Гражданин Балк. –
Вадим Темиров –
(05/11/2002)
Рассказ, который вы сейчас будете читать, интересен ещё и тем, как на наших глазах факт жизни превращается в факт художественного текста. Летом мы встречались с Темировым на атлантическом побережье Франции, в городке Аркашон, связанном с именами Жида и Сартра. И старика, описанного в рассказе, увидели вместе, познакомились с ним, когда Вадим только-только приехал от наших друзей из Бордо. Но встреча, на которую я не обратил внимания, задела Темирова, и, вечность спустя, превратилась в превосходно написанный рассказ. Чему можете быть свидетелями уже вы.
Левиафан #3. –
Пол Остер –
(05/11/2002)
Что там было раньше? Человек (кажется, его зовут Сакс), подозреваемый в терроризме, подорвал себя вместе с бомбой. Следствие вышло на писателя, в котором легко угадывается сам Пол Остер. Далее следуют воспоминания о встречах погибшего и постфактум пишущего эти строки. В частности, об их самой первой встрече, во время сильного снегопада, в Нью-Йорке, на литературных чтениях, куда не пришёл ни один человек, кроме двух потенциальных выступателей - будущего террориста (а пока прозаика) и будущего писателя (а пока дебютанта). Воспоминания его прототипа о жизни во Франции кажутся особенно трепетными, на фоне вечной мерзлоты, окутавшей Манхеттен.
Крылышками бяк-бяк-бяк-бяк... –
Евгений Иz –
(05/11/2002)
Книга эта странно удивляет. Удивляет своей наивностью и безмерной удаленностью от всяческих намеков на постмодернизм и даже модернизм. Простой, совершенно "неумышленный" стиль изложения...
Моя история русской литературы №16. Спящий красавец. –
Маруся Климова –
(05/11/2002)
Вообще, я думаю, что уловить самое существенное в своем времени довольно сложно прежде всего потому, что стиль той или иной эпохи - это всегда что-то вроде коллективного сна, а человек обычно не понимает, что он спит, до тех пор пока не проснется.
Без названия. –
Леонид Делицын –
(04/11/2002)
Вот три текста замечательных авторов, связанные, как мне кажется не только общностью темы, но и общим пафосом интерпретации тех событий, по поводу которых (равно как и по поводу самих текстов) мне вам сказать нечего.
Без названия. –
Иван Поликаров –
(04/11/2002)
Вот три текста замечательных авторов, связанные, как мне кажется не только общностью темы, но и общим пафосом интерпретации тех событий, по поводу которых (равно как и по поводу самих текстов) мне вам сказать нечего.
Рассказ бронзовой статуи. –
Дмитрий Брисенко –
(04/11/2002)
Один человек умел доставать из своего носа всякие занятные штуковины. Мальчику Вове он достал из носа гоночный велосипед. Девочке Кате - новенькие сандалики. Двоюродной сестре девочки Кати - дивные фиолетовые очки с голограммой. Папе рыжего Женьки - диоптрический прицел, а маме кривляки Лариски - сногсшибательные бигуди. Он много кому надоставал из носа всяких подарков, и ни один подарок не повторялся. Все были в восторге от этого человека и его подарков. Когда подошла моя очередь, этот человек задумался.
Железный Алекс выигрывает войну. –
Лев Пирогов –
(04/11/2002)
Стиви не ожидал подлого приема, чего уж там. Он просто купился на известную шутку бывалых космодесантников: отвлекая внимание противника правой рукой, резко двинуть слегка заведенной за спину и потому <неопасной> левой с зажатой в ней семисотмиллиараловой бутылкой Центаврийского Крепкого, этого любимейшего напитка самых беспринципных парней в галактике - Федеральных космодесантников.
Отечественный постмодернизм - новый синкрезис и прорывы к синтетизму. –
Н. Н. Гашева –
(04/11/2002)
Авангардное искусство есть всегда реакция на классическое, полемика, спор, переосмысление классики. Современное отечественное искусство постмодернизма - полемическая реакция на ангажированность советского искусства. Однако нельзя забывать о несоизмеримости масштаба осмысления духовной проблематики времени в искусстве начала века и преобладающей поверхностности мысли, художественной бедности и вторичности творчества многих отечественных постмодернистов
Русский Танатос. Мортальное пространство и "магический реализм" Дмитрия Липскерова. –
Дмитрий Пашкин –
(01/11/2002)
Самое важное: главным действующим лицом и, собственно, магистральным сюжетом в романе обозначена смерть. Интересно, что сам автор этот факт вполне доходчиво объясняет; но, видимо, привычка, развившаяся в последнее время у читателей под непрерывным арт-обстрелом постмодерна, всегда ожидать какого-то подвоха, выискивать в тексте ловушки, ждать резких поворотов и разворотов или, на худой конец, погружаться в дебри метафизики после прочтения, сыграла здесь злую шутку.