Жизнь как есть

 

 

Образование — это тихая радость ума. Когда все кончится и разрушится, то есть, когда вокруг ничего не будет, в нем останется форма знания. Она тоже перестанет быть с ослаблением памяти, мерцая пропадет, но она будет длиться дольше вещей. Это радостно, и особенно это радостно, когда вещи ещё есть вокруг.

Вещи вокруг — это прежде всего сами книги, к которым можно обратиться, затем предметы, которые можно осмыслить, природа, которую можно созерцать, общество, которое клубится событиями.

Но образование, редупликация образов, нуждается в форме. Оно должно быть окружено стенами безопасности от прямого и жёсткого воздействия вещей, природы, общества. И здесь играет свою роль простейшее устройство-трансформатор. Оно превращает вещи, проявления природы и общественные события в ряды или столбцы условных знаков. Речь о книге.

 

Сама она устроена как совокупность тонких панелей для кода – букв, с помощью которого записывается все прочее. Будучи записано, оно, хотя и теряет интенсивность, чувственную яркость, но вместе с этим становится безопасным. От слова «огонь» не сгорит даже страница, от слова «война» не будет трагедии. В этом есть настоящее чудо: описать свойства горения токсичных веществ можно, конечно, только после эксперимента, но, записанное, знание будет передано без риска для жизни. Конечно, чтобы до конца понять, как именно побеждать в войне, надо пройти полевые учения и иметь боевой опыт, но быть осведомленным о реестре всевозможных ловушек, засад, видов оружия лучше на бумаге, потому что в ходе сражения незнание смертоносно, один просчет идет за одну жизнь. Можно сказать, что в библиотеках есть целые стеллажи книг, за каждой страницей которых лежит чья-то смерть. То же происходит и с цифрами. Простые числа избавляют от необходимости загибать пальцы, или таскать на плечах мешок счетных камешков. Слова и цифры – основной код мира. Поэтому нет ничего удивительного, что они также позволяют видеть прошлое и прогнозировать будущее.

 

Но образование нуждается и в другой форме. Это можно выразить через аллегорию. Город сгорел, и десять человек спаслось. Один напишет поэму о пожаре, другой – трактат о свойствах огня, третий – о свойствах материала, четвертый предложит схему городского расселения, пятый чертеж надежных устройств, шестой усовершенствует законы, седьмой прославит ценности жизни, о которых восьмой прольет слезы в трагедии, девятый вспомнит о грехах и небесных карах, а десятый прославит Бога, написав проповедь, которая войдет в историю красноречия. Их десять книг – спрессованный пепел десятков тысяч сгоревших, и драгоценная библиотека будущих жителей города, который уже не сгорит никогда. Но вот они вдесятером стоят в открытом поле, и если их не убьют люди и не съедят звери, то они умрут от голода и жажды. Что им делать сейчас, чтобы они смогли в будущем написать то, что должны? Правильно, они должны скорее укрыться в стенах дружественного города, причем так, чтобы иметь там, помимо безопасности, должность и достаток, позволяющие писать. Чем раньше они спасутся, тем скорее закончится эпоха всемирных пожаров. В истории человечества сгорела тысяча городов, на протяжении тысяч лет мудрецы не добегали до стен убежища. Образованию нужна форма, и буквально до самых недавних пор эта форма напоминала крепостные стены.

 

Здесь три аспекта: образование – атлетика ума, сама в себе несет наслаждение. Умение обращаться с умом – опора приватной жизни, самостоятельности и независимости. Десять мудрецов из аллегории не написали одно и то же, но каждый свое собственное произведение. Наслаждение независимостью и самостоятельностью кратно умножается за счет умения обращаться со всеми вещами мира в их безопасном, смягченном виде букв и цифр, а также возможностью моделировать прошлое и будущее. Наконец, принося наслаждение его обладателю, образованный ум приносит пользу всем вокруг, предлагая решения проблем, облекая чувства в слова, завершая системы идей.

Но если бы образованный ум был таким идеальным, все бы хотели приобрести его. Тут его самый страшный нюанс, что он, оказывается, несамостоятелен, зависим, отягощает, не может обращаться с простейшими вещами мира, раздражает всех вокруг.

Как это так? Это же противоречит каждому из положительных свойств! Не совсем. Как работает образование, так оно и ощущается. Оно содержит в себе все в безопасном виде, и оно содержится в безопасности. Тот, кто, придя, прочел все книги мира, воспользовался двойной безопасностью библиотеки как места, и ее содержимого как ценности. При этом как содержимое было куплено дорогой ценой чьей-то жизни, неудачного опыта, кровавой войны, так и место содержат те, кто строили его на холоде и дожде, защищают его, подметают, переставляют книги. Ученые, писатели и читатели, если они не бредут по джунглям в поисках редкого вида ядовитой кобры, иждивенцы и бездельники. Они взяли самое прекрасное и безопасное, что есть в мире, и умничают!

Однако, если мы взглянем вокруг, при всей неприязни и зависти, люди самых разных профессий, самых разных интересов, даже те, образно выражаясь, по головам которых ученый читатель поднимается в библиотеку, даже эти бедняги не восстают!

Потому что по всему городу прошел слух. Всем пересказали слезы трагедии и краски поэмы, уже работают инспекции, законы, усовершенствовано строительство, предлагаются и вводятся новые усовершенствования, говорят об интересных идеях, свободах, и вообще там, на вершине делается что-то такое, что изменяет мир, дайте только немного тишины. То есть каждый понимает, что, если этих бездельников убить, город погибнет.

Сейчас, конечно, все не так. Во многом – наоборот, и может быть, хуже. Дело в том, что, когда каждый понял, как хорошо быть в библиотеке, библиотека приняла всех, и оказавшись общедоступной, стала неинтересной. А так как индустрия, огромные города, армии, политика требуют уже не десять, а десятки тысяч мудрецов, уже безынтересная, она стала обязательной.

И тут есть три пути: путь долга, путь бегства, и самый тайный путь. Путь одной интеллектуальной уловки, о которой в конце. Идущий путем долга, не интересуется, но понимает, что его ум необходим, и он образовывает его и служит им, как раньше служил дровосек или строитель, потому что были необходимы его руки. Идущий путем бегства, попросту сбегающий человек, не хочет, не понимает, или понимает и вредит, преследует свои цели, ленится. Это хаотический человек, и его свобода – это его дело. Правда, он оказывается «вне стен», и в более опасном мире. Ему сложно выжить там, где с легкостью выживал его прадед. В любом случае, бегущий научился ловить рыбу, охотиться и исчез из нашего поля зрения. Он сам по себе. Но есть и третий человек, он находит свой третий путь благодаря случайности, благо случайности часты. Он видит за долгом наслаждение и чувствует попутный ветер эпохи. Он прямой потомок тех десятерых. И когда первый тянет лямку, а второй бежит в лес, третий обращается с вещами, временами, стихиями, идеями как с шахматными фигурами. Через какое-то время его партия становится законом действительности, а он получает лавры. Так все остается по-прежнему: тот, кто иждивенец, бездельник, он же творец и спаситель.