Поэзия

***

Всё, что нам досталось,— это разговоры.
Темы разговоров — вот и весь наш выбор.
Если тебе выше или глубже впору —
превращайся в птицу, превращайся в рыбу.
Монолог на кухне, диалог в передней —
ты не сможешь больше, даже если чаще
задавать вопросы, так как собеседник
выглядит опасным, если он — молчащий.

Постскриптум

А когда ты наш посетишь предел,
заходи — увидишь, как мы живем.
Я тебе рассказывал, как умел,
только это лучше, когда живьем.
А пока ходи из конца в конец,
опускаясь под, забираясь на,
до тех пор покуда почти вдовец
не шепнет тебе: «Обернись, жена».

Горожанин

С удивленьем идёт горожанин в лес,
со смущеньем стремится выбраться из,
только кружит и кружит по лесу бес,
из кустов скача как из-за кулис.

Со значеньем трясётся бесовский зад,
с пониманьем глядит горожанин вслед,
а потом наверх, где грядёт гроза,
трескается мир, меркнет свет.

Обращение

Не верь трубе, мечтатель молодой!
Труба давно заменена дудой.
Хоть ты познал природу той дуды,
хоть ты не ждёшь спасибо за труды,
хоть ты глядишь всё пристальней в лицо
того, кого считал своим отцом,
но видишь там лишь признаки конца:
ни в ком ты не узнаешь подлеца.

***

Он прошел сквозь сумасшедшие дома,
супермаркеты, гостиницы и осень
пациентом, покупателем и гостем,
а сегодня перед ним молчит зима.
Где повсюду воцарился страшным сном
цвет бумаги, там нельзя иначе:
он представился воистину незрячим
и прибавил неуменье как число.
В самом деле он не видит ни черта,
но его встречают как родного
и его приветственное слово
закипает пеною у рта.

Закон

Закон слова диктует —
художник разумеет:
он воздух поцелует,
он пустоту согреет.
Не то чтобы он пламя,
но, выходя наружу,
выходит со словами:
«Я никому не нужен.
Мне ничего не надо.
Мне никогда не больно».
Ему заставы рады,
им площади довольны:
«Шагая параллельно
потусторонней смерти
путём своим бесцельным,
терпи художник!» Терпит.

***

Мне приснилось, что мы — цари.
Я тебе говорю: «Смотри,
как недолог путь красоты —
всё исчезнет при счёте «три».

И мы смотрим на пыль и гарь
и с царём соглашается царь.

Ars Poetica

И сказал он: «Раз я еду
в отдаленную страну,
к одичавшему соседу
непременно заверну.
Коль меня он не зарубит
непременным топором,
поприсутствуем как люди 
на пришествии втором».
И еще сказал: «Белеет
за окошком дальний путь.
Вот вам пятьдесят копеек —
проживете как-нибудь».

Пэтэушник

Возле пельменной «Маяк» 
я постоял чуть-чуть,
созерцая надпись «ремонт»,
и дальше потом пошел.
Я шел по той из дорог,
где справа растет полынь,
и думал о том, что вам
меня никогда не понять.
По литературе «три»
поставили мне в диплом,
зато Набоков сказал,
что троечники — хребет
нации и т. д.
Легко ему рассуждать
было,
легко ему говорить
было.

Анимация мертва

Я, наверное, не человек.
Я, наверное, прах и тлен.
Император чугунных рек
не поднимет меня с колен. 
Первобытных углов жилец,
зазеркальных теней знаток,
разминая комок сердец,
не остудят меня в висок.
Успокойся на черном дне,
наши пристани не позорь.
Не маячит в моем окне
гладиатор вечерних зорь.

***

Между матерых сосен,
скрученных как бельё,
на холмике тёти Фроси
каждый курил своё.

Сумерки плыли дальше
чёрные как черта.
Жёлтые-жёлтые пальцы
тихо касались рта.

***

Думал стать как волк,
А стал как сыч.
Выехал с вокзала на вокзал,
Положил под голову кирпич,
В подворотне переночевал.

В подворотне переночевал,
Разным людям разное сказал.