Литературная критика

Так говорил Горький

В биографиях Ницше и Пешкова-Горького нет почти ничего общего.
Это были люди с разным воспитанием, образованием, разными характерами
и темпераментами.

Так откуда же вязлось их внешнее сходство, а главное — то «внутреннее
родство», о которых писала О. Форш?

Если положить рядом некоторые поздние фотографии Горького и знаменитый
фотопортрет Ницше с «моржовыми» усами и как бы «вывернутым» в
сторону глазом, мы и в самом деле увидим некоторое сходство, но
и отличие одновременно. Дело, как верно заметила Форш, не только
в усах. И не только в рельефных скулах и напряженных лбах. Пожалуй,
самое важное впечатление от этих портретов: это очень гордые и
очень одинокие люди. Хочется еще добавить «несчастные». Но, во-первых,
это естественно следует из первых двух обстоятельств, а во-вторых,
оба они — по крайней мере в мировоззрениях своих — презирали жалость
и считали ее оскорбительной для человека с его высокой миссией.

Сам Ницше считал, что у его рода славянские корни, восходящие
к польским дворянам Ницким. В незнакомом обществе его часто принимали
за славянина. В отличие от многих великих немецких мыслителей,
относившихся к России с нескрываемым недоброжелательством (включая
и Карла Маркса, именем которого и по сей день названы сотни колхозов
по всей России) как «жандарму Европы», оплоту реакции и самое
главное — стране, которая не включена в европейскую цивилизацию,
находится за краем европейской «ойкумены» <ссылк.сноск href="#ff" num="1">,—
Ницше был своеобразным «русофилом». Он высоко ценил поэзию Пушкина
и даже написал романс на одно из его стихотворений. Он обожал
Гоголя и был потрясен открытием Достоевского.

Полюбил бы он Горького? В реальности это было невозможно. Когда
в России был напечатан первый горьковский рассказ (1892 год) Ницше
был уже умалишенным, фактически взрослым младенцем, за которым
требовался постоянный уход его сестры Елизаветы Фёрстер. Впрочем,
иногда Ницше садился за рояль и музицировал.

Когда в Белине в театре Макса Рейнгарта была поставлена пьеса
«На дне» с популярным актером Рихардом Валентином в роли Сатина,
Ницше уже не было в живых, он умер в 1900 году. Пьеса имела феноменальный,
неслыханный успех. Именно эта постановка открыла Горькому двери
в мировую литературу. Если пофантазировать и предположить, что
Ницше к этому времени был бы жив и в здравом уме, то вопрос о
том, как бы принял эту пьесу, все равно остается неясным.

У Ницше был слишком аристократический вкус. Пестрота характеров
пьесы Горького, похожая на карнавал масок (Актер, Барон, Татарин),
на своего рода комедию «дель арте», где каждый из действующих
лиц является резонером и высказывает какую-то свою «мораль», могла
покоробить строгий вкус «базельского мудреца».

В любом случае проблема «Ницше и Горький», как и проблема «Достоевский
и Ницше», имеет выход только в один конец.

Ницше не читал Горького — как и Достоевский не слышал никогда
о Ницше.

Все же один общий момент в их биографиях был. Оба рано лишились
своих отцов, оба в возрасте 4 лет. Оба нежно любили своих отцов,
но по смутным воспоминаниям и рассказам родственников. Для каждого
смерть отца стала тяжелейшей душевной травмой, несомненно наложившей
печать на всё их мировоззрение. Эти смерти были вроде «насмешки
неба над землей», говоря словами Пушкина. В их мрачном свете вся
жизнь представала как «ничто», как «сон пустой». И только невероятным
усилием внутренней духовной воли можно было попытаться сделать
этот сон «золотым».

Господа, если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.

Эти строки Бомарше, которые так любил Горький и которые стали
для него таким же жизненным девизом, как и «Я в мир пришел, чтобы
не соглашаться»,— Ницше тоже бы оценил. В его философских работах,
начиная с первой, «Рождение трагедии из духа музыки» (1971 год,
позднейшее название — «Рождение трагедии или эллинство и пессимизм»),
много рассуждений об искусстве как «покрывале Майи», иллюзии,
которая спасает человека от постоянного переживания бессмыслицы
бытия, мирового хаоса. Уже в самой ранней своей лекции, прочитанный
при вступлении в должность профессора в Базельский университет,
с названием «Гомер и классическая филология» Ницше сказал: «Жизнь
стоит того, чтобы ее прожить, говорит Искусство...»

Так и для Алеши Пешкова чтение стало своего рода выходом из безнадежной
жизненной ситуации, из ощущения бессмысленности окружающей жизни.
Но книги же чуть не довели его до сумасшествия. В отличие от Ницше,
он спасся от безумия, второй раз уйдя «в люди». И в этот раз уже
добровольно. Ницше погубила «правда», как он ее представлял. Это
была правда о «мертвом» Боге и невозможности для человека самому
стать богом. Не потому ли Горький всю жизнь — сознательно! очень
важно! — не любил «правду»? Когда в 1929 году его бывшая нижегородская
подруга Е. Д. Кускова попыталась напомнить ему об обязанности
русского писателя говорить правду (в данном случае о преступлениях
коммунистов против народа и интеллигенции) Горький ответил ей
яростным письмом с прозрачным намеком-пожеланием побыстрее умереть.
Он писал: «Я искреннейше и неколебимо ненавижу правду». И это
были не просто слова.