, она с вызовом произнесла: «Есть такие ребята, как Тимур… Один живёт даже в нашем дворе. Только его зовут не Тимур. Его зовут Сашка. Ему, наверно, уже четырнадцать лет. Он каждый день помогает одной больной старушке из третьего подъезда, совсем ему чужой. То комнату ей уберёт, то в магазин сходит…». И Гайдар захлопал ей: всё-таки есть они, Тимуры, всё-таки не правы педагоги!

С тех пор прошло ещё несколько обсуждений, после каждого из которых редактор и режиссёр просили Гайдара внести в сценарий какие-либо правки. Произведение же, как казалось Аркадию Петровичу, от этого становилось только хуже. И в какой-то момент он не выдержал и воскликнул: «Зачем вам сценаристы?! Зачем вам писатели, если у вас есть “обсуждатели”?! Они, как я вижу, лучше меня всё понимают. Наверное, лучше меня и умеют, ― пусть они вам вместо меня и пишут!..». Больше правок не делали.

Но Гайдара это не успокоило. Он чувствовал: раз не он, значит, какой-нибудь редактор впишет в его произведение всякие «отсебятины» и «сопливую сусальность», как это, например, произошло в 1926 году с первым изданием повести «Р. В. С.». Вмешательство редактора было бы для Аркадия Петровича катастрофой: Тимур с его командой значили для писателя теперь слишком много. Тогда им было решено следующее: пусть журнал «Пионер» публикует сценарий, а Разумный начинает съёмки, сам же писатель ещё к выходу в прокат фильма допишет и опубликует повесть ― такой, какой и хотел бы её видеть (даже с прежним названием). Однако очень скоро изменил своё решение: ключевые моменты, название, имя и фамилия главного героя будут те же, что и в сценарии, чтобы дети в конце концов не запутались в произведениях и уяснили для себя всё то, что впоследствии составит устав «тимуровцев».

Летом Александр Ефимович Разумный снимал «Тимура и его команду» в подмосковном Нахабине и в районе Барбошиной поляны в Куйбышеве (ныне ― Самара) на берегу Волги.

Летом же два с лишним месяца писалось произведение ― без вдохновения, «без особой радости», с временами вынужденным насилием над собой. Работа шла «неровно и рывками» и была завершена 27 августа в Клину: «Сегодня закончил повесть о Тимуре ― больше половины работы сделал в Москве, за последние две недели». Произведение печаталось с иллюстрациями Л. М. Смехова с 5 сентября по 8 октября в газете «Пионерская правда» (5, 7, 10, 12, 14, 17, 19, 21, 24, 26, 28 сентября, 3, 5 и 8 октября ― №№ 116―126, 128―130), с которой писатель активно сотрудничал с 1933 года. Удивительно: несмотря на то что сценарий, опубликованный в «Пионере» (№№ 7―8 / 1940), был воспринят читательской аудиторией и литературной критикой более-менее спокойно, повесть вызвала самый что ни на есть фурор.

И тут интересен ряд случаев.

Во время написания произведения Гайдар поднял над садом синий вымпел с красной звездой. На следующий же день рано утром к нему пришёл милиционер Иван Егорович и попросил снять «флаг неустановленного образца» (и правда, такой флаг до этого нигде ещё не был упомянут). Аркадий Петрович снимать флаг не собирался, аргументируя это тем, что тот был передан ему «генеральным консулом одной дружественной и сочувствующей коммунизму республики» (достаточно было присмотреться к «нашей» звезде на синем полотнище) и что снятие такового может привести к ухудшению дипломатических отношений между их государствами. Милиционер сомневался и в существовании этой неназванной республики, и в собственных сомнениях… Месяца два он ходил в дом Чернышовых, упрашивая Гайдара снять флаг, Аркадий Петрович же не снимал и, более того, ходил по саду и пел «Варяга»: «Все вымпелы вьются, и цепи гремят, / Наверх якоря поднимая…». Когда произведение начали публиковать в «Пионерской правде», Иван Егорович снова пришёл к Гайдару, но ― с экземпляром газеты под мышкой; у него был обиженный, даже пристыженный вид. Он спросил Аркадия Петровича, зачем же тот врал про какую-то республику, на что получил ответ: «Это была моя военная хитрость». Теперь Гайдар готов был снять флаг, однако Иван Егорович оказался против: «Нет, пусть теперь висит, как ему положено. Флаг этот теперь известный».

О «Тимуре и его команде» довольно быстро узнали многие, даже малограмотные и неграмотные люди. Произведение было на слуху; мальчишки и девчонки разных сёл, деревень, посёлков, городов, в том числе Клина, начали создавать свои «тимуровские» движения, некоторые, как это частенько бывает с детьми, перенимали в игровой манере характеры, привычки и принципы героев. Писатель и сам, обсуждая с ними повесть, наставлял быть похожими на Тимура Гараева, Колю Колокольчикова, Ольгу, Женю и остальных: помогать слабым и беззащитным, уважать старших, направлять младших, учиться брать на себя ответственность за других…

Людям хотелось увидеть Аркадия Петровича, сказать ему «спасибо», угостить его чем-нибудь. Бывало, к нему в дом на Большевистской приходило по несколько человек на день. К примеру, как-то раз пришла старушка с творогом и яйцами, благодарила. (К. Г. Паустовский вспоминал: «Благодарить его было нельзя. Он очень сердился, когда его благодарили за помощь. Он считал помощь человеку таким же естественным делом, как, скажем, приветствие. Никого же не благодарят за то, что он с вами поздоровался».) От старушки Гайдар узнал, что четвёртый день на её «дворе идёт баталия. Дрова наколоты, вода натаскана». Тут же она добавила: «Ты не смотри, что я старая, я до всего дозналась. Как ты книжки писал, как мальчишкам читал и какое им от тебя приказание вышло». Устроившими «баталию» были «Найдёновы братья, Тихонов внук, девчонка с ними Наташка».

Гайдар решил узнать, чем же конкретно отличились одни из первых «тимуровцев», и пошёл к ним, туда, куда указала старушка. Он был приятно удивлён и при этом растерян. Из открытых окон найдёновского дома доносились детские голоса: один с перерывами читал повесть, другие, воодушевлённые, требовали не останавливаться, продолжать… К дому была приставлена лестница на чердак, оттуда к деревьям тянулись верёвочные провода.

На чердаке всё было почти так же, как в книге: «Жёлтое рулевое колесо, банки, звонки и бубенчики, красные звёзды на синем флаге…», ― но главное, оттуда «всё было видно далеко-далеко».

Увидев это, Аркадий Петрович с радостью осознал, что ему всё-таки удалось добиться своим произведением главного: «Игра начиналась всерьёз, игра становилась жизнью».

Однако Гайдар от природы был человеком скромным, не любящим излишнее внимание к себе. Тогда он искренно желал только одного: душевного покоя. Устав вскоре от навязчивых гостей, он взял со стола перья, ручки и чернильницу и вышел во двор. Чернила он вылил под забор, а ручки и перья закопал в саду в нескольких шагах от дома. В тот же день на калитке появилось категоричное объявление: «Здесь живут охотники и рыбаки, а писатели здесь не живут».

Однажды (2 октября ― № 127) очередной отрывок из произведения не был опубликован: в одной рецензии высказалась мысль о том, что «повесть вредная, пропагандирует какие-то подозрительные команды, когда существует пионерская организация». Риск был велик: могли не состояться и публикация повести, и выход фильма, и чтение на Центральном радио. Гайдару пришлось даже вернуться в Москву. Благо, ответственный редактор газеты И. А. Андреев лично передал рукопись Е. М. Ярославскому, крайне влиятельному тогда человеку, члену ЦК ВКП(б), для вынесения решения по поводу дальнейшей судьбы повести. На следующий же день произведение было достаточно высоко оценено, ничего «вредного» в нём не обнаружилось ― и публикация возобновилась.

С успехом «Тимура и его команды» пришло и множество предложений о сотрудничестве: от широкого ряда газет и журналов («Затейник», «Мурзилка» и др.), «Диафильма», ЦК комсомола Белоруссии, даже от Союза писателей (сам А. А. Фадеев просил его «взять на отзыв две небольшие рукописи»). Поступали предложения и об экранизации некоторых его произведений (например, «Чука и Гека»).

Отдельным изданием повесть была опубликована «Детиздатом» в 1941 году.

Работа над «Комендантом снежной крепости» (почти весь сценарий был написан именно в Клину) оказалась для писателя крайне тяжёлой: в письмах, датированных сентябрём 1940-го, неоднократно говорится о том, что, несмотря на каждодневный и многочасовой труд, не было написано «ни одной связной строчки», что тетрадь Жени была исчерчена и разрисована планом, который, в свою очередь, постоянно перестраивался из-за мучительного обдумывания сюжетной канвы («По такому способу я ещё работать не пробовал»), что «всё ещё пока туманно, но за этим туманом уже слышны и звон, и крик, и неясная музыка».

Когда становилось совсем тяжело, тягостно работать, Аркадий Петрович уходил гулять («в общерусском, а не клинском понимании смысла этого слова») в лес «прямо за заборами» ― на полчаса или даже на час. Собирал грибы. Потом возвращался и ― брался за сценарий с новыми силами.

Сначала (в сентябре) Гайдар собирался закончить сценарий за 20―25 дней, после (из-за явного творческого кризиса) решил, что за это же время он хотя бы напишет большую часть произведения, однако работа над сценарием ― с непродолжительными перерывами ― затянулась на несколько месяцев.

Некоторое время он как никогда ощущал спокойствие, был «неспокоен <…> только за работу». Правда, вскоре на смену этому состоянию пришла тревожность: каждый день в мире происходило какое-нибудь трагичное событие, нацистская Германия поглощала всё больше государств (одни становились её союзниками, другие в короткие сроки претерпевали поражение). Вообще же, он внимательно следил за событиями, происходившими не только в Советском Союзе, но и за границей: в письмах и дневниках упоминаются воздушные битвы между Советами и Японией в конце июня 1939 года на Халхин-Голе, завершение Советско-финляндской войны 12 марта 1940-го, захват Дании, Норвегии, Люксембурга, Нидерландов, Бельгии и Франции гитлеровской Германией весной―летом 1940-го, бомбардировка Великобритании немецкой авиацией и т. д.

29 ноября в саду вынужденно вырубили сосны, под которыми Гайдар нередко ходил и сочинял произведения.

Ему вспоминалось недалёкое прошлое: Гражданская война, фронты (Петлюровский, Польский, Кавказский и др.), гибель товарищей. Снились не очень приятные сны.

Тогда же он читал письма Л. Н. Толстого и М. Е. Салтыкова-Щедрина ― «ужаснулся ― загрустил».

Его эмоциональное состояние стало значительно ухудшаться, и эта самая перемена отразилась в написанных им в конце ноября двух четверостишиях:

 

И ― другое:

 

 

В начале декабря Гайдар вернулся в Клин на десять дней, чтобы «резко перестроить» произведение («а что если ― образ Нины ― это русская широкая песня?»), но задержался. До этого писал, что собирается в Болшево, что близ города Калининского (ныне ― Королёв), где находилась Болшевская трудовая коммуна, для встречи с Разумным и В. М. Крепе (тогдашним редактором студии «Союздетфильм») и доработки с ними «Коменданта снежной крепости».

Перед приездом в Клин смотрел «Тимура и его команду», подметил ошибку и дал себе установку: «Ольга сразу берёт неправильный тон. Пленники очень плохо выходят при освобождении. Но это мелочь. Засорен диалог. Надо впредь работать лучше». И далее: «Надо проще». В целом фильм ему не понравился ― об этом свидетельствует следующая лаконичная запись в дневнике: «Смотрел “Тимура” ― применение на практике т. н. “Советов профессора Кронфельда”». Но о Кате Деревщиковой, сыгравшей Женю, отзывался с восторгом: героиня получилась именно такой, какой её себе и представлял писатель.

В Клину Гайдар по много часов в день писал, правил, переписывал «Коменданта…». Вдохновение могло настигнуть его и за обедом, и перед сном ― тогда он сосредотачивался на произведении, и отвлечь его было невозможно.

Сценарий был напечатан в редакции клинской газеты «Серп и молот» машинисткой Ананьевой (текст произведения надиктовывал писатель) на машинке, которая ныне находится в литературном разделе экспозиции Дома-музея. Аркадий Петрович написал об этом в дневнике следующее: «Очень хорошо начал работу ― продумал ночную встречу часовых. Диктую в местной редакции» (от 14 декабря). 17 декабря он писал, что «наработал пока ещё мало», но «к 19-му числу» закончит «во что бы то ни стало». Правда, работа снова затянулась. 29 декабря Гайдар, казалось бы, завершил произведение: «Вчера ночью окончательно выправлен “Комендант”». Но 14 января уже 1941-го он записал в дневнике: «Сегодня и завтра доделываю последнюю поправку к “Коменданту”. Больше не буду». Однако сценарий, хотя и незначительно, правился ещё несколько раз.

С Разумным и Крепе он всё-таки встретился ― в конце декабря 1940 года. Несмотря на то что те дали ему «много дельных замечаний», за что Гайдар был им очень благодарен, во время обсуждения сценария он чувствовал «у них иногда какую-то осторожность, скованность при подходе» к тем эпизодам, которые Аркадий Петрович считал наиболее важными для произведения и, соответственно, собирался дописывать вольно, в порыве вдохновения. В дневнике писатель, обдумывая их встречу, с явной досадой заключает: «Это опасно».

«Комендант…» был одобрен Комитетом почти без замечаний, однако вероятность того, что фильм будет поставлен, уменьшалась чуть ли не с каждым днём: Разумный ещё до отправки сценария в Комитет заранее отказался от съёмок («По-видимому, ему мешают»), само же произведение было утверждено только к концу зимы, хотя ряд сцен ― чуть ли не самых важных! ― необходимо было снимать в снежную погоду… И если в январе и феврале время для Гайдара шло раздражающе медленно, то в марте всё кардинально изменилось: неожиданно режиссёром картины был назначен блистательный Л. В. Кулешов, сроки на доработку сценария были отведены крайне жёсткие, «Союздетфильм» торопил, откровенно надоедал… А Кулешов с Гайдаром, договорившиеся работать в Болшеве, «шутили»: в телеграммах указывали, что не успевают, что Лев Владимирович не может и не хочет работать с «зазнавшимся барином» Гайдаром (именно так ему в своё время представили писателя на студии), что «ничего не выходит» и т. д. Как бы то ни было, за две недели до окончания отведённого срока финальная версия сценария лежала на столе директора студии.

Сценарий был опубликован в первом (за 1941-й) номере журнала «Пионер», а микрорассказы «Советская площадь» и «Поход» ― в «Детском календаре», для которого и были специально написаны, за тот же год.

В Клину у Гайдара было много друзей и хороших знакомых. Один из них ― Илька Артемьев, живший на противоположной стороне улицы. С ним они ходили на базар ― купить, помимо прочего, крючки для рыбалки, голубей, бывало, что и котят. Незадолго до войны с ними произошёл такой случай. Как-то в воскресенье на базаре Гайдар купил для Жени у одного паренька жёлтого мохнатого щенка ― Жулика («симпатичного, но неприличного»), Илька же, которому на тот момент было восемь лет, отказался покупать серую гладкую Жульку у того же мальчишки, но, не подождав Аркадия Петровича, купил «в углу базара» за двадцать два рубля двух пёстрых голубей. Больше таких голубей на базаре не было. Гайдар тоже хотел пёстрого голубя, но Илька Артемьев оказался «маклаком и выжигой»: попросил за птицу не одиннадцать рублей, а пятнадцать. Аркадий Петрович весь оставшийся день был задумчив и грустен: не ожидал он, что его сосед и друг окажется столь жадным до денег, ― «лежал в своём огороде, ел огурцы и репу и смотрел в синее небо». Однако уже вечером донеслось из-за забора: «Са-сед! Эй, са-сед, бери, что ли, пёстрого за одиннадцать. Не сердись, са-сед!». Гайдар был счастлив; он тут же выбежал на улицу и через несколько минут принёс домой голубя.

На следующий день было «Илькино рождение». Аркадий Петрович поехал в Москву, в редакцию газеты «Пионерская правда», где рассказал о случившемся и пообещал написать о своём друге рассказ. В тот же день он повесил на стену в доме Чернышовых политическую карту Европы, привезённую из столицы. А в дневниковой тетради он записал начало произведения: «Завтра Ильке Артемьеву должно было исполниться девять лет, и ещё с вечера он твёрдо решил с утра начать жизнь по-новому» (от 5 марта). Однако работа дальше не пошла: «Вот странно! И о чём писать знаю, а испортил 10 листов и не мог с этих заколдованных строк сдвинуться ни на букву!». Увы, рассказ так и не был продолжен.

Вскоре началась война. Илька с семьёй уехал в Сибирь, а Гайдар отпустил на волю пёстрого голубя. Он начал собираться на фронт.

Аркадий Петрович ещё в конце 1920-х знал, предчувствовал, что на его веку «будет отчаянная» война. В 1929-м он писал: «Тот год и день, когда напряжённую тишину тысячевёрстной западной границы разорвут первые залпы вражеских батарей… этот год, и день, и час не отмечен ещё чёрной каёмкой ни в одном из календарей земного шара. Но год этот будет, день возникнет и час придёт…». А события конца 1930-х―начала 1940-х годов в Европе утвердили его во мнении: Советскому Союзу придётся биться за своё существование с кровожадным, беспринципным, ужасающе сильным врагом.

31 декабря 1940-го в газете «Правда» была опубликована анкета «Наши планы на 1941 год». В ней своими планами поделились народный артист СССР Н. П. Хмелёв, директор Кировского завода И. М. Зальцман, историк Е. В. Тарле, дирижёр С. А. Самосуд, писатель А. М. Якобсон, скульптор С. Д. Меркулов и др. Был там и ответ Гайдара под заглавием «Тимур готовится к войне»: «Только что (в первом варианте) я закончил сценарий фильма “Комендант снежной крепости”. Тимур во время войны настоящей готовится сам и готовит своих товарищей к войне будущей. Этой работы на весну мне хватит. Над чем работать дальше ― подскажет сама жизнь».

И она подсказала…

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.

 

Аркадий Петрович Гайдар погиб на Украине 26 октября 1941 года

 

Аркадий Петрович одним из первых пришёл в военный комиссариат: 23 июня он подал заявление с просьбой отправить его на фронт, однако, после медицинского освидетельствования, в отправке на фронт ему было отказано. В тот же день поступил звонок со студии: в связи с обстоятельствами, Гайдару и Кулешову чуть ли не приказывали заняться написанием продолжения (второй серии) «Тимура и его команды» ― «Клятвы Тимура», на что выделялось всего пятнадцать дней; работа над «Комендантом снежной крепости» (третьей серией) была приостановлена. К сожалению, «Комендант…» так и не был поставлен. Уже 24-го Аркадий Петрович и Лев Владимирович поехали в Болшево в Дом творчества кинематографистов.

Воздушные тревоги раздавались чуть ли не по несколько раз в день. В подвале кинотеатра оборудовали бомбоубежище, куда в первую очередь при вое сирены отводили малышей из детского сада. Те шли по парам. В каждой четвёртой―пятой паре дети несли ночной горшок. Это наблюдение отразилось и в сценарии.

Работали слаженно и много. Гайдар до обеда писал сценарий, а Кулешов во второй половине дня вносил правки в написанное Аркадием Петровичем и составлял режиссёрский план. Почти не отдыхали. Во время редких прогулок говорили главным образом о войне. Лев Владимирович считал, что она будет длиться не более четырёх месяцев, Аркадий Петрович же понимал, что это на годы.

2 июля он отправил А. А. Фадееву телеграмму: «Закончив оборонный сценарий, вернусь Москву шестого. Не забудьте о моём письме, оставленном в секретариате». Это то самое письмо, в котором Гайдар просил Союз писателей СССР поспособствовать его отправке на передовую: более находиться в тылу он не мог.

В конце сценария Аркадий Петрович как бы обращается к своей приёмной дочери словами полковника Александрова, записанными на пластинку: «Когда ты услышишь эти мои слова, я буду уже на фронте. Дочурка, начался бой, равного которому ещё на земле никогда не было... А может быть, больше никогда и не будет»; «Если тебе будет трудно, не плачь, не хнычь, не унывай. Помня, что тем, которые бьются сейчас за счастье и славу нашей Родины, за всех её милых детей и за тебя, родную, ещё труднее, что своей кровью и жизнью они вырывают у врага победу. И враг будет разбит, разгромлен и уничтожен. Женя! Я смотрю тебе сейчас в глаза прямо, прямо...»; «Я клянусь тебе своей честью старого и седого командира, что ещё тогда, когда ты была совсем крошкой, этого врага мы уже знали, к смертному бою с ним готовились. Дали слово победить. И теперь своё слово мы выполним. Женя! Поклянись же и ты, что ради всех нас там у себя... далеко... далеко... ты будешь жить честно, скромно, учиться хорошо, работать упорно, много. И тогда, вспоминая тебя, даже в самых тяжёлых боях я буду счастлив, горд и спокоен».

Работа над «Клятвой Тимура» была завершена уже 6 июля.

Комитет одобрил сценарий в считанные дни, однако съёмка уже которой картины оказалась под вопросом. Дети, сыгравшие в «Тимуре и его команде» и необходимые для съёмок второй серии (главным образом Ливий Щипачёв ― Тимур, Борис Ясень ― Мишка Квакин, Екатерина Деревщикова ― Женя, Марина Ковалёва ― Ольга), были эвакуированы в Уфу. Чтобы вернуть их в Москву, нужно было получить специальное разрешение. Тогда Гайдар написал письмо военному коменданту города генерал-майору В. А. Ревякину:

«Уважаемый товарищ Ревякин!

Я ― писатель ― автор книг “Школа”, “Военная тайна”, “Тимур и его команда” и ряда других.

По повести и кинофильму “Тимур и его команда” возникло большое пионерское движение помощи семьям ушедших на фронт бойцов Красной Армии.

Десятки тысяч детей уже принимали в этом благородном деле самое горячее участие.

Сейчас мною закончен, и фабрика “Союздетфилъм” приступает к съёмке второго оборонного фильма “Клятва Тимура”. Это о том, что должны делать и чем могут помочь взрослым дети во время нынешней Отечественной войны.

Для этого нам необходимы четверо московских ребят, игравших в первой картине главные роли…

Они эвакуированы сейчас в Уфу. Прошу Вашего разрешения на их возвращение в Москву, так как без них эта оборонная кинокартина снята быть не может.

С товарищеским приветом:

Арк. Гайдар.

14 июля 1941 г.»

Ревякин просьбу не одобрил. Больше Аркадия Петровича в Москве ничто не удерживало.

(Фильм «Клятва Тимура» всё-таки вышел в прокат в 1942 году.)

«Комсомольская правда» согласилась (не без давления со стороны Союза писателей СССР) отправить Аркадия Петровича на фронт своим корреспондентом. 19 июля ему были выданы и пропуск Генеральным штабом, и удостоверение самой редакцией: «Дано писателю тов. Гайдару… в том, что он командируется в действующую Красную Армию…». В тот же день началась публикация в «Пионерской правде» «Клятвы Тимура» (19, 22, 24, 26, 29, 31 июля, 2 и 5 августа ― №№ 85―92). После опубликованного завершающего отрывка редакция обратилась к читателям: «Ребята! Присылайте нам отзывы о киносценарии “Клятва Тимура”. Пишите о том, что вы делаете на благо родины».

Незадолго до отъезда Аркадий Петрович оставил жене Доре Матвеевне лаконичные распоряжения о том, как действовать при определённых обстоятельствах:

«1) Документы военные старые разделить на две части ― запечатать в разные пакеты.

2) В случае необходимости обратиться: в Клину к Якушеву. В Москве ― сначала посоветоваться с Андреевым (“Пионерская правда”)…

3) В случае если обо мне ничего долго нет, справиться у Владимирова… или в “Комсомолке” у Буркова.

4) В случае ещё какого-либо случая действовать не унывая по своему усмотрению.

Будь жива, здорова! Пиши, не забывай. Твой Гайдар».

Когда же Аркадий Петрович 21 июля 1941 года уезжал в действующую армию в Киев, он подарил Жене купленную на Арбате книгу сказок с вклеенной в неё страничкой, на которой им было написано стихотворение:

 

 

Дора Матвеевна и Женя хотели проводить его до Курского вокзала, но Гайдар выступил категорически против. Они простились на улице, около дома, где также собрались дети, с которыми Аркадий Петрович «играл, ходил фотографироваться, которых водил в кафе кормить пирожными». Борис Александрович Емельянов вспоминал: «Была на Гайдаре фуражка с красной звездой. Тяжёлый пистолет в кобуре непривычно оттягивал пояс. Все мы ― родные и друзья ― молчали. А Гайдар говорил <…> задумчиво и тихо:

― Ну что ж, вот она и пришла ― пора самой большой проверки моих книг. И моей жизни. Прощайте, мои хорошие, помните, не забывайте».

Спустя менее чем сутки он был уже в Киеве.

Воспоминаний о Гайдаре сохранилось много, но, что удивительно, не так уж часто их авторы обращаются к портретной характеристике писателя. Большинство известных нам портретных характеристик отличается сдержанностью, лаконичностью, в некотором смысле даже скупостью. Вероятно, это связано с тем, что сам Аркадий Петрович не любил говорить о себе и, вообще, привлекать к своей фигуре лишнее внимание. В быту он был скрупулёзным и пунктуальным, при этом, как сам же признавался, нередко, особенно в молодости, совершал опрометчивые поступки; своими обаянием и чувством юмора Гайдар привлекал к себе непохожих друг на друга, несхожих даже по мировосприятию людей. Вот лишь некоторые отрывки из воспоминаний о нём: «Это был человек исключительной честности, сердечности и отваги…» (полковник А. Д. Орлов, начальник штаба 36-й истребительной авиационной дивизии, с которым Гайдар попал в окружение под Киевом); «Он всегда был полон веселья, Гайдар. Искорки смеха роились в его серых глазах и исчезали редко ― или во время работы, или в тех случаях, когда Гайдар сталкивался с карьеристами и халтурщиками. Тогда он становился жесток, беспощаден, бледнел от гнева» и «Человек огромной силы, он безропотно тащил любой груз и ко всем неизбежным злоключениям в пути относился с добродушной иронией» (К. Г. Паустовский). А В. Н. Малюгин писал о нём следующее: «Гайдар с юных лет не любил людей, в жилах которых, как он говорил, течёт “рыбья кровь”, — людей равнодушных, сухих, невозмутимых, скучных. Гайдар был весёлым человеком, большим выдумщиком и даже озорником». С другой стороны, и правда, зачем акцентировать внимание на портрете, раз лучше всего Аркадия Петровича характеризуют его поступки?

Известно, что Гайдар неоднократно участвовал в боевых действиях. Например, он вместе со 2-ым батальоном 306-го полка атаковал гитлеровцев; однажды он спас командира этого батальона ― старшего лейтенанта Ивана Николаевича Прудникова («Это самый лучший и смелый комбат самого лучшего полка всей дивизии»).

Написанные на фронте статьи и очерки публиковались в «Комсомольской правде» и «Пионерской правде»: «У переправы» (8 августа), «Мост» (20 августа), «Война и дети» (21 августа), «В добрый путь!» (30 августа), «У переднего края» (17 сентября), «Ракеты и гранаты» (4 октября) и др. Они составили цикл «Фронтовые записи».

В середине сентября, когда было принято решение оставить Киев и, соответственно, вывезти самолётом корреспондентов, Аркадий Петрович отказался покидать город. Тогда Дора Матвеевна получила от него последнее письмо: «…Пользуюсь случаем, пересылаю письмо самолётом. Вчера вернулся и завтра выезжаю опять на передовую, и связь со мною будет прервана. Положение у нас сложное. Посмотри на Киев, на карту, и поймёшь сама. У вас на центральном участке положение пока благополучное. Крепко тебя целую. Личных новостей нет. На днях валялся в окопах, простудился, вскочила температура, но я сожрал 5 штук таблеток ― голова загудела, и сразу выздоровел.

…Помни своего [Гайдара], который ушёл на войну…

Будь жива, здорова.

Эти товарищи, которые передадут тебе письмо, из одной со мной бригады. Напои их чаем или вином. Они тебе обо мне расскажут.

Гайдар

Целую Женю.

Привет маме и всему вашему табору».

Вместе с работниками политотдела 37-й армии Аркадий Петрович перешёл на правый берег Днепра. Там он как пулемётчик присоединился к партизанскому отряду, которым командовал секретарь Гельмязевского райкома партии Фёдор Дмитриевич Горелов.

22 октября отряд атаковали немцы. Оставшиеся в живых рассеялись небольшими группами. Группа, в которой находился Гайдар, планировала добраться до Черниговских лесов. Предполагалось, что именно там они соберут новый отряд. 26 октября было решено отправиться за продовольствием, оставшимся у старого лагеря ― невдалеке от села Лепляво Каневского района. Отправились пятеро, в том числе и Гайдар.

В соответствии со словами исследователя жизни и творчества Гайдара Б. Н. Камова, партизаны решили зайти к знакомому обходчику Сорокопуду за картошкой. Рядом с домом обходчика, находясь у насыпи, Аркадий Петрович заметил притаившихся возле тропы в засаде немцев. Гайдар мог скрыться, не сказав ничего своим товарищам ― и тогда обрёл бы их на гибель. Он крикнул: «Ребята, немцы!».

Пуля попала прямо в его сердце.

Остальные четверо успели среагировать на крик Аркадия Петровича: они бросили несколько гранат в кусты, в немецкую засаду, и скрылись.

Гайдар погиб, чтобы спасти остальных.

И спас.

 

 

Библиография:

 

1. Гайдар, А. П. Собрание сочинений [Текст] : В 4 т. / [Вступ. статья Л. Кассиля, с. 5-35] ; [Коммент. Ф. Эбин]. Т. 4 : Обыкновенная биография в необыкновенное время. Т. 4 : В дни поражений и побед. На графских развалинах. Неоконченные произведения. Фельетоны и очерки. Из писем и дневников. ― Москва : Детская литература, 1972. ― 590 с.
2. Емельянов, Б. А. О смелом всаднике : Гайдар. Рассказы о писателе [Для сред. шк. возраста] / Б. А. Емельянов. ― Москва : Молодая гвардия, 1974. ― 160 с.
3. Емельянов, Б. А. Рассказы о Гайдаре [Текст] / Б. А. Емельянов. ― Москва : Детская литература, 1972. ― 110 с.
4. Жизнь и творчество А. П. Гайдара / сост. Р. И. и В. С. Фраерман. ― Москва : Детская литература, 1964. ― 432 с.
5. Камов, Б. Н. Обыкновенная биография. (Аркадий Гайдар) [Текст] / Б. Н. Камов. ― Москва : Молодая гвардия, 1971. ― 416 с.
6. Камов, Б. Н. Партизанской тропой Гайдара [Текст] : Рассказ-поиск : [Для сред. и ст. шк. возраста] / Б. Н. Камов. ― [3-е изд., доп.]. ― Москва : Детская литература, 1973. ― 275, [1] с.
7. Клинские незабудки : ил. биогр. слов.-справ. / сост. В. И. Стариков, М. Д. Молотников ; при участии МБУК «Клинская ЦБС». ― Клин : Кипарис, 2016. ― 288 с.
8. Малюгин, В. Н. Жизнь такая, как надо [Текст] :  Повесть об Аркадии Гайдаре : [Для сред. и старш. шк. возраста] / В. Н. Малюгин. ― Волго-Вятск : Книжное издательство, 1971. ― 216 с.
9. Смирнова, В. В. Аркадий Гайдар [Текст] : Очерк жизни и творчества / В. В. Смирнова. ― 2-е изд., доп. ― Москва :  Советский писатель, 1972. ― 256 с.
10. Советские писатели на фронтах Великой Отечественной войны : в 2 кн. Кн. 2 / Тарасенков А. К., Бондарин С. А., Соболев Л. С. и др. ; редактор И. И. Анисимов. ― Москва : Наука, 1966. ― 732 с.
11. Фраерман, Р. И. Любимый писатель детей : [А. П. Гайдар] / Р. И. Фраерман. ― Москва : Московский рабочий, 1964. ― 110 с.