Ещё на небо, как на стол царёв, \ Дымящее от жара, подаётся \ Спечённое на чистых росах солнце \ И нежным светом полнит до краёв. \\ И веришь, и надеешься, и ждёшь, \ Но близок день, отчаянья исполнен - \ И золотом кленовым занят дождь \ В заброшенной дворовой листобойне...

Ты всё дальше, дальше, дальше. \ Я всё старше, старше, старше. \ Мир стал не таким, как раньше \ Был. Не хуже, но на миг \ Самый лучший стал короче. \ Пауз без, без многоточий, \ Без двоим понятных строчек, \ С тем же текстом, но без них.

ГРАФОЛОГ: (качая головой) Боюсь, вас ждет разочарование. Ваш почерк говорит о том, что… вы человек вполне приземленный. Максимум, на что вы способны – это крепко стоять на ногах. О потолке не может быть и речи.

В прежние годы по вторникам в «Юности» происходили встречи авторов с редакцией и главным редактором. Когда «Юность», по словам Михайлова, для них «закончилась», они решили, что «негоже забывать эти вторники» и организовали журнал, чтобы не потерять авторов. Первый номер «Вторника» «на свой страх и риск» вышел в феврале 2020-года. Когда его начинали, то думали, что «всё это» долго не продлится, что это «некий прикол».

Выйдет она из дому – да хоть в магазин за хлебом – глядят люди, дивятся: отчего так сделалось ясно вокруг, будто месяц молодой появился?.. Стоят, разинув рты и глаза – а за спиной услужливый шёпот: «Что, не признали? – так это жена того! Ну тот, на восьмом этаже – что один во всём доме до сих пор стеклопакеты на окнах не поставил. Не верите? – пойдёмте покажу...». Вот так заботой жены стал ты в глазах у людей возвышен и даже достоин зависти.

Пещерный человек перенёс на стену пещеры застывший слепок своего страха – трагичную сцену охоты. Первый и самый правдивый опус искусства, ибо ни на что замысловатое внутри творца не ссылающийся. Много спустя цивилизованные люди стали изображать и ценить не пойми уже что – то ли запомнившееся, с провалами и миражами в нём, то ли измышленное, но будто цельнее и правдоподобней самой жизни. (...) Умелость быстро оттеснила правдивость – и почитай с пещерных времён наставляют нас почитать искусство латания дыр во всём, что помнится и впечатляет. Настойчивая рефлексия не идёт здесь особо на пользу. Происки импрессионистов и прочих ломающих голову: что же на самом деле мы видим? – это погоня на дирижабле за порхающим мотыльком.