Онтологические прогулки

Существует ли массовая контркультура? А если существует, то что это такое?

Случилось это одновременно, и, видимо, одно без другого произойти не
могло. «Закат Европы» и «восстание масс», возвышение толпы.
После первой мировой войны, когда миллионы этих самых
восставших зачем-то были убиты на Сомме, на Марне, и под
Верденом, и ничего не изменилось, то не появиться, и не утвердиться
в массовом сознании эта формула не могла: «Умирать не за
что!»

Формулу «открыли» интеллектуалы, но миллионам она пришлась по вкусу.
Прощай оружие! — с этим согласилось большинство, и особенно
с этим согласились формальные победители. Экзистенциализм и
был философией той пирровой победы, породившей
соответствующую европейскую контркультуру, которая, разумеется, не была
массовой. Она была лишь душой мяса,
интеллектуальной упаковкой принципа удовольствия, убежденности в
«умирать не за что».

Мюнхенский сговор был философски подготовленным предательством.
Невольно. Сартр и Камю не могли, думается, не чувствовать
ответственности за «мир», привезенный из Мюнхена Чемберленом и
Даладье.

В конце концов, им, Сартру и Камю ничего не осталось, как отречься
от самих себя, и вступить в ряды сопротивления нацистам, то
есть, противодействовать людям, которые, в сущности, в
массовом порядке «врубились» в ложь буржуазной морали, стали теми,
кто не желает «лгать» не только самим себе, но и в угоду
даже политике, что и означало неизбежность
новой войны без правил. Немецкая неложь
тридцатых годов не означала, конечно, погружения народа Германии
в бездну экзистенциального отчаяния. Это было оставлено
дуракам. Неложь открывала пути новой свободы,
развязывала руки, и убеждала: нет ничего невозможного. Надо
только покончить с цепями старых европейских предрассудков,
надо посметь. И они посмели.

Гитлеровская Германия явилась страной массовой контркультуры, и
вскоре многие в мире поняли: воевать (а значит и умирать) есть
за что. Да все за то же. За справедливость, за разумное,
доброе, вечное. За березки. За Лорку. За Гюго, Шекспира и
Пушкина, в том числе. Почему бы и нет?

Разумеется, ни Гитлеру, ни Геббельсу не было никакой необходимости
хотя бы вкратце знакомить население Германии с историей
духовного кризиса Европы. Ни к чему было бы издавать, скажем,
краткий курс сартровского «негуманизма», и тем более незачем
было публиковать какую-нибудь частную историю мировой
литературы, объявлявшей Гейне — «пидером», а Толстого «мудаком».
Дело в том, что немецкий человек толпы, лишь исторически
недавно в массе научившийся грамоте, и сам, в глубине души, так
именно и думал. Подозревал. Массовая контркультура фашизма
опиралась на ту контркультуру масс (а вернее, толп), признаки
которой были исчерпывающе описаны Ортегой-И-Гассетом в уже
упоминавшейся книге «Восстание масс». Вкратце эти признаки
таковы. Ни за что не благодарить. Всюду лезть с насилием. Не
признавать ничего высшего.

Как видим, эти же признаки характерны для творчества и некоторых
наших, современных и доморощенных мастеров авангарда,
воображающих, что их роскошное презрение есть нечто новое, и
утонченное, и... безобидное, потому что ведь понарошку. Однако, по
моему глубокому убеждению, понарошку, или нет, а публичное
оскорбление, скажем, Пушкина, под видом отмены мещанских клише
есть не столько эта самая отмена, сколько комплимент
человеку толпы, провоцирование в нем готового судить и
приговаривать раба, и более того, оправдание, приготовление возможного
грядущего предательства, мол: «умирать не за что».

А вот это по-прежнему вопрос. Не случайно, начиная со второй мировой
войны, все вероятные и действительные противники упирали, и
упирают на свою всемирность. И нацисты, и большевики, и
евро-американцы, и вот еще исламисты теперь, все они иначе как
«в мировом масштабе» себя, и свои победы не мыслили, и не
мыслят. Это понятно, ведь только всемирная победа может
легализовать, и безнаказанно утвердить эту несомненно
притягательную для многих и во многих отношениях формулу «умирать не за
что», и одновременно обезвредить ее, поскольку в руках
противника она является опасным, самым, пожалуй, опасным оружием.

Итак, контркультура масс является основанием возможного торжества
массовой контркультуры. С вытекающими последствиями. Об этом
надо бы помнить, чтобы не запутаться, не перепутать
аристократизм с чем-то ему противоположным, основываясь в своем
выборе только на степени всемирности того, или иного заблуждения.