Красная шкатулка. №7. Айшат
Айшат
Шли долго, пока не увидели возле бывшей парикмахерской крытый
тентом грузовик на котором было написано «Люди». Оттуда подали
зажигалкой сигнал, и Азамат обнял Айшат. Пора! Айшат схватилась
за протянутую из кузова руку и легко взлетела в грузовик. Незнакомый
мужчина снова чиркнул зажигалкой, пристально вгляделся в девушку
и покачал головой. Айшат была очень красива. Два месяца назад
«частник», на котором она ехала из Урус-Мартана в Грозный, подорвался
на мине. Водитель погиб, другой попутчик получил ранение ягодиц.
В суматохе выяснения обстоятельств, подоспевшие омоновцы, загнали
Айшат в автобус и изнасиловали. Потом ей приказали бежать и открыли
стрельбу в воздух. Отец и старшие братья считали, что лучше ей
было умереть, чем являться домой с позором. И только младший брат,
Азамат, сочувствовал сестре и не держал на нее зла. Он в тайне
настаивал, чтобы она перебралась к тетке в Волгоград. Но Айшат
решила по-другому. По ее просьбе Азамат связался с боевиками Зии
Даудова, и те обещали помощь.
За время пути грузовик останавливался трижды. Айшат слышала, как
незнакомый мужчина говорил с кем-то по-русски, слышала обращение
«товарищ майор». В другой раз до нее долетел рев двигателя БТР-а
и крики, похожие на ругань. Потом борт грузовика, лязгнув, откинулся
вниз, и внутрь загрузили «цинки» с патронами, выстрелы к гранатомету,
с десяток автоматов, и тяжелый танковый пулемет, именуемый в просторечье,
ПКВТ. В последнюю остановку в грузовик залезла тень человека в
ветхом рваном камуфляже. Это был солдатик-раб, превращенный за
время плена в мычащее животное. Сейчас его отправляли в лагерь
к боевикам на мясобойню в качестве отработанного материала. На
таких солдатиках боевики проводили «часы исламского бесстрашия».
Что это были за «часы», объяснять не надо. Айшат некоторое время
с интересом разглядывала солдатика, его впалые до костей щеки,
его пустые темные глаза и ненависть с новой силой вскипела в ней.
Она сорвалась с места и принялась душить раба. Солдатик не сопротивлялся,
его голова на тонкой шее качалась, как тюльпан, он захрипел и
сполз со скамейки.
Первым желанием незнакомого мужчины было помешать Айшат, но он
быстро передумал и оставался на месте до тех пор, пока солдатик
не перестал дышать.— Пусть,— решил он,— так лучше и для него и
для нее.— Он был не злой, этот боевик, и понимал вкус печали,
не то, что молодые парни из отряда Османа Даудова, для которых
резня стала смыслом жизни. Он закурил сигарету, вслушиваясь в
рыдания девушки. Айшат рыдала навзрыд, не стесняясь. Когда рыдания
стихли, в горах проклюнулось утро. Запахло пастбищем и теплом
земли. Мертвый солдатик, неестественно повернув голову, смотрел
на убегающую из-под колес дорогу. Девушка, смотрела на солдатика
и на свои маленькие красивые руки только что убившие человека.
Она была в ступоре и больше не плакала. Боевик потянулся, хрустнув
пальцами. Ветер с гор донес запах костра. Он глянул на трофейные
часы, доставшиеся ему после боя под Бамутом, подкрутил пружинку
и подумал, что хорошо бы сейчас выпить чашку крепкого бульона
с лепешкой.
Сквозь сон Айшат слышала голоса и какую-то музыку. Подошел отец,
задрал ей подол платья и засмеялся. Айшат не знала, куда деваться
от стыда, пыталась убежать, но кругом были омоновцы. Они хлопали
в ладоши и толкали ее в центр круга. Тогда Айшат прыгнула на одного
из них, обвила ногами и принялась душить. Омоновец упал замертво,
и Айшат осталась одна. Одна?! Очнувшись от дремы, Айшат ясно осознала
весь тот ужас, в котором прожила последние дни, она — беременна!
Эта новость заставила ее сжаться в комок, но она взяла себя в
руки и улыбнулась незнакомому мужчине, который будил ее, тряся
за плечо. Внизу стояли боевики и с интересом смотрели на нее.
Весть о том, что девчонка задушила солдата, быстро разнеслась
по лагерю. Бывалые бородачи и молодые парни посылали ей приветы,
тянули руки, чтобы помочь спуститься вниз. Айшат, отвергнув их
услуги, грациозно спрыгнула на землю, и оказалась лицом к лицу
с маленьким лысым человеком. У человека были крупные руки, которыми
он поглаживал бороду, и глаза ответственного за других. Это был
командир-легенда Зия Даудов, в прошлом чемпион Чечни по вольной
борьбе. Айшат сразу узнала его, так как дома Азамат показывал
ей вырезки из спортивных журналов, где Даудов красовался с кубками
и медалями победителя на фоне ликующих фанатов. Теперь он стоял
напротив и спокойно разглядывал ее.— Устала, сестренка? Отдохни,
впереди еще много дел,— сказал он.— Твое место будет во-он в той
кибитке вместе с Ревзой, она наш врач, слушайся ее во всем. А
то, что ты солдата убила, молодец, одним неверным меньше...
Утешение Зии Даудова прошло вскользь, Айшат уже себе не принадлежала,
она была оружием. Страшным оружием мести за свою поруганную честь,
за семью, за «предательство», что росло в ней.— Успеть бы все
исполнить до того, как ребенок начнет шевелиться,— думала она,
подходя к кибитке, и не обращая внимания на веселые оклики боевиков.
Ревза Уразбекова встретила ее, как родную, обняла, напоила крепким
бульоном с молоком, согрела воды для мытья, постелила постель.
Умывшись в большой цинковой ванне, высушив и расчесав волосы,
Айшат легла спать и заснула, как убитая. А Ревза села рядом и
долго любовалась ее красотой. У нее тоже была дочь, но она погибла
в Грозном вместе с мужем и сыном, когда артиллерийский снаряд
угодил в их дом на улице Кирова. Ревзу спасло то, что в момент
попадания она находилась в подвале, где набирала в кастрюлю муку.
Откапывали их всем кварталом. Через год Ревза Уразбекова стала
известна на всю Чечню, как первая женщина-медик, основавшая полевой
госпиталь. Она раздобыла медикаменты и хирургические инструменты,
привлекла к работе немногих врачей-чеченцев. Им неплохо платили
в долларах, но по прошествии года войны от коллектива осталась
только сама Ревза и аварец Гази-Магома, человек с тремя курсами
мединститута, бабник и садист. Сами боевики называли его в шутку
доктором Менгеле. Гази-Магома держал при себе небольшой гарем
из русских беспризорниц. Он их почти не кормил и периодически
избивал. Когда кто-нибудь из его наложниц умирал, Гази-Магома
добывал себе новую жертву, благо война позволяла. Что же до его
медицинских познаний, в особенности в области полевой хирургии,
то тут он был настоящий Пирогов, принимал смелые и оригинальные
решения, оперируя порой по 24 часа в сутки. Он очень любил резать
и нередко экспериментировал над пленными. Даже мертвыми. В ночь,
когда приехала Айшат, у Саита умерла очередная наложница — 13-ти
летняя Катя. Не выдержала побоев. Гази-Магома приказал двум русским
рабам закопать девочку за скотником и пошел вместе с другими боевиками
к прибывшему грузовику. Там он увидел Айшат, и сердце его дрогнуло,
никогда он еще не встречал подобной красоты.
Ревза еще любовалась девушкой, когда в дверь заглянул Гази-Магома.—
Вот, зашел попросить у тебя марли и узнать, не поможешь ли, там
парня привезли с огнестрельным... Ревза нехотя поднялась и пошла
в складскую половину, а Гази-Магома тем временем погладил Айшат
по голове, и от прикосновения к девушке по его руке побежали мурашки.—
Не трогай, не твоя! –Крикнула звонким шепотом Ревза, вернувшись
с рулоном марли.— А чья? — Гази-Магома весело глянул на коллегу.—
Командира,— соврала Ревза,— Зия тебе за нее башку снимет.— Гази-Магома
задержал пальцы Ревзы в своей ладони.— Не горячись женщина, все
в руках Аллаха...
Утром двое боевиков пришли на перевязку. Айшат из-за занавески
слышала, как они переговаривались между собой.— Чечней будут владеть
англичане, но только не русские,— говорил один,— мне дед рассказывал,
а ему рассказывал его отец, будто ангел Джабраил ступал по нашей
земле, и там где ударял его посох, появлялась черная вода. Нефть!
В наше время англичане узнали о черной воде и приехали в Чечню,
а тут в это время шла война. Англичане построили дома, но долго
пробыть не смогли и уехали. На прощанье они обещали, что придут
и защитят чеченцев от русских.— Второй боевик долго не отвечал,
а когда ответил, Айшат узнала в его голосе мужчину, сопровождавшего
ее в грузовике.— Слышал я эти байки, их по всей Чечне лепят кому
ни попадя. Зато чеченцы, что живут в Москве, ни о каких англичанах
не думают, им и так хорошо. Они на русских бабах женятся, пельмени
свиные жрут, фирмами заправляют, по Европам катаются... Насмотрелся
я на них.— Наступило молчание. Видно было, что оба боевика обдумывают
сказанное. Айшат вспомнила, как один приезжий мулла рассказывал
после пятничной молитвы, что мир делится на «Дар аль-Ислам» (царство
ислама) и «Дар аль-Харб» (царство войны), и что установления Аллаха
распространяются по мере завоеваний ислама по всему миру. А те,
кто не способны к войне — заблудившиеся, и совсем не воины, не
мужчины. Они слабые, хуже рабов. Тогда что говорить про людей,
которые продались за временные блага?!
Ее определили к Рахиму Ихмалю, приезжему человеку, кочующему с
войны на войну. Рахим обучал молодых подрывной работе. Айшат,
уже освоившая стрелковое оружие, теперь тщательно постигала искусство
минной войны. Она не отвечала на шутки парней, дичилась намеков
на любовь. Она исхудала, почернела лицом, и только глаза по-прежнему
источали блеск, останавливающий искателей приключений в самый
разгар исканий. Даже умудренная жизнью Ревза и та не находила
ключика к ее сердцу, однако догадалась, что девушка беременна,
и что это лишь часть ее тайны. Главная же тайна была глубоко и
глухо запрятана, и запечатана семью печатями. Ревза только качала
головой, наблюдая, как девушка механическими движениями разбирает
и собирает ручной пулемет, как чистит тяжелый пистолет и рисует
в блокноте загадочные геометрические фигуры со стрелками.
Однажды, утомленная военной наукой, Айшат, прилегла отдохнуть.
Спала недолго, а проснулась потому, что чья-то тяжелая рука уперла
ей голову в подушку. Человек, навалившись сверху, задрал ей подол.
Айшат чуть не задохнулась, пытаясь высвободиться, но человек был
силен и вошел в нее сзади. Он топтал ее, как петух наседку, а
когда кончил, ударил кулаком по голове. Айшат на секунду отключилась,
но, придя в себя, скатилась с топчана и выхватила из-под матраца
пистолет. Примчавшаяся на выстрел Ревза, увидела Айшат закрытую
с головой одеялом, а рядом на земляном полу Гази-Магому. Он лежал,
зажав в ладонях рану, и пытался ползти. Пуля ушла ему в ногу,
зацепив тазовую кость. Через час доктор Гази-Магома приказом Зии
Даудова был казнен. Ни стоять, ни сидеть он не мог, и его расстреляли
лежа.
Айшат пыталась покончить с собой, но ее связали, и вкололи «долгоиграющий»
наркотик. По окончании действия «лекарства» укол повторили. Так
продолжалось до тех пор, пока девушка не «подсела». Дальнейшую
дозу резко уменьшили, заставив Айшат страдать от зависимости.
Теперь за дозу она была готова на все.
Дни тянулись за днями, дождями накатила осень. Ночи стали черными,
холода наоборот, бодрили, заставляли скорей перемещаться в непролазной
глиняной каше. Однажды в лагерь приехали двое важных мусульман
из заграницы. Они имели военную выправку и бегло говорили по-английски.
Впрочем, их русский язык тоже был неплох. Нури-ал-Самарай, тот,
что постарше, когда-то учился в России. А ал-Обейд похвастался,
что это его шестой приезд в Чечню по линии «Братьев мусульман».
Он привез распоряжение правительства в изгнании готовить теракт
в Москве. Люди слушали его, не перебивая, они давно томились без
дела и новые боевые планы веселили их души. К операции решено
было привлечь лучшие кадры.
Айшат с неприязнью ощущала, как тесны становятся ей камуфляжные
брюки. Нагибаться и работать по хозяйству становилось с каждым
днем все неудобнее. Кроме того, она продолжала ненавидеть свою
женскую природу, заставившую ее так сильно страдать. Почему Аллах
выбрал именно ее, за что? Она всегда была любящей дочерью, заботливой
сестрой, хорошей подругой, и что в результате? — Да, да, да,—
размышляла Айшат,— во всем виноваты неверные. Это они явились
сюда с войной, озлобили народ, посеяли страх и ненависть. Это
они заставляли ее делать то, что делают женщины только любимым
мужчинам. Это они виноваты во всем! — Айшат закатала рукав куртки
и нащупала пульсирующую вену. Вена была в дорожке уколов. Нужно
будет уговорить Ревзу достать еще дозы, не то она с ума спрыгнет.
Солдатский ремень со звездой перетянул руку повыше локтя. Одноразовый
инсулиновый шприц налился влагой. Мгновение и струнка иглы ушла
в вену. Душевное напряжение стало слабеть. Ненависть к миру отступила.
Айшат сделалось хорошо и тепло. Она больше не желала смерти людям.
И в этот момент в ней толкнулась жизнь.— О, Аллах! — Айшат аж
присела на корточки.— Этот русский ребенок жив, он живет в ней...
В тот же вечер ее пригласили к Зии Даудову, где ал-Обейд продемонстрировал
ей пояс шахида, начиненный взрывчаткой чудовищной силы. Дальше
с Айшат уже работал муфтий Руслан Голегов.
Айшат прожила у муфтия несколько дней, деля с ним еду и постель,
а по окончанию «учебы», к ней приставили светловолосого боевика
по имени Амирхан и пожелали «парочке» счастливого пути до Москвы.
Город Айшат не понравился. Толпы людей, улицы, забитые машинами,
отравленный воздух, рестораны, офисы — это было все, что она увидела
из окна неприметной старенькой «тойоты», встретившей их во «Внуково».
Впрочем, ее привезли не на экскурсию. Водила-татарин неспешно
«покрутил» их по центру, и не обнаружив «хвост», вырвался на просторы
«Медведкова». Там Айшат препроводили в однокомнатную квартиру,
где уставшая с дороги, она тут же вколола себе дозу. Ею Айшат
снабдил все тот же водила, таков был уговор. Дальше была ночь
и день, в течение которого Айшат возили на «объект», чтобы познакомить
с обстановкой. Затем ей дали примерить одежду — длинное серое
пальто, джинсы, свитер, шарф, сапожки... Стоя перед зеркалом,
Айшат не могла не заметить, как она красива, и от того была себе
еще ненавистней.
В назначенный день Айшат посетил муфтий. После дневного намаза,
он взял ее за руки и, глядя в глаза, назвал святой.— Аллах выбрал
тебя из массы человеческого материала,— сказал он.— Испытания,
что ты перенесла, были не случайны. Вера твоя превозмогла земные
невзгоды. Награда на небесах! Сегодня ты предстанешь перед Аллахом.
Ей разрешили сделать себе последний укол и проводили в машину.
Шел крупный снег. Пояс шахида, утыканный пальцами пластида, сдавливал
живот. Ребенок, видно тоже получивший дозу, не беспокоил. Они
плыли на «тойоте» в сопровождении белой «волги» по праздничной
Москве. Все молчали, и только муфтий на заднем сидении вполголоса
молился. Айшат фиксировала трехцветные флаги на домах, цветы и
воздушные шары в руках детей, разглядывала красивых женщин в дубленках
и шубках, и ни о чем не думала. Внутри нее все было пусто. Словно
пожар спалил — ни страха, ни жалости. Она давно уже казалась себе
загубленным цветком, сломанным и брошенным в грязь. Теперь этой
самой грязью она зальет мир. Зальет так, что будут помнить...
Айшат погладила себя по коленям.— Интересно, что думает сейчас
ребенок? Не догадывается, что тоже предстанет перед Аллахом. А
предстанет ли? Ведь он неверный, отродье неверного... Значит ад?
Аллах разделит их, и они будут свободны друг от друга. Верному
— рай, неверному — ад. Сейчас они два в одном. Сейчас мука смертная,
но скоро придет покой и это — благо. Айшат повернулась к муфтию,
хотела спросить его о ребенке, но углубленный в молитву, муфтий
сделал отрицательное движение головой, и она передумала. С другой
стороны, к чему теперь вопросы, время вопросов вышло.
Машины подрулили к театру и припарковались на значительном от
него расстоянии. Толпа на ступенях перед входом уже гудела. Давали
спектакль, на котором собирались присутствовать военные и милицейские
тузы. В оцеплении стояли солдаты внутренних войск, милиционеры,
а рядом с ними крутились «люди в штатском». Амирхан определил
их опытным глазом и указал на них Айшат. Она молча кивнула. Люди
продолжали прибывать, ажиотаж нарастал. Вот подкатила черная армейская
«волга» и из нее вышел армейский генерал с супругой. Солдаты и
милиционеры подтянулись, встречавшие офицеры взяли под козырек.
Улыбки, рукопожатия... Еще «волга» и еще генерал, на этот раз
милицейский. Амирхан приставил к глазам компактный бинокль, разработанный
для американских спецслужб.— А-а, сам генерал-лейтенант Тамбовцев
пожаловал, знаю сволочь, много он нашей крови попил.— Голос Амирхана
стал груб до хрипоты. Машины продолжали подъезжать, суета у входа
в театр нарастала. Муфтий взглянул на часы, стоявшая невдалеке
белая «волга» дважды мигнула фарами.— Пора,— произнес Амирхан,
вынимая из нагрудного кармана радиодатчик с усиком антенны.— Во
имя Аллаха милостивого, милосердного! И помни, все делаешь сама,
это лишь для подстраховки.
Айшат вышла из машины. Она старалась держаться ровно и смотреть
прямо перед собой, но было видно, что это ей не совсем удается.
Амирхан поморщился, и муфтий тут же укорил его, мол, не каждый
день девушка на смерть идет. Айшат уже смешалась с толпой, еще
десять метров и она пройдет оцепление. Муфтий, выдохнув в потолок
машины — Бисмилла-а,— возложил ладони на лицо. Амирхан смотрел
в бинокль. Вот Айшат поравнялась с оцеплением, вот улыбнулась
толстому милиционеру с автоматом подмышкой, поравнялась с группой
веселых военных с женами, и... Но, взрыва не последовало. Амирхан
переглянувшись с муфтием, вытащил коробочку с антенной.— Подожди,—
сказал муфтий,— рано. В тот же момент воздух потряс удар оглушительной
силы. Дым, вой автосигнализаций и душераздирающий женский крик.
Он стоял в воздухе колом, и на него наматывалось происходящее.
Амирхан видел, как разглаживается дым и как пустеет площадь перед
театром. А там, где только что толпились люди, лежали тела. Некоторые
были без движения, некоторые шевелились. Со многих взрывом сорвало
одежду. И среди всей этой сумятицы истошно кричала молодая женщина
с оторванной ногой. Амирхан поискал глазами Айшат, но ее нигде
не было.— Ее нигде нет,— сказал он муфтию.— Муфтий удивленно вскинул
брови и с расстановкой ответил.— Девушка в раю, хвала Аллаху,
Господу миров! — Белая «волга» дважды мигнула фарами и тронулась
с места. Амирхан потряс слегка обалдевшего водителя за руку.—
Поехали, брат, только не торопись и не оглядывайся.
На набережной Москвы-реки «тойота» притормозила. Амирхан подошел
к парапету, выбросил в воду радиодатчик и набрал номер мобильного
телефона.— Звезды осыпались,— сказал он в пустоту.— Аллаху акбар!
— ответил ему глуховатый голос,— Мы уже знаем.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
