Проза

• №11. После.
• №10. Узы бытия.
• №9. За чертой.
• №8. Батюшка.
• №7. Айшат.
• №6. Базары.
• №5. Стрингеры.
• №4. Кино.
• №3. Белкин.
• №2. Полковник.
• №1. Герой. На... Бой.

Красная шкатулка

В палате царила напряженная тишина. Пахло лекарствами, бинтами,
и загнанной в угол человеческой болью. Военные медики, мужчины
и женщины, то и дело выходили на крыльцо госпиталя покурить и
просвежиться. Многие из них не спали по двое, а то и по трое суток.
Генерал-майор Попов, начальник госпиталя, хирург, только за минувший
день лично сделал восемь операций и теперь еле стоял на ногах.—
Николай Николаич, вы бы пошли поспать, мы тут управимся, пацана
только с осколочным вытянем, уже легче будет.— Говорил ему полковник
Зотов, тоже выглядевший не лучшим образом.— Николай Николаич только
брови хмурил.— Простите, Андрей Андреич, пока еще я тут за все
отвечаю, а не вы, и не полковник Саркисян. Спадет волна раненых,
тогда поспим. А пока, считайте, мы на переднем крае.— Он вынул
из кармана халата трубку, набил ее табаком и вышел со всеми вместе
на крыльцо. Молоденькие медсестры потеснились, уступая место начальству,
но Николай Николаич сошел со ступенек под дождь.

Дождь был затяжной, он лил вторую неделю. И почему-то именно в
дождь командование решило в очередной раз штурмовать Бамут. Атаки
наших частей напоминали веселую американскую игру — возню в жидкой
грязи. Усталые чумазые, промокшие до нитки, солдаты и младший
комсостав скользили в мокрой глине, штурмуя высоты, а сверху их
косили пулеметы и артиллерия противника. Атаки захлебывались,
откатывались в резерв и тогда в дело вступали тяжелые минометы
и вертолеты. Но их усилия результатов не давали. Противник отсиживался
в пустых ракетных шахтах, построенных еще при советах на случай
войны. А строили тогда на века.

После работы вертолетов наступала пауза. И снова солдаты принимались
месить весеннюю грязь на подъеме и снова получали в лица шквал
свинца. В конце концов, решено было сменить тактику. Командование
привлекло к войне штурмовые отряды, которые повели наступление
на шахты через Бамутский лес. И это было удачей, потому что в
ближнем бою боевики оказались бессильны. Они бросали оружие, прикидываясь
крестьянами, оказавшимися здесь волею случая, но их узнавали по
ряду боевых признаков и расстреливали на месте. Тем, кто признавался,
оставляли жизнь. В этом была правда войны. Ведь, собственно, жизнь
на войне и есть мера вещей и тот, кто умеет ценить ее, всегда
побеждает.

Чеченцы чужую жизнь не ценили. Их маленькие злые сердца постоянно
искали повода лишить кого-нибудь жизни. Они любили поиздеваться
над жизнью, взять над ней верх и в результате доказать собратьям,
что только они, дети гор, имеют право хозяйничать над чужими жизнями.
Главным аргументом в этом деле являлось презрение. Презрение к
врагу, его культуре, его женщинам, его еде. Отрезанные головы
солдат, изнасилованные и исколотые ножом женщины, разграбленные
церкви. Точно так представляли себе поверженного врага монголо-татары.
Азиаты, «черные», «чурки», носители антикультуры. Давайте называть
вещи своими именами.

Николай Николаич подошел к раненому солдату, и снова принялся
изучать на свет его рентгеновский снимок. Мельчайшие осколки осыпали
череп. Несколько осколков проникли за пределы костной ткани. Вот
и весь итог 19 летней жизни. Солдат был без сознания и тяжело
дышал. Николай Николич обвел осколки фломастером и, повернувшись
к Рубену Рубеновичу Саркисяну, указал на солдата.— До «Бурденко»
не дотянет, готовьте к операции. Ответственность беру на себя,
как ни как, а нейрохирург.— Операцию начали через два часа. Еще
через пять часов она была завершена. Николай Николаич вышел на
воздух. Руки его дрожали, а в уголках глаз появился редко посещавший
его нервный тик.— Разрешите обратиться, товарищ генерал,— сказала
капитан медицинской службы Тамара Сутормина.— Больной просит красную
шкатулочку.— Николай Николаич вскинул брови.— Он еще чего-то просит?!
— Да, да, все время твердит про какую-то красную шкатулочку.—
Николай Николаич, так и не выкурив трубку, вернулся в реанимационную
палату.

Солдат лежал на койке с перевязанной головой. Глаза его были прикрыты,
а губы продолжали говорить. Он просил достать ему красную шкатулку,
иначе он не соглашался жить. Николай Николаич внимательно выслушал
просьбу и махнул рукой.— Постоперационный синдром. Он поднялся
и отправился докуривать трубку.

К вечеру небо расчистилось, и дождик перестал. В госпиталь доставили
еще партию раненых. Двое из них были очень плохи. Одного, старшего
лейтенанта Егора Герасимова, спасти не удалось, он умер в самый
момент подготовки к операции. Другого, капитана Антона Арциховича,
все же вытащили, и теперь готовили к переправке в Москву. Николай
Николаевич, казалось, спал на ходу, и персонал еле уговорил его
прилечь отдохнуть. Перед тем, как заснуть он осведомился о солдате.—
Все еще требует красную шкатулку,— сказал полковник Зотов.— Николай
Николаич нахмурился.— Так подыщите ему какую-нибудь коробочку,
Андрей Андреич, это же элементарно...— Предлагали ему штук пять,
что удалось найти. Он все отбрасывает, требует только красную
палеховскую шкатулку. Как он все видит, если глаза закрыты, ума
не приложу?

Над Бамутом наступило затишье. Местные мирные чеченцы начали потихоньку
выходить из домов на улицы. Родственники отправились к шахтам
искать своих убитых, в домах стоял плач и причитания. Машины,
набитые ранеными боевиками, уносились в сторону нейтральной Ингушетии.
Армия их не преследовала. Добивать раненых — дело последнее. Практика
показывала, что после ранения боевики в строй не возвращались,
а предпочитали отсиживаться заграницей. В той же Грузии, Турции
или Германии. Там их злые сердца становились еще злее, и они прилагали
все усилия для того, чтобы побуждать оставшихся дома мужчин к
новой бесконечной войне. За деньги это удавалось практически всегда.

Проснувшись утром, начальник госпиталя первым делом поинтересовался
состоянием здоровья солдата. Ему сообщили, что тот всю ночь просил
красную шкатулочку и допросился до того, что пульс его стал слабеть.—
Делать нечего,— подумал Николай Николаич,— надо доставать. Он
вызвал майора Грушницкого. Тот явился после ночного дежурства
усталый-преусталый.— Иван Иваныч,— сказал начальник госпиталя,—
вы, наверное, знаете эту дурацкую историю с красной шкатулкой.
У парня просто заклинило, но выходить из положения надо. Возьмите
машину до Назрани. Там в гостинице, я помню, продаются эти шкатулочки.
Купите пару на выбор и срочно обратно, вот деньги.— Грушницкий
устало сказал «есть», устало повернулся и вышел. Через несколько
минут больничный «уазик», управляемый усталым врачом, выехал с
территории госпиталя. Николай Николаич посмотрел на часы. Полтора
часа до Назрани, полтора часа обратно, там час чтобы перекусить,
купить шкатулки, заправится. Значит, часа через четыре, самое
малое, солдатик утешится. Николай Николаич вошел в палату к больному,
наклонился над его ухом и прошептал.— Вострухин, сынок, не тужи,
будет тебе красная шкатулка.

Но по прошествии четырех часов Грушницкий так и не приехал. Еще
через четыре часа его все еще не было. А солдат просил и просил
красную шкатулочку. Его щеки ввалились, губы пересохли, а пульс
то обваливался, то начинал стучать с бешеной скоростью. Ему уже
дважды меняли повязку на голове, и дважды Николай Николаич в тайне
хвалил себя за мастерство.— Надо же,— думал он,— решиться на такое
после стольких лет, и ведь не придерешься! — Николай Николаич
сел к столу и подробно описал весь ход операции по извлечению
осколков из черепа бойца. Потом он взглянул на часы, и спросил,
не появлялся ли Грушницкий? Ответ был отрицательным. Получалось,
что майор попал в какую-то неприятную историю, иначе, давным-давно,
был бы на месте.

А Грушницкий просто устал. Он так устал, что на обратном пути
из Назрани заснул за рулем, слетел с трассы и разбился. Когда
его обнаружили через сутки, при нем нашли странный пакет с двумя
палехскими шкатулками, в каждой из которых лежал чек для отчета.
Труп майора и шкатулки доставили в госпиталь по месту службы.
Боевые коллеги оплакали его и подготовили тело для транспортировки
в Москву. В суматохе даже забыли причину, приведшую к гибели майора.
Лишь начальник госпиталя генерал-майор Попов, все помнил. То,
каким образом был выполнен приказ, его совершенно не устраивало,
но повернуть события вспять он не мог. Он знал, что порою, чтобы
сохранить одну жизнь, Бог забирает сразу несколько. Правда, на
этот раз ограничился всего одной, зато в звании майора.

Николай Николаич подошел к койке солдата. Тот лежал, высоко закинув
голову, и запекшимися губами говорил о красной шкатулочке. Николай
Николаич развернул первый пакетик и вложил шкатулку в его руки.
Вострухин вдруг перестал повторять одно и тоже, и на пару минут
затих. Исхудавшими пальцами он щупал глянцевый прямоугольник шкатулки,
щупал краску, выпукло изображавшую летящую русскую тройку, пока
на лице его не проступил румянец.— Красная шкатулочка,— повторял
он,— красная шкатулочка, красная...— Солдат успокаивался, напряжение
выравнивалось, и весь медперсонал, наблюдавший эту сцену, тоже
странным образом приходил в себя. Даже усталость последних тяжелейших
дней сама собой сошла на нет. Открылось второе дыхание, хотелось
работать, работать и работать. Николай Николаич обвел всех отеческим
взглядом и развел руками.— Это тоже часть нашей работы, господа.
Красная шкатулочка... Кто бы мог подумать? — Медсестры заулыбались,
а Рубен Рубенович с упреком сказал — Слишком дорогая цена за нее
уплачена, товарищ генерал.— Не забыл,— отозвался Николай Николаич.

А еще через две недели госпиталь получил приказ готовиться к эвакуации
в район Грозного. Чеченцы узнали об этом одними из первых и решили
помешать процессу. Им хотелось завладеть медицинским оборудованием,
чтобы лечить своих боевиков. Но не тут-то было. Днем госпиталь
паковался, ночью превращался в крепость. Офицеры-медики и прикомандированный
к госпиталю взвод мотострелков старшего лейтенанта Сергея Шмалева,
вели бои с противником по всем правилам обороняющейся стороны.
Кончилось тем, что противник, потеряв надежду на скорую победу,
оставил свои попытки. Блиц-криг захлебнулся. Николай Николаич,
разместившись одним из последних в грузовике, подозвал к себе
Шмалева.— Спасибо, товарищ старший лейтенант, ты толковый человек.
А это тебе на память.— И Николай Николаич протянул Шмалеву палехскую
шкатулку, одну из двух, что осталась невостребованной солдатом
Вострухиным.— Служу отечеству,— отдал под козырек Шмалев.— И счастливого
пути.— Колонна в сопровождении двух БТР, грузовика с солдатами
и вертолета тронулась с места.