Жизнь как есть

Я стою перед зеркалом. Очень часто. Сейчас – тоже стою. Осталось надеть пальто, потом спуститься с двадцать седьмого этажа в большом лифте и по очень людной улице Нью-Йорка дойти до метро. Сделать одну пересадку и через двадцать минут я буду на месте.

Я знаю, что в вагоне метро на меня  в упор посмотрит большое объявление. Оно висит во всех поездах  на всех линиях метро. Там написано, если вкратце, что переполненный метрополитен – еще не есть оправдание для посягательств сексуального характера со стороны отдельных несознательных граждан.

И если в сутолоке вы, говоря по-русски, почувствовали, что к вам «пристают с глупостями», то необходимо обратиться к полицейскому или сотруднику метрополитена. И просят вас сохранять бдительность в течение дня.

(Сейчас наябедничаю: а еще то же самое в вагонах по радио передают!)

 

Я не очень понимаю, как, заметив, что мой сосед слишком близко придвинулся ко мне  или почувствовав, что на моей попе задержалась чья-то рука, можно сообщить об этом полицейскому? Сказать: «Слушай, брат, давай выйдем! Ты тут подожди на платформе, а я сбегаю, найду вашего американского мента, и минут через десять мы тебя воспитывать начнем»? 

И как, интересно, я вообще смогу доказать, что что-то было, когда ничего и не было, а это, оказывается,  только лишь мне пригрезилось? Видение, понимаешь,  было такое…

 

… Да, я уже вышла квартиры. Спускаюсь в лифте. В нашем лифте – видеокамера и объявление на ту же тему. В лифте едут, кроме меня, двое мужчин и три женщины. Теперь четыре, вместе со мной. Я дышу «духами и туманами. И в кольцах узкая рука». И вообще, на мне килограмм косметики и каблуки - десять сантиметров. Сапоги красивые, но вечером у меня будут болеть ноги.

В комплекте я очень хороша, во всяком случае, мне так кажется. Мужчины в лифте смотрят на стенки или под ноги. Один ковыряет в носу.  А меня здесь никто не замечает. Я уже знаю, что так будет до самого возвращения домой, когда вечером я опять подойду к зеркалу и скажу себе, что все равно я очень даже. Несмотря на и вопреки всему.

В городе мне этого не скажет никто. И никто не посмотрит вслед, никто не попросит «телефончик» и не спросит, как пройти в библиотеку.

 

Но я не одна. Женских особей вокруг сколько угодно. Мы дружными рядами идем по улицам, спускаемся в метро и едем в переполненных поездах. И там никто к нам не придвигается, не дышит в затылок. И это, конечно, очень хорошо.

Плохо то, что вокруг нет ни женщин, ни мужчин. Есть граждане, избиратели, коллеги, общественность, пассажиры, соседи. 

Самая любимая обувь у здешних дам – даже не кроссовки, как вы думаете, а резиновые сапоги. Их носят летом на голые ноги, а зимой с шерстяными носками. Их носят круглый год.

Cамый любимый головной убор – эта вязаные шапочки из ровницы, популярные у нас в пору отечественного дефицита и прославленные на всю страну строками Высоцкого: «А у тебя подруги, Зин, все вяжут шапочки для зим». 

Можно запросто увидеть, как на такую шапочку надета бейсболка,  а под ними – вполне нормальное  женское лицо. Не слабоумная, не бомж и не алкоголичка. Ну а что, собственно, зато не холодно...

Можно увидеть зимой резиновые шлепанцы на шерстяных носках. А сверху – волосатые ноги и женское пальто. У мужчин самые любимые штаны – треники с начесом, раньше их у нас лыжными штанами называли.

 

Америка не самая бедная страна, и Нью-Йорк не самый бедный город. А  происходит это только по одной  причине – потому что всем все равно.

И можно спокойно пройти голой по улицам. Вас не заметят, потому что мужчины здесь не смотрят на женщин (скажите, ну на кого еще смотреть этим врагам рода человеческого?)

Ах, как  же хорошо мы чувствовали  себя  в Испании или Италии, в Турции. Да и дома у нас тоже с этим неплохо.

Как возмущенно фыркали, гордо вскидывали голову и резко обрывали этих нахалов на полуслове!

И как  дома, глядя в зеркало, с удовлетворением замечали, что мы еще очень даже ничего, если мужики на улице пристают.

 

Но здесь не пристанут, не посмотрят. Нельзя. Дядя так сказал. Не дай бог, кто что подумает. Начнутся неприятности, всю жизнь потом не отмоешься. С работы вылетишь на «раз-два» по подозрению  в сексуальных домогательствах.

По телевидению вовсю идет реклама различных бесплатных сайтов знакомств: приходится теперь «бороться с последствиями». Потому что люди не знают, где и как встретить друг друга. На работе – нельзя, на улице – нельзя, в фитнесе – нельзя, в баре – нельзя. Кругом засада: это страшное слово "харассмент".  

 

 

Мы не хотим, чтобы было так. Нам нужны мужские взгляды, мужское восхищение. Это наше горючее. Наш высококачественный керосин, как у «Боингов». Это наше эмоциональное поле. И оно должно быть под высоким напряжением.Разные заряды, разные полюса. Притяжение и отталкивание, мимолетное обаяние историй, которым суждено растаять  в воздухе, еще не родившись.    

С каким удовольствием мы бы сейчас нарочно и назло всё бы опошлили, переиначив знаменитое предостережение  «Не влезай, убьет»  на прямо противоположную версию. Но – нельзя. Могут неправильно понять. Подумать, что мы всерьез. И заподозрить в женском “sexual harassment”.

А мы совсем не о том, мы просто о нашей жизни, о ее самой загадочной и пленительной составляющей, устоять перед которой не могут ни мужчины, ни женщины. Если они себя таковыми чувствуют.

 

«А кто это «мы»?», – спросите вы.

Отвечаем: мы – это "Веры", которых поставили на место. И не трогают больше руками.