Проза

Я никогда не забуду тебя, Джамиля. Тополек мой в красной косынке.

Твое смуглое лицо и огромные, вечно испуганные глаза. Туго натянутую кожу выпуклых, резких скул. Маленькие мочки ушей, которые ты так и не решилась проколоть. Твои сухие губы.

Твою детскую походку.

Твои щиколотки.

Твою манеру наматывать на палец локон волос, когда ты задумываешься о чем-то или волнуешься.

Страх перед парикмахерскими — ты боялась, что «они» сделают из тебя «страшилище». Мать брала огромные ножницы, которыми в твоих горах, наверное, стригут баранов, и, улыбаясь, громко щелкала, укорачивая жесткие пряди всегда с одними и теми же словами: «Будешь у меня как невеста».

Девочка моя.

Ты покорно сидишь на стуле, замотанная по шею в простынь, и напряженно прислушиваешься к каждому щелчку, вздрагивая и моргая, а руки теребят юбку.

На белой простыни отчетливо виден каждый волосок.

Еще ты боялась зубных врачей, эскалаторов, милиционеров и бродячих собак.

Не могу поверить, что мы познакомились в Москве, где полно дантистов, собак, ментов и эскалаторов.

Где, кроме нас двоих, — еще четыре миллиона человек. Или больше.

Ты любила лузгать семечки, а потом пить воду. Возле метро я покупал тебе семечки, завернутые в газетную бумагу, мы усаживались на лавку и быстро уничтожали их. Кто быстрее. Ты умела очистить семечку не вынимая ее изо рта и не разжимая губ.

От семечек у тебя были черные зубы.

Я где-то читал, что восточные красавицы много веков назад натирали зубы древесным углем, чтобы понравиться своим восточным кавалерам.

Когда мы расставались, у меня во рту еще долго стоял привкус подсолнечного масла.

Когда я думаю о тебе, привкус возвращается.

Мне снятся крысы, которые забрались в холодильник. Они мерзнут, пищат и не могут выбраться наружу. От ужаса я просыпаюсь и не понимаю, что такого страшного в этом сне. Наверное, мне передается страх животных.

Подушка всегда пахнет твоим потом. Так, наверное, и сходят с ума.

От твоего отца по-прежнему нет вестей.

Часто вспоминаю, как ты ходила на свои курсы с огромной сумкой, на которой был вышит роскошный подсолнух.

Опять подсолнухи.

Я смеялся и говорил, что английская грамматика не должна весить так много, ведь в английском нет падежей.

Твоя сумка всегда одинаково сильно оттягивала плечо. Можно подумать, ты каждый день носила на занятия бомбу.

Ясно вижу, как ты легко выпрыгиваешь из троллейбуса ровно в 17.25 и сворачиваешь за угол, приближаясь к подъезду с вывеской «PRINSTON HIGH SCHOOL OF AMERICAN ENGLISH».

Меня тоже всегда раздражали их амбиции, Джамиля. Скрытная девочка моя.

Темно-синее платье до пят и шелковая красная косынка. Я шутил, что при такой одежде твой отец должен быть как минимум арабским шейхом.

От него по-прежнему нет никаких вестей.

Ты здороваешься с охранником, которого зовут Филипп. Никогда не встречал охранников с подобным именем.

Он улыбается тебе в ответ и обильно пахнет одеколоном «Экипаж».

В хай-скул и охранник обязан быть high.

Ты взбегаешь по лестнице и входишь в класс. Горилла мистер Роуз читает вам Мэри Шелли с гарлемским акцентом. Губы у него в пол-лица.

Представляю себе черного бродягу, склонившегося над томиком «Франкенштейна».

Этот бродяга тоже high.

Девочкамоядевочкамоядевочкамоядевочкамоядевочкамоядевочкамоя.

Мы ни разу не поцеловались.

Ровно в 18.00 прибывает посол. Он собирается отпраздновать с вами День их независимости.

В тоске можно дойти до такого состояния, когда начинаешь без конца повторять одно и то же слово, пока оно полностью не потеряет смысл. Я повторяю вагинальное кровотечение. Невыносимо.

я долго смеялся знаешь так долго смеялся потому знаешь что это потому что титан не расплавился смеялся как говорится твердая рука и вообще все равно металлу там же температура я даже это я представить себе не могу что там должно было остаться как это все выглядело это тысячи градусов фотографии черно-белые конечно и все так смеялся быстро быстро я думаю мгновенно это смеялся никто ни о чем не подумал не видел не догадался это а Филипп педераст мистер Роуз читал из «Франкенштейна» и так выговаривал эр-эр-эр-эр посол они правят твердой рукой и ты и ты это это это это очень смеялся и у них же и у них же тоже крысы мерзнут крысы мерзнут понимаешь подушка потная смеялся а мы же ни разу один сказал если настанет голод приму ислам а из обрезка суп сварю я дал ему по морде это ты же не каждый день носила в сумке эту проклятую бомбу я не знал подсолнухи я хочу тебя подсолнухи подсолнухи хочу тебя подсолнухи черные зубы смеялся подсолнухи подсолнухи подсолнухи зубыПосла опознали по титановому штифту, который вживляют в сломанную кость руки.

Тополек мой в красной косынке.

Девочка моя.

Прощай.