Exegi, говорит, monumentum…

 

Князю Владимиру (слышали?) памятник в Москве поставили… Возле дома Пашкова… А некоторые не хотели… На Юнеску ссылались…

            А почему не хотели? Чего тут такого? И кто она такая эта Юнеска?

            Где-то, говорят, плавленому сырку памятник поставили, где-то граненому стакану, в Питере – Петру Великому (новый, может быть, и медный, но не всадник) и Чижик-Пыжику… А сколько еще всяких… Почему бы и князю не поставить?..

            … В Питере хорошо. Там понятные памятники. И Медный всадник, и Ленин на броневике, и «на площади комод, на комоде бегемот, на бегемоте обормот»…

            Но то Питер… Питер нам не указ. У них вообще все по-другому.

            Там у них, как один ихний великий писатель сказал, земля до неба достает…

            Нам до Питера далеко.

            У нас все проще… У нас – что есть, то есть… Данность… Предлагаемые обстоятельства…

            У нас князь… Киевский… Или Кыевский… 

 

… Конечно, памятник они сами себе ставили, а не равноапостольному Владимиру… Князь им – как прошлогодний снег…  Как Русь и ее Крещенье… Безразличен.

            Себе памятник поставили. Мягко говоря… И – так или иначе – заработали… Как смогли. Что поделаешь? Все мы человеки…

            Но дело не в этом.

1

Перед Иосиф Волоцким монастырем памятник Преподобному.

            И многие приходящие в монастырь и приезжающие на автомобилях, останавливаются перед памятником, подходят, крестятся и кланяются, будто это икона…

            А рядом, у ворот или на лавке под деревьями то и дело кто-нибудь очень умный из монастырских, наблюдает это и всякий раз вслух возмущается: «Что они делают? Ничего не понимают! Это же не икона… Это просто памятник…»

            Другой раз уже и времени довольно много пройдет, и вечер наступает, и к памятнику никто нейдет, и вокруг никого, а он, бедный, все повторяет: «Дураки!.. Это ж не икона, а памятник…»

            А он иногда и вечером в монастыре не может успокоиться и рассказывает:

            – Подходят, крестятся, кланяются… А это же просто памятник…

 

2

 

Это, конечно, не к вопросу о сносе или несносу всяких памятников (несносных порой), вокруг которого снова и снова столько дурных страстей и шуму со всех сторон, не слишком честного, неумного и чаще всего весьма своекорыстного… Нет, не к вопросу… И не про установку новых. И не про неустановку…

            Это мы, если живы будем, успеем еще обсудить, осмыслить и вынести свой самый что ни на есть глупый и неумолимый приговор.

 

Пока просто о памятниках.

Во-первых, и это главное, каждому историческому памятнику (особенно в своем отечестве – хотя, конечно, не исключительно) мы все (или почти все) обязаны жизнью.

То есть, не памятнику, конечно… При чем тут памятник?.. Хотя всякое случается…

            А жизнью мы обязаны тому, кому памятник. Кому поставили или не поставили. Снесли или не снесли.

            Разумеется, если это не какой-нибудь там художник, писатель, ученый или композитор, Чижик-Пыжик, граненый стакан или плавленый сырок – хотя и тут не все однозначно… Художники и музыканты тоже бывают разные… Был, например, в Риме один кифарист… Да, и плавленые сырки с Чижик-Пыжиками бывают всякие…

 

Но пока я имею в виду только «реальных», значительных, важных исторических персонажей: царей, вождей, героев, генералов, политиков, Иванов Сусаниных и др. и пр., так или иначе, заметно повлиявших на ход исторического процесса мирового, отечественного или хотя бы районного масштаба.

            Всяких петров, екатерин, павлов, ермаков, заруцких и колумбов… каляевых и столыпиных…

            А ближе к нам: совсем уже малосимпатичных лениных, троцких, иосифвиссарионовичей, дзержинских, кировых, молотовых и никитсергеевичей.

 

Впрочем, и совсем простые незначительные, вроде нас с вами люди, в крайнем пределе, конечно, могли иметь для самого факта развития жизни определенное и даже, может быть, решающее значение… Но таким памятников не ставят.

 

Пока остановимся на «важных».

            Вообразите сами: будь на их месте какие-нибудь другие люди, или если б сами они (те, которые были, которым памятники) сделали бы что-нибудь не так, как они сделали, или хотя бы не совсем так, история (наша, личная!) могла бы пойти хоть чуть-чуть, но другим путем…

            А это исторически незаметное «чуть-чуть» для отдельного, частного человека может оказаться вопросом жизни и смерти – по крайней мере…

            Быть, то есть, или не быть…

Или Зимний дворец (от которого у нас, как от печки, принято плясать – хоть в ту, хоть в другую сторону), днем раньше или позже взяли бы, или не те бы взяли… Или и вовсе государь не подписал бы отречения (или за него не подписывали)… Или, или…

            А еще Смольный институт…

 

…Или бронзовый Ильич со товарищи прибыл бы в немецком запечатанном вагоне неделей раньше или неделей позже и был бы в качестве шпиона и агента задержан пусть и временным, но правительством… Или в другом составе они прибыли бы…

 

Или столыпинское переселение народов чуть-раньше или чуть позже бы началось, или Великий князь Василий в татарский бы плен не попал, или еще чего-нибудь, иногда мелкое и несуразное – которым нет числа.

 

Или (вот было бы, кажется, хорошо!) мировой войны вообще бы не было…

           

А еще у нас была коллективизация, индустриализация, переселения народов, магнитка с целиной, ликбез с политпросветом, укрупнение деревень и колхозов, строительство и ликвидация больших и маленьких промпредприятий и др. и пр. Чего только не было.

            И во всем этом так или иначе всякие «памятники» участвовали…

 

И все это так или иначе влияло на судьбы и жизнь людей (всех-всех!), на их повседневную деятельность, передвижение по стране, «круг знакомств» и так далее…

            Жизнь-то наша, несмотря на всю свою огромную бедность (или наоборот благодаря ей), чрезвычайно многообразна, многозаботна и от много-много чего зависит…

            И побреди наша история совсем-совсем немного другим путем (просто паровоз, пароход или всенародный самосвал какой-нибудь минут на двадцать нечаянно опоздал), наши мама с папой могли бы просто не встретиться или как-нибудь по-другому встретиться: откуда бы мы (все-все!) тогда бы и на свете взялись?

            Стечение обстоятельств…

            Вместо нас просто были бы какие-то совсем другие люди.

            Возможно, они могли бы быть и лучше и талантливее и даже (страшно вымолвить!) счастливей нас, но это уже другой вопрос…

            (Кстати, одни ученые мужи оценивают вероятность появления на свет конкретной человеческой особи как 10^-6, другие – как ^-8, ^-10, и так далее…)

 

Рассыпающийся в своих бесконечных подробностях наш тварный мир един и все в нем необходимо и неумолимо связано и взаимосвязано.

 

О Божием Промысле мы сейчас не говорим: это слишком важный вопрос и для нас, в сущности, малопостижимый…

            Хотя многие страшно любят его по-своему толковать и на него ссылаться… Как они это понимают…

            Или – как научили…

 

И выходит, что все мы дети и, простите, «продукты» того, что есть и того, что было.

            И случись что-нибудь не так, и окажись кто-нибудь другой на наших политико-исторических памятников, вместо нас (уж какие есть) о сносе или несносе памятников рассуждали бы (или не рассуждали бы) какие-нибудь совершено другие люди… 

            А наши мама с папой могли бы вовсе и никогда не встретится…

 

И выходит, что к памятникам (безотносительно от нашего личного отношения к поминаемой личности) следует относиться уважительно или хотя бы терпимо… А то – где бы мы сами были?

            Хорошие или плохие, но это неминуемо: «памятники» – свои. Даже если они откровенные чужестранцы.         

 

Правда, мы, захваченные нашими либеральными, или монархическими, или анархическими, или какими-то другими теориями, обо всем этом не склонны думать. Нам привычней судить – с высоты нашей сегодняшней и сиюминутной исторической добродетельности…

 

И не только великие герои, но и некрасивые, нечестные, недобрые и всякие другие вожди, прошлые, настоящие и будущие тоже («памятники») суть составные человечества и продукты нашего народа и нашей исторической жизни…

 

Так что памятники (какие ни есть!) заслуживают все же уважения…

 

 Личное

 

Когда-то я работал на улице Казакова.

            Получив зарплату, случалось, выходил под землей через Курский вокзал на Земляной вал. Иногда шел бродить.

            Помню, однажды была несвежая погода, зима, все серое, грязный снег, лужи…  Однако, получил зарплату и пошел бродить. Присел на лавочке в скверике возле какого-то бактериально-вирусного института, где была когда-то Александровская, а еще раньше Полицейская больница в Казенном переулке, напротив памятника доктору Гаазу…

            Смотрел на памятник, умилялся, смягчался сердцем.

            Надпись читал: «Спешите делать добро»

            А потом мне показалось, что бюст неровный какой-то, большой лоб и большой нос Федора Петровича как будто из папье-маше вылеплены… Чем-то замазан, выпачкан памятник.

            Подошел, в самом деле. Грязь какая-то на  докторе Гаазе.

Что делать?

Достал нож, попытался очистить.

Не получается.

К тому же постамент высок и скользит, я не достаю.

Брожу с ножом вокруг памятника ищу, что-нибудь подложить, чтобы повыше стать… Жалко же доктора, за что его так…

Ничего не нахожу.

В это время худенькая женщина в халате, служащая или научный работник, вышла из этого самого института:

- Что вы делаете!.. И не старайтесь!.. Мы уже все, что можно пробовали. Ничего не очищается…

- Да кто ж это его так?

- Молодые люди какие-то… Ведро краски ему на голову вылили и подожгли…

 

… И охватил меня праведный гнев и возмущение…

            В самом деле, откровенное негодяйство, невежество и неблагодарность. Ни над чем-нибудь, ни над кем-нибудь – над памятником доктору Гаазу так надругаться, что никто и очистить не может…

            Так оскорбить, так выпачкать… И кого? Доктора! Федор Петровича! Главного попечителя тюремных больниц…

            Доктора Гааза, которого не только царь и Святитель Филарет любили и почитали, но и всякая московская и немосквская шпана и каторга…

 

И долго я так возмущался, и в умную мою голову даже не пришло, что доктор Фридрих Иозеф, по-нашему Федор Петрович Гааз, этих малолетних дураков, разумеется, просто простил бы, а случись с ними беда, еще и постарался бы избавить от всякого полицейского преследования, праведного гнева и, особенно, от моего благородного возмущения и негодования…