Проза

• №10. Узы бытия.
• №9. За чертой.
• №8. Батюшка.
• №7. Айшат.
• №6. Базары.
• №5. Стрингеры.
• №4. Кино.
• №3. Белкин.
• №2. Полковник.
• №1. Герой. На... Бой.

После

О том, что придет это «после», Вовка Кузнецов видел во снах, но
что оно действительно существует, в это он не верил. За полгода
до приказа он официально перешел в разряд «ДМБ» и стал именоваться
«дедушкой». Однако законным правом чморить молодых не пользовался,
вспоминая, как нелегко приходилось самому. Единственное, что грело
душу, была присказка, которую «молодые» выкрикивали таким как
он после отбоя: «Дембель стал на день короче, всем дедам спокойной
ночи!» Теперь для них, «дедов», главной целью стало сохранить
здоровье. Но одно дело цель, другое дело — служба. Их продолжали
кидать на врага. А врагом был всяк, кто не моложе пятнадцати и
не старше шестидесяти. Прямо как в стишке: «Днем он знатный тракторист,
ночью вор-рецидивист». Мирное население, то бишь, на языке войны
— «незаконные бандформирования».

В последний месяц подразделение, где воевал Кузнецов, перевели
на Ханкалу. Знаменитая штабная база жила обычной жизнью. Здесь
топталось начальство, планировалась война, сюда свозили убитых
и взятых в плен. Но для таких, как Вовка Кузнецов, Ханкала была
раем. Чистая казарма, цивильный сортир, баня, столовка... Зимой,
среди гор, в сырых палатках на земляном полу, «в гостях» у печки-буржуйки
о таком не мечталось.

Когда им зачитали приказ, когда выдали билет и «боевые», Вовка
все еще не верил, что «после» наступит. Но «после» наступило,
и мир вдруг грянул свободой. Стояла весна, дул теплый ветер, пахло
молодой травой. Их переправили вертолетами в Моздок и оставили
ждать прибытия самолета на Москву. Тусоваться без дела не хотелось.
А хотелось, заломив кепи на затылок, шляться по улицам, смотреть
на девчонок, пить ледяное пиво, хавать шашлыки. Так они и сделали.
Осетин-извозчик подвез их в центр города и быстро смылся, чтобы
не светиться перед офицерами. Откат дембелей на ближнюю «гражданку»
— вещь небезопасная. Не приведи бог, чего-нибудь замутят... Вовка
Кузнецов, счастливый до безобразия, шел в компании недавних сослуживцев
и заглядывал в открытые окна частных домиков. Это было озорное
занятие, напоминавшее заглядывание под юбки старшеклассницам,
когда стоишь под лестницей и пялишься снизу вверх. Но Вовку это
не смущало, он чуть ли не с головой залезал в чужие окна, любуясь
мирным бытом простых людей. Как он отвык от этого за время войны!
Пацаны торопили его.— Кузнец, чего ты там забыл, отстанешь, будешь
сам в аэропорт добираться! — Но Вовка Кузнецов словно не слышал.—
Вот так вот сесть на диван, попить чаю из белой чашки с блюдцем,
посмотреть телек, а после залезть в ванну, и чтобы тебе спину
потерла какая-нибудь русалка из местных...

Вовка заглянул в окно аккуратного деревянного дома и чуть ли не
лоб в лоб столкнулся с хмурой полной блондинкой, поливавшей из
лейки цветы.— Чего надо?! — Спросила блондинка, вскинув на Вовку
Кузнецова недобрые серые глаза. Вовка виновато улыбнулся.— Да
так, водички хотел попросить.— Женщина поставила лейку на подоконник
и вытерла о передник руки.— Хотел, так проси.— Вовка окинул взглядом
комнату. Диван, подушки, картина маслом, портрет моряка в парадной
форме, телевизор, шкаф в углу, стол с букетом сирени в банке,
маленькое трюмо, картинка с портретом известного певца, большой
серый кот, лежащий в створе луча солнца на полу. Все это он увидел
в одно касание, точно в трубу штатной оптики. Увидел, оценил и
принял к сведению.— Кузнец, мы тебя больше не ждем,— донеслось
с улицы,— опоздаешь — пеняй на себя!

Женщина улыбнулась.— Значит, Кузнец, а имя у Кузнеца есть? — Вовка
Кузнецов вперил взгляд в открытый ворот халата женщины, где, словно
две большие рыбины, колыхнулись ее груди.— Вован,— произнес он.—
Ну, заходи, Вован, водички не обещаю, а обедом, так и быть, накормлю.—
Вовка Кузнецов крикнул пацанам, чтоб не ждали.— Дело твое,— ответили
пацаны.

Галина, так ее звали, поставила на стол тарелку борща с дымком,
котлеты с малосольными огурцами, бутылку водки из холодильника,
рюмку. Подумав немного, принесла рюмку и себе. Вовка разлил водку,
хотел было сказать тост, но Галина его опередила.— Ты ведь оттуда?
— Вовка кивнул.— И живой...— Вовка снова кивнул.— Тогда за тебя.—
Они чокнулись и выпили. Затем добавили по второй.— А мой сын сейчас
мичманом на Северном флоте служит, недавно звонил,— задумчиво
произнесла Галина. Они снова выпили, и пока Вовка добивал борщ
и котлеты, женщина, открыв альбом с фотографиями, рассказала ему
про Псков, про мужа-офицера, который в 90-м бросил армию, семью,
и уехал в Германию.— Теперь он где-то в Ирландии инструктором,
денег прислал,— расчувствовалась Галина.— А вот это наш Колька
в 10-м классе. После того, как Василий нас бросил, он наотрез
отказался служить в десанте. Ты ведь не десантник? — Не-а,— Вовка
прожевал котлету,— я мотострелок, пехота-мама, мобуту, черный
пахарь, пес войны.— На глаза Галины навернулись слезы. Вовка снова
разлил водку.— Третий,— сказал он и посерьезнел. Они выпили не
чокаясь. Помолчали. Галина плакала, не вытирая слез. Вдруг она
отложила альбом, взяла в руки Вовкину голову и окунула лицом в
свою грудь.— Сыночка,— произнесла она навзрыд. Вовка Кузнецов
чуть не задохнулся и попытался высвободиться, но женщина не отпускала.
Ее теплый запах одновременно убаюкивал и возбуждал. Так они сидели
некоторое время, потом Галина сказала.— Раздевайся, я тебе ванну
приготовлю.

Дембельские мечты сбывались. Вовка Кузнецов отмокал в горячей
ванне, а Галина намыливала ему шампунем голову. Потом она терла
его мочалкой и сушила полотенцем. А когда Вовка ушел, сама залезла
в ванну и долго плескалась, не переставая тихонько плакать. Ее
истерика была безгранична. Накопившиеся обиды, одиночество, непостоянные
связи, скудная зарплата, желание быть любимой — все это вырвалось
наружу, надломило душу.

Выйдя из ванны в халате на голое тело, Галина увидела, что Вовка
Кузнецов посапывает на ее кровати, обняв подушку. Спина в юношеских
угрях, пятки в мозолях от сапог. Недавний мальчик и уже мужчина,
прошедший войну... Она притворила окно, задернула занавески и
неслышно легла рядом. Вовка почувствовал ее присутствие и, повернувшись,
по-телячьи толкнулся ей в грудь. Его огрубевшая рука нашла ее
набухшее лоно, и дремавшая в нем чудовищная сила восстала. Галина
незаметно руководила его движениями, гася поцелуями голодные атаки,
но Вовка был неумолим. Он раз за разом в течение нескольких часов
выбрасывал в нее свое семя, пока она вдруг не заголосила.— Пощади,
сыночка, залюбил совсем!

Четверо полных суток провел Вовка в постели Галины. Он выбирался
оттуда лишь для того, чтобы поесть да принять ванну, и снова обрушивался
на женщину с яростью новобранца. Такого женского счастья Галина
не испытывала ни до, ни после. Пройдет два года и, разыскивая
Вовку Кузнецова, она приедет в подмосковный город Ступино. Вовка
будет к тому времени женат, и его волшебная мужская сила превратится
в обычную потребность. Они посидят в ресторане, проведут в номере
гостиницы пару часов и расстанутся навсегда. А тогда... Вовка
повернул Галину на бок. Женщина прикрыла глаза и часто задышала.—
Люби меня до смерти, сыночка, слышишь, я хочу быть любимой! —
Она уже ничего не соображала, лишь прислушивалась к голосу своего
тела. Тело дарило радость, оно все еще было молодо и горячо. И
Вовка трудился над ним, точно скульптор, проявляя недюжинное усердие.

Самолет на Чкаловский давно улетел, увозя в своем чреве живых
и мертвых. Офицеры пили в полете конък, поглядывая на запаянных
в цинк убитых. Дембеля тоже пили, но скромно, чтобы не вызвать
нареканий старших по званию. Вовка Кузнецов не думал о самолете.
Он вообще потерял чувство времени. Время для него остановилось,
да и мысли не докучали. Иногда только, просыпаясь среди ночи,
он пытался восстановить в деталях сон, где он бежал, стреляя из
автомата по людям. Люди почему-то не падали, а смеялись, показывая
на него пальцами. Вовка добегал до обрыва и срывался вниз. Вот
этот-то полет и был его ночным кошмаром. На войне ему кошмары
не снились. Там вообще не было снов. Пробудившись, Вовка вытирал
со лба испарину и шумно вздыхал.— Что, сыночка, опять страшное
приснилось?! — Шептала лежавшая рядом Галина. Она сжимала его
в объятьях, целовала в ямку на груди, и они снова начинали любить
друг друга.

На пятые сутки Вовка Кузнецов затосковал. Произошло это неожиданно.
Галина ушла на работу, и он, словно очнувшись, понял, что больше
не может здесь оставаться. Он оделся, побродил по дому, съел со
сковородки кусок свиной печени с картошкой, выпил растворимого
кофе и засобирался. Вовка понимал, что Галина сделает все, чтобы
задержать его. Начнутся просьбы, уговоры, мольбы, заламывание
рук... Долгие проводы — лишние слезы,— подумал Вовка Кузнецов
и, присев к столу, взял листок бумаги: «Любимая навеки Галюша!
— Вывел он как можно ровнее.— Прости, что не дождался. Так лучше
и для тебя, и для меня. Я соскучился по дому, по родным. Особенно
по маме. Она одна, да и по хозяйству надо помогать. Я никогда
не забуду тебя и буду вспоминать. Ты самая красивая женщина на
свете, и мне было хорошо с тобой. Если появится желание написать,
черкани пару слов по адресу...». Вовка оставил листок на видном
месте. Сверху положил «заговоренный патрон» калибра 5.45 с дырочками
и на шнурке. Потом перекрестился на иконку, поцеловал в морду
кота Прокофия и затворил за собой дверь.

Галина спешила домой. Сердце чуяло, что там происходит неладное.
Тем не менее, она заглянула на рынок, купила баранины к плову,
морковь, редиску и бутылку чачи у знакомого абхаза. Все это оказалось
ненужным, лишь только она толкнула дверь. Дверь была заперта.—
Может, ушел погулять? — Подумала она, отыскивая в сумке ключ,
но когда увидела на столе записку, все поняла, села на диван и
заплакала. Кот Прокофий прыгнул ей на колени, принялся утешать.
Галина погладила его, прижала к себе.— Сыночка,— шептала она,
раскачиваясь,— где ты, сыночка...

А Вовка Кузнецов уже был в аэропорту. После полуторачасовой беготни
ему удалось найти знакомого летчика и записаться в полетный лист.
Когда тревога с вылетом улеглась, он отыскал на поле укромное
местечко, вынул из рюкзака четвертинку, закуску, и сделал солидный
глоток. Через пару минут по телу разлилась приятная слабость.
Вовка прилег на траву и закинул ногу на ногу. Подбежала большая
белая собака, понюхала рюкзак. Вовка кинул ей колбасы. Собака
боязливо приблизилась и съела подарок.— Собак, а, собак, полетели
со мной в Москву,— сказал Вовка,— буду тебе заместо отца с матерью.—
Собака поняла, что подарки закончились, и исчезла.— Никакой благодарности,—
рассмеялся Вовка.

Он увидел партию дембелей, шагавших за офицером, и поймал себя
на мысли, что стал другим. Исчезла нудящая сердце тревога и постоянное
желание пожрать,— вечные спутники солдата-срочника. Даже бить
«черных» не хотелось. Сколько он слышал историй о дембелях, не
доехавших до дома. Напились, подрались, порезались, загремели
в ментовку... Нет, уж он-то домой обязательно доедет, попробуй
втяни его в историю. Хрен втянешь! — Вовка Кузнецов допил четвертинку
и весело крикнул вдогонку дембелям.— Хрен вам в башню, втяните
вы меня! — Солдаты повернули одинаковые загорелые лица, точнее
одно большое солдатское лицо, и ничего не ответили. Лишь офицер,
приостановившись, негромко сказал.— Полегче, сержант, не попадите
в историю.