Илья Александрович родился 20 июля 1880 года в Песковском заводе Глазовского уезда Вятской губернии. Отец, Александр Романович Лихачев, в то время состоял в должности управителя означенного завода. Завод принадлежал ярославскому купцу Н.П. Пастухову. Отец продолжал здесь службу до 1900 года, когда, по болезни, должен быть выйти в отставку. Если мне не изменяет память, жалование, которое получал отец, было 180 рублей в месяц. Отец по происхождению принадлежал к потомственному дворянству Уфимской губернии (по прописке). Родился же он в Мотовилихинском заводе (около Перми), где мой дед, Роман Иванович Лихачев, был управляющим. Ни имений, ни капиталов у моего отца не было. Не было имений и крепостных и у деда. После выхода в отставку в 1900 году отец проживал в разных местах Вятской губернии – в селе Укан, у брата моего, доктора, в Глазове, в Омутнинске и в Вятке, где и умер в 1912 году. Имея большую семью (8 детей, тесть и теща), отец мой, стремясь дать образование детям, все время нуждался в средствах и имел долги. Положение еще более осложнялось тем, что отец, будучи по природе любознательным, любил заниматься ремеслами, выписывая руководства, технические приборы и реактивы. Все это требовало денег.

Он не был белоручкой, а любил проникнуть в каждое производство, исследуя его суть. Он знал сапожное производство и носил сапоги только своей работы. Был хорошим фотографом, переплетчиком, сам клеил гильзы, выращивал табак. В совершенстве знал часовое, слесарное и токарное производства. Я уже не говорю про специальные познания горного и металлургического дела.

Дети подрастали, а средств на высшее образование не было. Владелец завода Пастухов помог отцу и дал двум моим братьям стипендии. Благодаря этому брат Семен окончил медицинский факультет и служит теперь врачом в Омутнинске. Второй брат, Сергей, окончил технологический институт и служит сейчас на писчебумажной фабрике в городе Ленинграде.*

С 1900 года по день смерти отец получал от Пастухова пенсию по 100 рублей в месяц.

 

Мать моя Мария Николаевна Лихачева происходила из дворянской семьи Лосевых, очень бедной, и воспитывалась в семье горного инженера Арсеньева. Она жива до сих пор и проживает в Вятке. Ей 80 лет. Существует на средства сыновей. Она всю жизнь была неразлучной помощницей отца в семейном быту. Будучи сама трудолюбивой, стремилась передать любовь к труду, как к своим детям, так и окружающей среде. Вся семья обшивалась матерью. Она же вязала нам чулки на машине. Она открыла в Песковском заводе для детей рабочих и девушек ткацкую и кружевную школы, выхлопотала на это средства. За умелую постановку дела и за успех мать неоднократно получала благодарности земских собраний и, кажется, была награждена медалью.

(В своем докладе «Из прошлого Омутнинских заводов», Илья Александрович приводит любопытный факт. Известно, что в Омутнинских заводах одно время работал известный изобретатель дуговой сварки Н.Г. Славянов. Так вот оказалось, что Николай Гаврилович увлекался спиритизмом. И образовал кружок спиритов. В Песковке такой кружок образовал А.Р. Лихачев. Спириты выписывали журнал «Ребус». С отъездом Н.Г. Славянова интерес к спиритизму как-то пропал, хотя А.Р. Лихачев продолжал выписывать журнал «Ребус».)

Все мы воспитывались при постоянной нехватке денег. Нам указывалось, что средства к существованию добываются только трудом, и что мы никаких наследств и капиталов не получим. Нас обучали ремеслам. Я, в частности, изучил переплетное дело, фотографию и огородничество. Обилие книг у отца давало возможность знакомиться с литературой и вообще черпать знания.

Воспитывались мы в духе христианской морали, однако, с осознанием веротерпимости и уважения мнения других.

Отец и мать были полными трезвенниками и старались эту же черту передать всем своим детям.

Ни отец, ни мать не любили заниматься политическими вопросами. От отца и деда я слыхал, когда заходил разговор о политике, что не их дело в этом разбираться и что начальству с горы виднее.

 

 

Нам внушали, что никакой честный труд не может унизить человека, а под бедной одеждой и рубищем сплошь и рядом скрыто и доброе сердце и большой ум. Как мне кажется, между моими родителями и местным населением (рабочими) существовали самые добрые отношения. Нас не отгораживали от детей этого населения, быт и особенности которого мы, благодаря этому, хорошо знаем.

 

В 1891 году меня отвезли и сдали на учение в Вятское земское реальное училище, которое я окончил в 1909 году (во втором классе, ввиду длительной болезни, оставался на второй год). Все время учения в Вятке я жил в семье моей бабушки и деда Лосевых. Это были глубокие старики, родившиеся в начале XIX века. Дед, Н.И. Лосев, в молодости был офицером и отличался прямолинейностью суждений и большой дисциплинированностью. Бабушка, если мне не изменяет память, была дочерью горного инженера Семенникова и, по характеру и складу мышления, близко подходила к деду. Оба, дед и бабка, требовали от нас неуклонного исполнения заведенного у них уклада жизни и зорко следили за соблюдением училищных правил. Дед был большой поклонник режима Николая I и ко всему инакомыслящему относился отрицательно. При всякой малейшей шалости с нашей стороны, раздавался его грозный окрик: «Пороть их надо каналий, как сидоровых коз».

 

Третий ряд (слева – направо) – Мария Николаевна Лихачева, Николай Петрович Пастухов, владелец Песковского завода, Александр Романович Лихачев и Сергей Александрович Лихачев с семьей в Песковском заводе. Первый ряд (слева – направо), второй – Илья Александрович Лихачев, третий – Семен Александрович Лихачев.

 

Режим в училище был тоже строгий. Все делалось по звонку и молитве. С 18:00 никто из учеников не имел права появляться на улице. Посещение театров дозволялось не иначе как с разрешения инспектора. Причем безразлично шли ли вы в театр один или с родителями.

В младших классах придавалось большое значение военному строю и гимнастике. От учеников требовалось безусловное повиновение и уважение к начальству. Мне припоминается случай как, при приезде нового губернатора в Вятку, директор был озабочен тем, как обрисовать ученикам внешность губернатора, чтобы ученики при встрече не прозевали начальства, не отдав ему чести и не бросив тем самым тень на училище. Накануне праздников и в праздник требовалось аккуратное посещение церкви.

Власть училищного начальства не ограничивалась стенами учебного заведения. Вечерами учителя обходили квартиры, в том числе и домашние, и следили за тем, что делали ученики. На квартирах велись особые книги, в которых учителя, при посещении, вносили свои замечания. Благодаря такому режиму в училище и на квартире, вся жизнь учащихся была поставлена в рамки, а моя, в силу отмеченных качеств деда и бабки, особенно. Перед нами были только начальство, домашнее начальство, церковь и ученье. «Не ваше дело молокососов рассуждать» – так внушал нам дед. «Уважай начальство и слушай своих учителей» – так говорили нам в школе. Говорить, при таких условиях, о движении политической мысли не приходилось.

 

Преподавание курса истории шло под уклоном «единодержавие и самодержавие». Революционные эпохи Западной Европы излагались в самом неприглядном виде, а отрицательные стороны нашего строя или сглаживались, или о них умалчивалось совершенно. Читать книги можно было только нашей училищной библиотеки. Причем даже в самых старших классах не разрешалось читать часть произведений Достоевского. Таких писателей как Чернышевский и Решетников не разрешалось читать совершенно. Помню как сейчас, что будучи в седьмом классе я не получил разрешения пойти в театр на спектакль «Власть тьмы» Л.Н. Толстого, ибо пьеса считалась «грязной, подрывающей устои нравственности и семьи, этой основы государства». Так мы учились и так воспитывались.

Если мы выходили в жизнь со значительным научным багажом, то, во всяком случае, полными политическими невеждами. Более того, людьми оппозиционно настроенными ко всякому строю, кроме строя существовавшего у нас.

Весной 18999 года я окончил семь классов (полный курс) Вятского реального училища и уехал к родителям в Песковский завод. Мои планы были таковы: прожить дома с полгода, подучиться немецкому языку, чтобы поехать в горную академию в Саксонию. Отец нуждался в деньгах, поэтому я задался целью скопить немного денег и, в то же время, на практике ознакомиться с металлургическим производством. Я тут же поступил в Песковский завод практикантом с жалованием 15 рублей в месяц. Начал изучать доменную плавку, смолоскипидарное дело и, одновременно, немецкий язык. Но конец 1899 года в корне разбил мои планы. Отец заболел и в начале 1900 года вышел в отставку. За мой оставались с незаконченным средним образованием еще один брат и две сестры.

Осенью 1900 года я поступил в Московское военное училище, где пробыл два года. Говорить о военном режиме и о жизни военной школы того времени считаю излишним, так как они в достаточной степени известны. Скажу лишь, что пребывание мое в в училище ознаменовалось дальнейшим внедрением в мое существо начал дисциплины и слепого повиновения начальству. Московское военное училище не обязывало, как другие, отслуживать время, проводимое в училище, в полках. В августе 1902 года я был произведен в подпоручики Лейб-Гвардии Семеновского полка и уехал в отпуск. Вернувшись из отпуска, я подал прошение об увольнении в запас. И снова уехал в отпуск. Таким образом, мое пребывание в полку продолжалось не более двух недель. В начале ноября 1902 года я был уволен в запас Гвардии, оделся в штатское платье и стал свободным гражданином.

У меня было стремление изучить горное дело и я уехал на Урал, рассчитывая там почерпнуть на практической работе необходимые знания.

 

Я поступил в 1903 году в Невьянск на золотопромышленные драги практикантом сначала 25 рублей, а позднее – 40 рублей в месяц. Здесь мне пришлось проделывать всю черную работу и проводить дни и ночи среди лязга элеватора, сырости и грязи. Но дело это я уяснил и, по-видимому, был оценен заводским начальством. Управляющий заводом Тибо-Бринволь, во время приездов на драги, требовал обстоятельных и детальных докладов. Сам Тибо-Бринволь состоял членом совета съездов горнопромышленников Урала. В одно из посещений драг он предложил мне перейти на должность секретаря Совета съездов. Это предложение было мною принято, и осенью 1903 года я перешел на службу в Совет съездов в Екатеринбург. Это сразу улучшило мое материальное положение, ибо я получил жалование в 100 рублей в месяц. В это время Советом прорабатывался вопрос о развитии кустарных промыслов на Урале и вопрос о введении страхования рабочих. По первому вопросу мною был составлен обширный доклад, отпечатанный в трудах съезда. По второму вопросу мною производилась отработка статистических материалов. Доклад по второму вопросу, со ссылкой на мое участие в работах, был составлен В.В. Мамонтовым и отпечатан.

На съезде горнопромышленников в 1904 году произошла моя встреча с представителем Министерства внутренних дел В.Д. Коптевым, которая имела решающее значение для всей моей дальнейшей службы и деятельности. Коптев, заслушав мои доклады и узнав мое прошлое, завел со мной разговор, что, судя по докладу о развитии кустарных промыслов, я являюсь сторонником улучшения быта крестьянства и поднятия его экономической мощи. Сказал, что с этой точки зрения амплуа секретаря Совета горнопромышленников не даст мне широкого поля деятельности и что, если я хочу служить деревне Урала, то мне следует искать другого поприща. Он предложил помочь получить должность земского начальника, что представляло значительный простор для деятельности. Это разговор был для меня совершенно неожиданным. Про обязанности земского начальника я знал очень мало. Живя в Песковском заводе, я не видел земского начальника, так как тот жил в Омутнинске. Я написал отцу и получил от него совет перейти в земские начальники. Он указал мне, что служба в Совете горнопромышленников частная и, в случае болезни и старости, не дает обеспечения, тогда как служба земская и государственная обеспечивает пенсией. Совет отца был для меня решающим и в августе 1904 года я был назначен кандидатом в земские начальники при Пермском губернском присутствии. Здесь я пробыл полгода, изучая дело, и в феврале 1905 года был командирован исправлять должность земского начальника 6 участка Чердынского уезда Пермской губернии (село Гайны). Край, куда я попал, был почти первобытным по укладу жизни. Я столкнулся с бытом глубоко невежественного населения, жившего в курных избах, без дорог, без колес и прочего. В быте земельной общины мне пришлось столкнуться с вопиющими несправедливостями. Земли были захвачены кулаками, а налоги уплачивались не по земле, а по количеству душ в семье. То есть, вся тяжесть податей ложилась на бедняка. Я разъяснил на сходах всю несправедливость этого дела и население начало выносить приговоры о переделе земель. Мне не удалось завершить это дело, так как я был переведен в 4-й участок Красноуфимского уезда Пермской губернии (Петровский завод). Учитывая недостатки быта 6-го участка, я возбуждал ходатайства перед земским собранием о проведении тех или иных мероприятий. В ноябре 1905 года в соседнем 7-м участке Чердынского уезда начались массовые лесные порубки в дачах графа Строганова. Местный земский начальник Воскресенский изобразил это дело в виде аграрных беспорядков и подал в отставку. Мне, как соседу, было предложено принять в заведование и 7-й участок. Массовые порубки, как объясняли крестьяне, шли потому, что «разрешено было рубить лес графский три дня. Срок прошел, и мы кончили, и больше не рубим». На этом дело и кончилось. Порубки не возобновлялись, никаких эксцессов не наблюдалось и дело само собой утряслось.

 

В этот период времени мне впервые пришлось убедиться, что жизнь в стране течет не так как нас учили в школе, а иначе. Цензура газет ослабла, появились в газете такие мысли, которые для меня были откровением. Кроме самовольных порубок в 1905 году, жизнь этого края в революционную эпоху, пожалуй, ничем не ознаменовалась.

Появились ссыльные из Остзейского края, но они всецело были в ведении полиции и земский начальник не имел к ним никакого отношения.

В начале зимы 1906 года я был вызван в Пермь губернатором и мне было предложено перейти в более трудный 4-й участок Красноуфимского уезда (Петровский завод), куда я и переехал в начале 1907 года. Завод насчитывал тысяч пятнадцать населения и принадлежал к обществу Кыштымских заводов. Это общество разорилось, и происходили постоянные осложнения на почве невыдачи заработной платы. Приходилось улаживать конфликты и изыскивать средства. Заводское правление было в Кыштыме за 100 верст и, чаще всего, отделывалось общими фразами. Положение рабочих было крайне тяжелым, и я не мог им не помочь. В ответ я видел косые взгляды и словесные жалобы представителей заводоуправления губернатору. Деньги, хотя и с опозданием и не в полном количестве, удавалось раздобыть. Тем временем, заводы были куплены английской компанией во главе с Л. Уркартом. Состав заводской администрации был обновлен, появились деньги, кризис постепенно изживался. Крупный завод не имел среднего учебного заведения. Мне удалось провести вопрос об открытии его в училищном совете, построить здание детского приюта. Вместе с этим, в соседнем закрытом Шемахинском заводе надо было наделять население землей по закону от 3 декабря 1862 года. Эта работа была мною проделана.

В конце 1909 года я был переведен в еще более крупный 2-й участок Екатеринбургского уезда, в Кыштымский завод. Этот завод с населением тысяч в двадцать был у нас вроде города. Я приехал в период коренного переоборудования этого завода Уркартом. Во время моего пребывания в Кыштыме не было между рабочими и заводоуправлением сколько-нибудь крупных осложнений.

Летом 1911 года я был назначен непременным членом Пермского губернского присутствия по продовольственной части. В этой должности я и пробыл до лета 1917 года. На этой должности мне пришлось провести продовольственную кампанию 1911-1912 годов вследствие неурожая хлебов. Требовалось разделить миллионные ссуды в зерно, что и было мною произведено. Состоя в должности НЕПРЕМЕННОГО ЧЛЕНА, я нес еще побочные обязанности, особенно в период войны, как-то уполномоченного Красного Креста, уполномоченного Главноначальствующего, члена губернского училищного совета, члена губернского комитета по делам мелкого кредита. После февральской революции судьба института земских начальников, а вместе с тем и губернских присутствий была предрешена. Надо было искать новую службу. Я поехал в Петроград и перешел на должность старшего делопроизводителя Главного управления по делам местного хозяйства по отделу земской реформы, где мы занимались разработкой законопроектов о введении земства на окраинах.

Наступила Октябрьская революция. Служащие министерств объявили забастовку, которая продолжалась, кажется, полтора месяца и фактически вылилась в оставлении службы. В 1918 году я занялся обработкой статистических материалов для литератора по истории земств Б.Б. Веселовского (он работал в союзе земств и городов), каковую и закончил к осени 1918 года, когда я поступил делопроизводителем в Совет народного хозяйства Северного района (Петроград) по отделу национализированных предприятий, где нес службу до февраля 1919 года, когда был мобилизован в Красную Армию.

Я выехал на Восточный фронт, где ввиду моего болезненного состояния (ревматизм и подагра ног) был назначен заведующим типолитографии штаба армии, а потом был переведен в Ярославль в штаб округа. В декабре 1919 года Ярославский округ был расформирован и штаб был переброшен в Харьков. В Харькове я вновь заболел и был уволен в отпуск по болезни в Вятку, с откомандированием в распоряжение Вятского губернского военкомата.

После выздоровления я был назначен заведующим заготовительно-производственной частью Вятского Упродгуба. С осени 1920 года на мою долю выпала организация дела государственных войсковых огородов по всей территории губернии, что и удалось сделать, несмотря на неимоверно трудные условия. В результате весь гарнизон Вятской губернии был обеспечен овощами, а Вятский Упродгуб получил в приказе благодарность, а я аттестат от Начпродгуба. В августе 1921 года, демобилизовавшись, я поступил, по приглашению Правления Вятского Потребсоюза (тогда Губсоюза) на должность заведующего торгово-промышленным отделом, где и проработал до осени 1923 года. В период 1921-1923 годов мне пришлось вынести всю работу по постановке торговых операций потребительской кооперации. В этот период времени Губсоюз превратился в одно из самых мощных кооперативных объединений Республики. Осенью 1921 года, испытывая по работе в Губсоюзе все дефекты рыночной неразберихи, я выступил инициатором создания Биржи. Такая и была, по моему докладу, подтверждена Правлением Губсоюза и утверждена Экономсовещанием. С 15 ноября 1921 года Биржа открыла свои операции.

«За второй полумесяц существования кооперативной биржи, операции ее возросли с быстротой геометрической прогрессии.

Сделки, совершенные через Биржу за последнюю половину ноября 1921 года выразились в скромной сумме 1.585.712.400 рублей, а с 1 по 15 декабря эта сумма увеличилась втрое и достигла цифры 4.841.390.000 рублей. Всего за этот второй рассматриваемый период совершено 19 сделок и только в пяти из них фигурировали советские учреждения.

Нельзя не отметить, что приведенные факты, несомненно, свидетельствуют о жизнеспособности этого учреждения, а с другой стороны лишний раз подтверждают, что организаторы Биржи вполне правильно учли условия текущего момента, требующего, чтобы была оказана помощь пока еще нуждающейся в поддержке торговле именно таким путем.

В настоящее время Биржа насчитывает 23 члена, первое общее собрание которых назначено на 10 января 1922 года.

Доход Биржи выразился в сумме 25.251.950 рублей».

(ГАКО, ф. Р-1137, оп.1, д.998, л.16).

Первоначально я состоял консультантом Биржи, а после ухода из Губсоюза с 3 июля 1923 года – заведующим экономическим отделом Биржи. По обследованию Инструктора Совета съездов биржевых деятелей, работа экономического отдела Вятской товарной биржи была признана выдающейся среди других бирж Республики.

После окончания реального и военного училищ, я занимался изучением экономики, земельных, юридических и исторических вопросов, читая соответствующую литературу по собственному усмотрению.

Мои религиозные убеждения не подходят под догмы, а тем более обряды христианства. Однако, я не представляю себе тайны мироздания без первопричины. Иногда хожу в церковь, но исключительно для того, чтобы перенестись мыслью во времена чистого детства, стремясь, хоть ненадолго, отойти от обычной житейской обстановки.

С 1920 года принимал участие в литературной работе, написал ряд брошюр и статей. Готовятся к печати ряд очерков по экономике Вятской губернии. Кроме того, я работаю над опытом по истории торговли и промышленности Вятского края. Избран членом Вятского исторического общества.

С марта 1924 года, в связи с образованием Вятского губвнутторга, состоял, по совместительству, заведующим статистико-экономическим подотделом его до сентября 1924 года.

4 декабря 1924 года был арестован Вятским ГПУ. Освобожден из под ареста 20 декабря 1924 года.  С 22 декабря 1924 года приступил к исполнению своих обязанностей.

Вопросы экономики меня интересуют, и работе в этой области я хотел бы посвятить остаток жизни.

Женат с 1909 года на дочери крестьянина Вологодской губернии Александре Аполлоновне Леушиной. Имею двух дочерей 13 и 9 лет, которые обучаются в Вятском промышленно-экономическом техникуме. С женой три года проживаю отдельно, но дочери при мне.

 

                         Заведующий экономическим отделом Вятской товарной биржи

                                                                                                                           И.А. Лихачев.             

                                                                                               29 октября 1924 года. Вятка.

                                             (ГАКО, ф. Р-35, оп.1, д.1027 «а», л.35-46).

 

* Лихачев Сергей Александрович, родился 17 января 1879 года в Вятской губернии, научный сотрудник НИИмаш, машиностроение бумажной промышленности – Научные работники Ленинграда. Л., 1934, с.214.

 

 

Лихачев И. Нужна ли Нижегородская ярмарка? – «Вятско-Ветлужский край», 1925, №11-12, с.88-93.

Лихачев И. По поводу рецензии тов. Манина – «Вятско-Ветлужский край», 1925, №3, с.151-153.

Лихачев И. Торговая конъюнктура в марте 1925 года – «Вятско-Ветлужский край», 1925, №4, с.105-113.

Лихачев И. Торговая конъюнктура в апреле 1925 года – «Вятско-Ветлужский край», 1925, №5-6, с.96-105.

Лихачев И.А. Торговая сеть Вятской губернии в 1924-1925 годах. Вятка, 1925 – 39с., 13 диаграмм.

Лихачев И. Торговля и кооперация – «Вятско-Ветлужский край», 1925, №4, с.168-170.

Лихачев И.А. Торговое районирование Вятско-Ветлужского края. Вятка, 1925 (машинописный вариант) – ГАКО, ф. Р-35, оп.1, д.174 (содержит много исторических отступлений).

Лихачев И.А. Торговые районы Вятско-Ветлужского края. Вятка, Вятская товарная биржа, 1925 – 279с., XXII листа таблиц.

Лихачев И.А. Торговый оборот Вятской губернии Вятской губернии в 1923-1924 сельскохозяйственном году. Вятка, Вятская товарная биржа, 1925 – 52с.

Лихачев И.А. О сельскохозяйственном рынке Вятско-Ветлужского края. Вятка, 1926 – 24с.

Лихачев И.А. Сельскохозяйственный рынок края – «Вятско-Ветлужский край», 1926, №9, с.23-46.

Лихачев И.А. Из прошлого Омутнинских горных заводов (машинописный вариант). Вятка, 1927, 85с. – Доклад, читанный на заседании Вятского исторического общества в мае 1927 года (в фондах библиотеки Кировского краеведческого музея).

Лихачев И.А. О методах регулирования хлебного рынка Яранщины – «Вятско-Ветлужский край», 1927, №4, с.45-48.

Лихачев И.А. О рынке льна Вятской губернии (есть информация и по конопле) – «Вятско-Ветлужский край», 1927, №1-2, с.41-53.

Лихачев И.А. О рынке масла Вятской губернии – «Вятско-Ветлужский край», 1927, №3, с.44-53.

Лихачев И.А. О рынке мяса Вятской губернии – «Вятско-Ветлужский край», 1927, №7, с.64-73.

Лихачев И.А. Предварительные итоги кампании по снижению цен – «Вятско-Ветлужский край», 1927, №5-6, с.58-68.

Лихачев И.А. Вятские фосфориты, как крупнейший фактор в развитии сельского хозяйства и экспорта. Вятка, 1928 – 13с.

Лихачев И.А. Рынок льносемян Вятской губернии в свете данных крестьянских бюджетов и предварительных итогов кустарно-ремесленной переписи 1928 года – «Вятско-Ветлужский край», 19228, №10-12, с.53-66.

Лихачев И.А. Торговое районирование Вятско-Ветлужского края в системе общего районирования. Вятка, 1928 – 15с.

Лихачев И.А. Торговое районирование Вятско-Ветлужского края в системе общего районирования края – «Вятско-Ветлужский край», 1928, №8-9, с.106-120.

Лихачев И.А. Вятские кустарные промыслы. М., станция Лосиноостровская, 1930, 108с. (машинописный вариант) – Из фондов Кировского краеведческого музея.