Литературная критика

Д.И. Грядущий Хам... Не я это, честное слово... А пси там не единственно лишно-личное "личинное" обозачающее. Я же - в яхыцех не поднатаревши - просто обзавелся (как всякий записной юродивый, - как меня только что в своем ЛЖ затравленно обозвал потешный кудрявец-пиит Димочка КузЬмин) обрабатывателем слогов, по нашему, по-профански и зафиксировал - вам на прокорм, а мне на радость... Ну вот и результат. Плачевный. Хворь! Во мне трудно заподозрить Жест Подвоха? Да?

Говорить о Толстом трудно не без адюльтера , но без альтюссера - того самого марскистского луи... Ну, не будем о грустном. В конечном итоге, ведь, левка был латентным кармическим марксистом (всех полюбить, все поделить, несть богачей, несть бедняков), а сам-то? Видел дворовую девку, в имении, полы моющую, ставши раком.. Ну, так наш Лев Николаевич тут же сзади и пристроился, юбку задрал, соизволения не спрашивал даже... Потом горевал - каялся, но в процессе "каяния", думаю, опять, по-стариковски возбуждался... Не без этого, да? Особенно странно звучит для человека в Ясной П. Мясные крючья на стенах, фальшивый бульон в животе... И это при декларациях толстовского вегетарианства! Ох, эта амбивалентная вседозволенность пресыщенного барина, кем в сущности и был лева толстой... Мрак лживой кафоличности...

Я бы хотел задать вопрос, apropos Вагнер, о жизни музыки в твоих ушах. Звучит ли музыка параллельно твоему процессу-письму , и если да, то какая? Можешь ли ты, вообще говоря, представлять свои письмена-азбуковины в виде неких условных нотных знаков, или в виде композиторского "руководства к действию"?

Э.В. Какие же подвохи? – я проста и прямолинейна и худо-бедно умею отличить Сима от Иафета. Ясная Поляна (про Хамовники не скажу, не знаю) источает безысходность и невозможность, но не этого ли хотел граф? Похоже, он не вполне был свободен от мазохизма. Инквизиционного вида крюк в стене – как веревка на теле умервщляющего плоть, в эту плоть въедающаяся. Вонь и гниение. Быть может, даже запах колбасный оставался, пробивался сквозь побелку. Где-то у Пушкина, в недрах собрания сочинений, есть о дворянстве, о его ответственности, особом статусе. Это не любят цитировать, никому не выгодно. Вот правильное отношение к народу: ну задрал девке юбку, ну обрюхатил – народу только на пользу, оного народа порода улучшится. Пусть к маленьким Герценам, Фетам, Жуковским приставляют гувернеров и учат, или пусть полубезымянные мальчишки на скотном дворе копошатся, все как один похожие на помещика Троекурова, – это забавно, вовсе не печально. Дела давно минувших дней, увы.

Кстати, о мытье пола. Вот вечное занятие. Предпочитаю под музыку, так бодрЯе, сказал бы Ломоносов. Увы, мое отношение к величайшему из искусств довольно утилитарно. Несмотря на неплохие природные способности, я вполне могу жить без музыки. Вечно ломаются соответствующие приборы. Хоть дешевые, хоть дорогие – ломаются, не мое. Я могла бы, видимо, заниматься музыкой профессионально, данных вполне хватало, но сложилось по-другому. Я никогда не пишу под музыку. Она перебивает внутренние ритмы, навязывая свои собственные. Иногда стих звучит как песня, с мелодией. Вот это ужас! Сразу начинаю раскаиваться, что так и не выучилась играть на гитаре. Но уже вторая мысль – к лучшему, это особый жанр, довольно ревнивый.

Д.И.Забавно! А ведь порой, от этих "безымянно копошащихся на скотном дворе" мальчишек, волею судеб, происходили вполне значимые величины русской лирической истории: великий поэт-байстрюк Шеншин (он вообще, история особая - не от того родился, нЕ хотЯ подпав еврейству), или псевдо-граф его байстрюкское высочество - Алексей "Толстой" (давший Городу и Миру всех сестер-писательниц-ученых квази-Толстых, и прочая, прочая...

А в плане музыки я немного эээ разочарован ответом твоим. Все-таки, хотелось бы от тебя услышать немного имен, если и не тех, кого ты натурально СЛУШАЕШЬ, но тех, кого бы ты МОГЛА или ХОТЕЛА слушать параллельно писанию, или вне его... Что для тебя подпадает по д категрию "интересная музыка"? Я, к примеру, часто слушаю Юрия Антонова... Когда взгрустнется...

Э.В. Опять от автора к персонажу? О деталях генеалогии Его Светлости в обкоме партии я, признаться, не осведомлена. Псевдо-ли граф, не псевдо – тяга к титулу похвальна. Движение вверх естественнее для человека и полезнее для общества. Плотничающий царь, пашущий граф – извращения все-таки. Пусть псевдограф, пусть Калиостро, были бы манеры хороши да рожа не крива. А девок простых оплодотворять, аки Зевес-громовержец, - самая что ни на есть барская обязанность.

С музыкой – да, увы. Боюсь, если отправлюсь сейчас играть «Лунную сонату», это не сильно реабилитирует меня в твоих глазах и, тем более, в ушах. Вот что валяется у меня сейчас на компьютере, но включаю только слоняясь вокруг: Элтон Джон, Куин и Уитни, извиняюсь, Хьюстон. Да трубадурские песнопения, из публичной библиотеки, под которые я, вполне возможно, отважусь писать исторический роман, умышленно настроившись на эти ритмы.

В мемуарах Лидии Ивановой есть эпизод, как кто-то из старых итальянцев говорит, что не любит новомодной музыки. Бах уже новомодный. Мне ужасно интересно, как звучала древняя музыка. Всякие реконструкции – то же трубадурство – слушать забавно, но об аутентичности лучше не думать. Музыка – такой же атавизм религиозного гимна, как и поэзия. Разделенный андрогин, сиамский близнец, система, прикрывшая страшный шрам.

Я люблю беседовать с музыкантами, но могу лишь развратить их, заставив задуматься о вещах разрушительных. Музыка слишком условна – игра по странным правилам. Теория музыки – порождение Нового времени, и это меня немало смущает. Равномерно-темперированный строй, пианино как его инкарнация – вот предтеча компьютера в большей степени, чем машина Тьюринга. Усмотреть повторяемость всегда приятно. Но где повторяемость в самой музыке? Почему именно такая система нотной записи? Почему именно такие инструменты? Почему конь ходит конем? В музыке мне интересны взрывы восторга, экстатические точки, ухваченные композиторами уж не знаю в каких пространствах. «Смейся, паяц» длится минуту всего, а опера тянется добрых два часа. У меня в ушах до сих пор звучит мелодия, слышанная в последний вечер на Копакабане, никогда – до, никогда – после. Неизвестному бразильцу удалось растянуть восторг на годы. Океанский печальный восторг.

Подобные оргиастические точки должны быть в стихах. По меньшей мере, одна в каждом вирше, иначе фальшивка.

Д.И. Читать прекрасную музыкантшу (из римских) и вячеславову первенку-ведунью, Диотимину чресловую дщерь (мама, пока была жива, средь братии гафизитов звалась "Диотимой") Лидию, несомненно похвально, и мне приятно знать этот факт. Кафолическая и бескомпромиссная, одержимо истовая страсть к аутентизму, специально реконструируемому звуку, извлекаемому из аутентичных инструментов, известна мне, как ты можешь предположить, отнюдь не понаслышке. С кем поведешьсяJ. Но Бах для них должен звучать непременно в клавесине. И тут он отнюдь не "позднейшая инновация". Твой круг в слушании вполне нормален, хотя - не стану отрицать - антисемитско-проарабская черномежногая оторва Уитни с ее червленым витасовым голосом бабочки однодневки, меня приводит в неблагоприятное состояние духа. А джон элтон и педди меркури - людди (относиттельно) правильной ориентации и все комильфо, с ними нет особых под-проблем. Соединяясь с твоим представлением о музыке как о рецидивистском атавизме гимнософии, хотел бы тебя спросить, как ты можешь относиться к звуковым бесподобным поэтам-эпикам - бешеногномовским кухулинам- шаманам-говорунам - кыргыз-огузским напевникам, Суибнегельтовым неспешным клавешачим и губодувным отшельникам Звука? Я не столько говорою об акынах, сколько о традиционных горловых певунах эпического замахотекста, исходящего в эфир под варганную игру условного "китового уса". Меня, не буду скрывать, весьма прельщает фигура "квази-скальдического" меря-славянина Садко, перебирающего тонкими пальцами медь своих струн. Я бы хотел обозначить твои мысли об этом гусляре и его соединении "мифологической литературы" с непосредственными "звуками му-зыки".

Это ли не реальнейшая залежность жизненного бытийства творчеству поведения?

В Новгороде, на берегу озера Ильмень, перед дружиной могутных охотников за пушниной...

Э.В. Совершенно верно, красавица, но весталка. Вторая дочь, кстати, не первая. Не нужно иронизировать по поводу лидииных мемуаров. Они стали общим местом, не спорю. Тем важнее сохранить остроту зрения и слуха. Весталка, но при каком верховном жреце! Такой фатерхен от себя не отпускает, а если и отпустит, бледны смертные на его маестатичном фоне. А Сабашникова была Примаверой. Есть люди, через которых соединяется несоединимое. Вячеслав Иванов и Рудольф Штейнер. И русская купеческая дочь между ними. Вот она, опасность гуру: перед ним ты никто, кем бы ни пришел к нему.

Гуру хорош сам по себе, не учениками своими. Ученики нужны лишь затем, чтобы сделаться посредственными учителями. Длинные антропософские юбки до сих пор метут по холмовой траве близ гетеануса, как назвал его глумливый приятель. К учителю нужно прийти лишь затем, чтобы было откуда уйти. Жизненно важно уйти вовремя. Нужно быть всем, нужно соединять в себе все. То струны касаться, то кисти. Все должно быть естественным. Иначе – уходи к бипедам и рыдай до гроба.

После больших потрясений может открыться поэтическая – не одаренность, скорее, -потребность. Гийом Пуатевинский стал поэтом, вернувшись из крестового похода. Суибне – после ронанова проклятия (если стал, что сомнительно). История Суибне – это тоже история глаза. Куда Батаю!

Тяга к поэзии далеко не всегда есть поэзия. Есть чистота и есть искушенность. Дать дефиницию истинной поэзии, как и всему остальному, можно минимум сотней способов. Если определять как искреннюю, то у полуграмотного графомана большие преимущества перед профессиональным поэтом, поднаторевшим писать «от стола». Поэтический порыв – только направление. Готовое стихотворение – цель.

Над пифией стоял жрец с гекзаметрами. Были другие жрецы – додонские, писали за дубом, а не – опосредованно – за лавром. Никто не называл пифию поэтессой. Я не большой ценитель эпики – слишком много в ней вымученного, натужно втиснутого в размер. Не большой ценитель и кликушеской поэзии – понятия следует разнести, мне кажется. Эпику пишут в здравом уме, кликушествуют – в трансе. Акынство или, по-современному, журналистская поэзия – еще одна опасность. Я страшно привередлива, и угодить мне почти невозможно.

Зато мне нет никакого дела ни до чьего антисемитизма. Есть дело до красоты. Если человек хотя бы раз в жизни бывает красив, пусть статически, на мгновение, он мне интересен, я откладываю себе эту картинку, а если он умеет при этом что-то еще... Юная Уитни, стройна и прекрасна, статуэтка из эбенового дерева, сжимала микрофон (понятно, чего символ) тонкими длинными пальцами и сильнейшим чистым голосом пела в него «All at once». Правильно, сказала я себе, все сразу или ничего – что другое может сказать честолюбивый тинэйджер? Юную природную красоту умеют сохранить только умные. У Уитни не вышло. А жаль. Кое-кому удается.

На Шер было приятно смотреть на концерте. «Я 35 лет на сцене, - сказала она, большинство из вас еще не родились тогда.» Певцы такого уровня источают очень мощную энергию. Не стоит брезговать тем, чтобы поразмышлять над современными рок- поп-звездами, над их, прошу прощения, имиджами и биографиями, хотя я вряд ли этим буду заниматься. Имиджи, полагаю, бывают деланные и естественные. Через те и другие пролезает Общий Закон, но по разному. Майкл, сорри, Джексон, с его носом, гормонами и импотенцией – это же Нос, Гоголь и Набоков в одной пачке! Может, у позднего Барта и есть что-то в тему, но молодой он же явно бы дискурс не вытянул. Здесь нужен не антибуржуазный, а мифологический подход. Выбирать кумиров, а тем более творить их, следует умеючи.

Д.И. Элина, побойся Б-га, как я могу иронизировать над этими мемуарами?! Я же на них стою вроде как. Девственностью полная Весталка из розовой Лидии, скажем прямо , весьма условная (кстати, оба выживших "потомка" Иванова оказались представителями секс. меньшинств - воплощая идеальный централ недостижимого андрогина - и Дмитрий и Лидия). Общим местом они - эти ее мемуарности - к сожалению не стали: тираж не тот, книжка мальмстадова с начала девяностых, увы, не переиздавалась (кстати, первое издание было французским). О Штейнере не заикнусь (темнейшая история, бедный-бедный Боря Бугаев....) Гуру-как-институализированность, по моему мнению, ничем не хороша. Более того, тотально опасна – опаснее чего-либо другого. Из-за пафоса, сокрытого, из-за грязи ячества неизжитой. Из-за совращения малых сих, идиотов непуганных, в первую голову. Именно поэтому П.Успенский разошелся с недобрым истериком Гурджиевым: не желал подпадать его тоталитарному авторитаризму, требовавшему на залканье все новых агнеческих жертв... Аркадий Ровнер написал об этом великолепную книгу "Гурджиев и Успенский" - вышедшую в издательстве "София" три месяца тому назад. Рекоммендую. Что не помешало самому Успенскому стать великим математическим гуру, адептом «четырехмерных деревьев» и «мафематических бесконечностей».

Очень рад узнать твое душевное пенетрирование в Гельта. - значимый локус духовной жизни и малоизвестный (относительно, не смотря на монографию Михайловой из издательства "Аграф").

А вот нос, как раз, уродливо-огромный именно у Шер (страшнее ее в этом плане только гнусная губошлепка Барбара С-занд)... а у Джексона этот "гоголь" как раз мило неопределен (как и все в нем... а ты видела знаменитый клип, где Джексон совокупляется с М.Мэнсоном? - зело захватывающее зрелище - два таких основательных, мощно-кондовых толстых крестьянских мужика, пыхтят, забавляются, радостно смотреть на нихJ ) Акын как журналист - это сильно сказано, да. Ну, раз не получается выдавить из тебя интимную мысль о сонористическом взаимодействии "литературы" и "ритуализированной жизни" у (монгольских, уйгурских, тувинских, индийских...) поэтов-эпиков, или камлающих ведунов-нганасан, перейду к иной топике.

Насколько я понимаю, жизнь для тебя вопринимается неизменно сквозь призму неильинского "многообразно-религиозного опыта". Как бы ты расценила свои писания в ракурсе "моления" и в режиме "ритуала": профанны ли твои подвиги, или наоборот, сакральны?

Э.В. Не надо топтаться на мемуарах, поставь их лучше на полку. У меня географическая аберрация, вероятно. Куда ни ткнусь – повсюду эти мемуары. Это радует, возвращается вера в неизбежность необходимого. Признаться, я не шпионила за амурными похождениями ивановских чад. Любая незамужняя дама в Риме – весталка, что подтверждается длиной волос. А во Франции – да... есть мода, а есть стиль.

О Гур(у)джиеве, в свою очередь, молчу я, а вот Штейнер умещался в дорожном несессере.

Тебе не угодишь! Антисемитка (не проверяю, верю) тебе не нравится, еврейка - тоже, тут если терциум и датум, то слабенький он будет, невнятный. Дело не в величине носа (скажем общЕе – не в предмете), а в значении, ему приписываемом. Барбру Стрейзанд призывали хирургически уменьшить нос, она этого не сделала, значения не придает. А Майкл Джексон, в прямом смысле, остался без носа или с носом, двусмысленно сие. Где, спрашивается, отторгнутый нос? Зарыт в землю как кольцо обрезания обручальное? И рот негрский тоже? Это уже, как минимум, благоуханный Дали contra затхловатый Розанов. Про Барбру Стрейзанд писать любили польские иллюстрированные журналы – некогда чуть ли не единственное окно в мир. Ее называли «богинька» и, насколько помню (лет мне было не много), были весьма близки к тому, чтобы все правильно сформулировать. Тут другая резекция. Вылетает буква «а», превращая имя в короткое бормотливое рычание. Согласные буквы – мужские, гласные – женские. Вспомнить еще фильм, где раввинская дочь надевает лапсердак, пристегивает пейсы и идет учиться в йешиву, - с точки зрения венского шарлатана, диагноз ясен. Шер переделала себя всю, и получилось неплохо. Впрочем, обе дивы знаменовали собой моду на некрасивость, разразившуюся в 70-е, что ли, годы. Плюс Лайза Минелли. Тогда мир быв еще нов, и я внимательнее следила за переливами этой мишуры. Телевизор давно не смотрю. Толстого мужика Джексона упустила из виду.

О Монголии повествовать не отважусь, а вот о трансе уже, кажется, сказано. Литература выстраивается поверх раскола: цивилизация/варварство, предполагает некоторое воспарение, то бишь беспочвенность, спиритуальную наивность, информационную насыщенность – противоречиво все. Шаманские завывания остаются в варварской половине, и интересоваться ими начинают, только подустав от невысоты полета.

Насколько я понимаю, было всего две страны, в которых могла существовать просвещенная поэзия – зеленый остров и совецкая, недоброй памяти, империя. Только в них официально учили ремеслу поэта. Я люблю ритуалы, но вряд ли способна их блюсти, ибо больше всего люблю разнообразие. Жрец одной религии – профан в другой. Я в своей... из скромности умолкаю. ;-)

Д.И. Усталость невысоты полета - как наиболее частая причина обращения к шаманизму? Элина, а что тебе известно о шаманских полетах per se? О магическом воздушном действии камлающего психоделического ведуна? А иудаистические шаманы - люди литературы Гехалот, огненные колесницы... Вот, скажем, я - плохо знаю французскую куртуазную письменность - но я о ней, во-первых стараюсь помалкивать, а во-вторых, никогда не выкажу налюди (разве есть более "ПУБЛИЧНЫЙ" локус, чем интервью?) столь вызывающе разящий профанизм, наподобие того, что только что обдал меня ледяным холодком из твоего презрительного и, как ни прискорбно сие констатировать - абсолютно невежественного высказывания о шаманизме... Элина, о феномене шаманизма написаны СОТНИ пенетрационных книг, выдающиеся умы человечества, их авторы значительны - от Элиаде до твоего люблимого Грейвза (вот уж кто шарлатан и профан как референтноспособный "историк мифологии") или Леви Строса с Якобсоном... ТЫ, разумеется, знаешь много больше всех их вместе взятых, чтобы снисходительно говорить о неприятном варварстве и невысоте полета... Убийственно поверхностный и невдохновляющий европоцентризм-во-грехе...

Как и, замечу, называть старину Зигмунда "шарлатаном" без риска вызвать эффект удручающего недоумения мог, разве что один В.В.Н., да и то лишь в КОНТЕКСТЕ его прочего досадно-надсадного вранья и дураковаляния (чего стоят его слова о Достоевском). Хочешь ты этого или нет, но ЭВРИСТИЧЕСКАя ценность предложенной Фрейдом ментальной герменевтической системы сродни открытиям Эйнштейна и Павлова, Нильса Бора и Льва Ландау... Давай же не будем величать людей, до чьего величия мы не доросли - и вряд ли дорастем - "шарлатанами"... Хотя мне и крайне неловко выступать здесь в роли апологета Фрейда, к коему я отношусь более чем неоднозначно...

Финаля наше интервью, я бы все же хотел вернуть тебя к тому, что мне видится главным (если это уместно высказать) в твоей эстетической деятельности. А именно, к твоему пониманию религиозной природы творчества вообще и литературы в частности. Как бы ты описала свою религиозную систему воззрений, без опасения "снизить градус" нашего разговора?

Э.В. Ты меня не понял, Денис. Твой назидательный тон вряд ли уместен. Дяди в черном скажут: а не пошел бы ты, мальчик, к районному ребе поучиться. И будут отчасти правы. Но нет худла без добра - наконец я научилась изъясняться туманно. Это ценное умение, мне его недоставатало. Я не утверждаю, что следование восточным традициям – порочный путь. Я говорю лишь, что это а) не мое и б) сомнительно в адаптации. Кроме того, восточных практик очень много, и всегда необходим выбор, иначе не будет глубины проникновения (о Фрейде мы чуть позже поговорим). Ты готов перегрызть мне глотку за якобы поруганное шаманство, а кто-то тебе захочет за буддизм, например. Кто сказал, что буддист не может стать вурдалаком? Изгнанник, как ты, конечно, прочел у Элиаде, – это волк; вурдалак – и то, и другое. А мы сядем пока на священную свинью и посмотрим, куда она нас отвезет.

Ты сам решил ли до конца: изучаешь ли ты шаманские практики как кабинетный ученый, входишь ли ты сам в транс? Эти два пути совместимы, но с трудом. Результаты экстатических состояний – они же откровения – сильно оторваны обычно от базового знания, логические цепочки удается выстроить вовсе не всегда.

Что же касается меня, «ausgezogen bin ich», посему дана мне бОльшая свобода. Я могу творить и говорить то, что считаю нужным и верным, без оглядок на академические шаблоны, без необходимости доказывать, обосновывать и подстраиваться под локально/исторически господствующее мнение.

Почему бы и не евроцентризм, кстати? Я и здесь отваживаюсь на снисходительный взгляд со стороны, или на шпионский взгляд изнутри, ибо с точки зрения европейцев мы, конечно, варвары. Немало неглупых людей, от Моэма и Киплинга до Иво Андрича писали о непримиримости востока и запада. Все есть на западе, и все это находится в некотором загоне. Можно и нужно развивать чисто европейскую традицию. Хочу восстановить Элевсинские мистерии. Хотя бы текстуально. Ищу единомышленников.

Адаптированная восточность, китайский фаст-фуд, традиционная роспись по... пластику – вот что такое восточная духовная традиция на западе. Со времен мадам Блаватской ничего не изменилось. Абсолютно ничего, Денис! Духовное наставление запада – это давний восточный бизнес, околпачивание легковерных европейцев. Давай пошлем к индусам, пускай придут учить. Пусть уж лучше очередной Штейнер/Гурджиев/Кроули будет мэтром, а не какой-нибудь Дипак Чопра. Приходя к близкому учителю, оставляешь за порогом многое – тут мы с тобой, кажется, в консенсусе. Придя к учителю дальнему – отвергаешь не почти все, а все до конца. Это свойство прозелитизма. Твой прежний опыт никого не волнует, тебя обнуляют, превращают в пустой сосуд.

Но почитать интересно. Обо всем. Во всем, что не касается изящной словесности, я не люблю специализации. Мне нужно сразу все. Я не из тех, кто склонен обращаться (только) на восток. Можно, конечно, разнообразия ради, но вовсе не необходимо. Тут, неподалеку, лежит моя статья об юмористическом романе, высмеивающем привычку молодежи ездить в Индию («Рюкзачная реформа»). Мне смешно слышать о поездках в Индию и Тибет просветления ради. Не зная языка, не имея возможности попасть за настоящие заборы, люди отваживаются говорить о просветлении. Почему не сказать честно – отправляюсь поразвлечься и поглазеть на яркие вещички?

Но мы, собственно, не восток с западом не поделили. Варварство стало яблоком раздора. Беллетристика – текст ради текста – рождается там, где ослабевает религия. Литературный полет имеется, но невысок, сравнительно с религиозным. Теперь я яснее выражаюсь? Светская литература – прерогатива немолодых цивилизаций. Истинная религиозность есть всегда, хоть шаманизмом назови, хоть тайной доктриной, и на ее фоне беллетристика не имеет особенного смысла. В самом деле, что такое наивно масонствующий Пьер Безухов перед деревенским колдуном? И в деревнях могут возрастать свои гуру, иногда довольно влиятельные и опасные. Легко привести немало пошлых примеров. Сие как раз способно стать литературным казусом («Серебряный голубь» хотя бы), потому что терминология поразболтаннее, мягко говоря. Но с точки зрения многоступенчатой системы просветлений обычная беллетристика меркнет, покрывается туманом. Слова обессмысливаются, персонажи глупеют и становятся совершенно неинтересными.

Эстетически мне приятнее и ближе жрец в мантии, а не шаман в шкурах и с бубном. Просвещенный поэт – fili – предшествующая друиду стадия посвящения. Это очень естественно – у поэта своя сакральная роль. С разгоном друидизма модель друид-король сменилась моделью, с одной стороны, ослабленной: поэт-король, с другой – насытилась христианством, т.е. получила дополнительное измерение. Поэзия стала письменной, оставаясь при этом сакральной и непрофанской. Я с радостью отдаюсь соблазнам этих букв, с их смыслами и вариантами начертаний. Имя короля на монете писалось через квадратную G, в летописи – через круглую. Все неслучайно. Меняется буква – меняется смысл. Любая орфографическая реформа есть революция. Если является что-то новое, нужно осмыслить его и соотнести с имеющимся знанием, так как делали филиды.

Никогда не отдам Грейвза на поругание. Ты знаешь назубок алфавит деревьев? Можешь пересказать мифы лучше, чем делает он? Это еще очень мало про Грейвза. Нужно больше. И стихи переводить, как следует.

С Майоркой разобрались, поехали в Вену. Да будет тебе известно, Денис, что я потратила целый венский день – это много для имперской столицы! – на то, чтобы провести его в квартире Фрейда, на Берггассе 19. Из тех фурнитурно-иконографических обрывков, которые сохранились, можно сделать весьма неприятные выводы. Но я не стану их воспроизводить сейчас. Я уже писала об этом в своем дневнике под титулом Hommage ? Freud. Не порицание, заметь. Это большая, особая тема. В Набокове же, со времен ксер непереплетенных, ценю больше всего брезгливость и стиль. Именно в таком порядке. Именно этому нужно следовать, чтобы повернуть русскую литературу в дворянское русло. Чтобы сделать ее опять великой, parbleu!

Религия... Мы вступаем на зыбкую почву. Гораздо более зыбкую, чем допрежь. По рождению я оказалась между четырьмя религиями и, конечно, к каждой из них (кроме, быть может, старообрядчества) присматривалась довольно пристально, изнутри. Злоупотребляя, возможно, доверием адептов, принимавших меня за свою. Но я ведь химера. Об этом можно продолжить особо, можно и умолчать.

Д.И. Ну, речеслоговая туманность эта андромедийная в тебе не так уж сильно развита, как мне думается. Это, скорее, нечто иное: галльско-приобретенная амбивалентность... Грызть тебе "глотку" (слово-то какое выдумала, проказница!), я абсолютно не намерен - максимум эротически впиться тонкоострыми крюолическими (привет, Башаримов!) резцами в вампирский дух твоего подзатылья... Но это на уровне лицедейства, опять-таки... У буддистов ко мне притензий никиких натурально быть не может: ибо я сам таков, тождествен с ними, с их мыслительными установками. Многие сотни единиц буддистской текстуальности стоят на вот этих полках темного дерева (спроси Темирова - он был и видел), все идет в этом русле, в этих гуслях. Рукотворный нетеизм, скажем, эсотерического Кукая, или, коллективно переводимой Сутры о Цветке лотоса чудесной дхармы, разве это не высшая установка возможной онтологии? Твоя инвектива уходит в болото, не долетая до цели, как дротик, посланный левой рукой.

А вот кабинетность, да, предпочтительней потливого экстаза в деревенской баньке, здесь все верно. Элевсин не плохо восстановлен совместным усилием Кереньи + Юнга, Дитер Лауэнштайн здесь выступил, скорее, с позиции профана, чего не скажешь, разумеется, о великом и ужасном Валтере Бюркерте (нашем всеобщем Учителе). О сакральной роли (в том числе) поэта-vates'а выходит через пару месяцев моя гигантския (девяносто страниц) статья в академическом журнале Philologica - там ты сможешь найти все необходимые референции по теме. Их сотни. Все тексты, которыми оперирует Грейвз - скажем, в его роскошноизданной по-русски "Нечерной богине" а) фрагментарны б) неверно артикулированы. Гораздо лучше открыть блестящие работы Широковой и Михайловой - выдающихся русских женщин-друидесс на серьезном академическом поле, или недавнее прекрасное издание В. Эрлихмана Мабиногион : там ты встретишься отнюдь не с Гребенщиковским (а он всяко стоит на Грейвзе, как и многие "популярные" профаны) текстом Кадд Годдо, но с несколько более фонетически выверенным (Кад Годдех) вариантом, все же Б.Г. - по жизни питерской тусе ждет Беккета, а настоящий валиец - не читает "умной литературы"J ). О Фрейде мне говорить, признаюсь, скучновато...

Я лишь по прежнему ТЩУ себя надеждой узнать ответ на свой инициальный вопрос : как отражается и отражается ли в твоих письменах многообразие твоего реликто-религиозного опытного бытования, КАК ты видишь собственную литературу в рамках теистической жизни и видишь ли? Э?

Э.В. Букве «э» сакрализоваться дальше. Фраза «было примерно так» еще не есть реконструкция. Разумеется, паче реконструкции суждено реализоваться, в дело пойдут и Вальтер Буркерт (Буркерт – не Бюркерт, там нет умляута, если только имееется в виду профессор-эмеритус Цюрихского университета), и Юнг, и Фрезэр, и Лауэнштейн, и Нильссон, и Штейнер тот же, и вообще все, что найдется на тему. (Я не люблю списки фамилий, они унижают непопавших, а попавших – вдвойне. А нечитавших - вчетверне) Встанет множество проблем выбора, ибо - хе-хе! – нет мира под академическими оливами. Но это поэтический про(ж)ект, не академический. Работа по изучению источников проводится на свежую голову, текст же, гимны, пишутся – да, здесь это уместно – в состоянии транса. В какой-то момент придется стать медиумом и дать прозвучать через себя страшному древнему голосу, от которого кровь превращается то в лед, то в пламень, и дыбом встают волосы. Я осиротевшая Персефона. Кому, как не мне, петь гимны Матери?

«Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, – над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном.» (Ф. Сологуб)

Просвещенность и спиритуальный опыт – вещи сопряженные, но далеко не идентичные.

Академический ученый может быть ужасен только своим конкурентам, оппонентам, а также студентам, да домашним, ежели деспот. Над настоящим поэтом власти нет у него. Академическое обвинение в профанности - это дешевый выпад, и поэту нет до него дела. На мистерии профаны не допускались. С этой точки зрения, академический ученый – сам совершеннейший профан, ибо он никогда не был мистом и никогда им не станет. Современная гуманитарная наука экзотерична, сколько ни пытается прикрыться вуалью терминологии. По-настоящему эзотеричны математика и другие естественные науки. Непосвященный просто не поймет ни слова в том, что говорится/пишется. Но даже и здесь говорить о полной доказанности не приходится. Никогда не исключена возможность ошибки и ее воспроизводимость, распространяемость. Вечная относительность истины. Впрочем, я давно вышед, как сказано, и дверь за мной закрылась.

Профанность многолика. В ежедневности случаются забавные повороты. Мне случилось однажды религиозно наставлять религиозного еврея. В другой раз случилось импровизированно прочесть лекцию по Юнгу дипломированному психотерапевту. Юнгу, к слову, на каждом перекрестке следует ставить по памятнику, за безупречность его теодицей.

Иногда ученые боятся себя сами. Грейвз полагает, что сэр Дж. Дж. Фрэзер мог бы сказать гораздо больше, если бы не опасался расстаться с уютным кабинетом в Кембридже. Я видала эти кабинеты. Воистину, было что терять. Сам же Грейвз – очень большая, очень золотая кость в сухом мегаакадемическом горле, блестит предательски, ни дышать, ни глотать безмятежно не дает. Грейвз являет собой уникальный (к сожалению) пример того, что официального ученого можно побить на его же собственной территории. Порицая его, ты говоришь с точки зрения именно этой ущемленной академичности.

Прононс кельтийский – дело тонкое. Звуку придается не столь большое значение, как букве. Произношение колеблется, сакральный смысл этого – невоспроизводимость божественного человеком. Человеческое слово находится в том же отношении к Логосу, как голем к человеку. Поэтому говорить о гэлльских транскрипциях наивно. Было так, и было этак. Все одинаково верно или неверно.

Ват, уат – очень низкая степень посвящения, следующая (или через одну, зависит от школы) за мабиногом, начинающим учеником. После нее и суи, и фили, и еще несколько промежуточных (опять-таки, зависит от школы). Друидическая традиция не вполне мертва. Солидные дяди и тети наряжаются в белое или синее и размахивают ветками на полянах, режут омелу золотыми серпами. Центр нынешний этих забав – город Ренн, в коем масса соответствующих коллежей, вскоре надеюсь обонять (если не осязать) тамошний воздух.

Назвать поименнованных тобой дам друидессами слишком смело, ибо о поэтическом опыте, о поэтическом мышлении и царском достоинстве речь идет вряд ли. Книга Михайловой хороша. Там же и перевод Суибне-гельта, сделанный автором. Вот этот смарагдовый томик, дар милого соавтора, лежит у меня на столе, и я собираюсь соорудить о нем статейку. У Широковой, кельтоведы говорят, – немало ошибок. Я видала только фрагменты, судить не берусь.

Я замечаю множество совпадений вокруг себя, я понимаю неслучайность и собственного имени, и собственного происхождения. Я вижу повторяемость событий и, думаю, что понимаю их значение. Почему немецкий стал для меня чуть ли не основным из иностранных языков? Ведь ничто не предвещало! Почему меня занесло туда-то, туда-то и еще туда-то? Мне кажется, я знаю, как ответить на эти вопросы.

Начертание символа на бумаге есть сакральный акт. У каждой буквы – свой смысл. С русскими буквами все запутаннее, чем с латинскими, ибо русский алфавит нов и трижды волюнтаристичен, у русских букв нет канонических смыслов. Все здесь сложно и зыбко. Не только утеряно, а, может, и не существовало никогда.

Увы, или по счастью, большинство поэтов не задаются подобными вопросами. Свое пишут, как придется. Чужое оценивают стихийно. Я говорю довольно громко. Довольно отчетливо. Но если у кого откажет слух... Мне удалось ответить на вопрос? ;-)

Д.И. ДА, более чем. Снимаю метафорическую шляпу и смущенно расшаркиваюсь. О сакральности Символа в исихастско-имяславческом ключе ты читала мою недавнюю штудию, посвященную богу Тоту. Наши мысли в этом пункте теснейшим образом перекликаются (переплетаются). Спорить здесь с вышесказанным тобою еще и потому не хочется, что так ты красиво все зафиксировала – , что кроме благожелательного пожатия руки мне и сделать более нечего. Как говорил мой старый друг-профессор – шотландец: sometimes the argument may flag, however… Вот... И я не забуду ту снисходительно-смущенную улыбку, с которой привнес преподаватель-классик к нам - в аудиторию студентиков-первогодков - имя "Роберт Грейвз". "Я бы рекоммендовал вам его читать с большой остороожностью". И я тебе рискнул бы порекоммендовать то же самое... Широкова, между тем - одна из самых "сильных" ученых современной кельтологии «по-русски» (у нее немало работ). А поймать на "лаже" можно кого угодно. Хоть великих Стюарта Пиггота или Анне Росс. Не говоря уже про братьев Рисс или Франсуазу Леру J.

Разумеется, упрек поэту в "ненаучности" неправдоподобно смехотворен. Но тут... Приходит на ум казус Жени Прайсмана – имевший место лет двенадцать лет тому назад возле города Шхема, где (как и все наше поколение стремглавцев-без-бобылки) он совершал инвенции в Курс молодого бойца, принятого в Академический резерв. Начальник роты долго мучал хитрейшего (или, же, как тут под руку подсказывает Очевидец - Миша Клебанов - "просто упертого рогом, миль пардон") Женю и выспрашивал его перед всем нетолстовским ( впрочем, нет, были там толстовцы, не дадут соврать... В какой же роте без толстовца. Впрочем, говорил поручик Мышлаевский: Лев Толстой, царствие ему – не знаю, какой был писатель, но – артиллерии был офицер))) строем: «Йевгени!», если тебе офицер дает приказ - ты обязан его выполнить?" На что Женя всегда, неизменно прищурившись отвечал "НУ, это смотря какой офицер..." за что неизменно же шел, с видом обдолбанного Бруно, на свои очередные 80 отжиманий от грязной земли иудейской... Кстати, это был, действительно, скорее казус нашего «смотря-какого» командира. У нас еще были подобные казуисты, кроме Прайсмана. Один на вопрос: «Ну вот же ты, Александер, не имел выбора, кроме как пойти в армию и быть здесь-и-сейчас!» отвечал: «Нет, я мог бы вообще сюда к вам не приехать и в вашу армию бы не пошел».... Вот и я тебе скажу также - в сходной семантике намека... Смотря какой поэт. Упрек в "ненаучности", брошенный, скажем, деятельности Вячеслава Великолепного, был бы им расценен с естественностью СВЕРХСЕРЬЕЗНОЮ! Ибо... Элина! Поэту, как мне кажется, мало быть (как ты сказала) мистом! Надо стремиться стать МИСТАГОГОМ! Вячеслав достигал УНИКАЛЬНОГО, небывалого проникновения во всю референтивную машинерию Мысли - он служил мусагетом во всех сферах: в своей плохооконченной книге о Дионисе - он конвенциональный Ученый (и в Баку, и позже, в Риме), в Cor Ardens он одновременно и эсотерик, и изощреннейший поэт. Неразделимы в нем эти ипостаси. Кроме того - deal with the fact : Осип Мандельштам (поэт?) часто -в начале двадцатых все ходил и ходил из места в место, выспрашивал у знающих а верно ли он в очередном своем тексте употребил ту или иную мифологическую фигуру. Что значит верно? Значит оправданно, достоверно, основываясь на гнозисе книжном par excellence, но никак не на безответственном и инфантильном "наитии". Ибо без многотрудного ЧТЕНИЯ нет и весомости РЕЧЕНИЯ. Кажется, ты, судя по твоему столь милому мне деталировочному педантизму фонтирования одной буковки в фамилии Первого Историка греческой религии (его монография Greek Religion считается самой достойной на сегодня, сменив на этом месте Мартина Ниллсона), являешься САМОЙ достойной продолжательницей Вячеславова методологического курса в нашем эоне. Честь тебе за это и хвала. Я, как ты знаешь, совсем не скор на подобные комплименты. И спасибо тебе за эту вдохновляющую беседу.

Э.В.Воистину, Дионисий. И артифексу, и сапиенсу желательно понимать язык друг друга. А если еще удается говорить и слушать... ;-) Спасибо. Удачи и тебе.