Искусство

Использовалось то обстоятельство, что большинству предприятий
нефтяной и газовой отрасли была поставлена задача срочно компьютеризироваться.
Никакой государственной программы поставок компьютерной техники
при этом разработано не было. То есть, как хотите, так и компьютер.

Мы с Сашей были приглашены Михайловым “на работу” в центр “Ускорение”,
созданном при штабе ЦК ВЛКСМ. Перед нами были поставлены две задачи.
Во-первых, снабженные пустыми бланками договоров, уже подписанными
директором “Ускорения” и проштампованные печатями, мы должны были
бегать по кабинетам руководителей тюменских предприятий и предлагать
любые требуемые ими партии компьютеров, в соответствии с нашими
прайс-листами. Компьютеры обещались в оговоренные и указанные
сроки на основе предоплаты. Получат наши заказчики свои компьютеры
или нет, это была уже не наша забота. Главное, чтобы предоплата
была произведена и деньги по безналу были перечислены на счет
“Ускорения”. Михайлов, кстати, откровенно намекал, что “реальные”
компьютеры получат далеко не все. А может и, вообще, никто не
получит. Больше хороших, заключенных договоров - вот что от нас
требовалось.

Во-вторых, мы с Ковязиным должны были найти себе пару - партнера
по бизнесу. Поиск подходящего партнера - это дело такое же щекотливое,
как поиск своей половины противоположного пола. Ошибка чревата
полным провалом.

Центр “Ускорение” располагался по адресу ул. Республики дом. 19,
здание в котором теперь находится Тюменский институт культуры.
Это рядом с Театром кукол, только на другой стороне улицы.

Странная это была организация. Она занимала два смежных кабинета.
Один побольше, другой поменьше, как бы директорский. Официально,
директором “Ускорения” считался некто Юра Рысев - один из работников
Штаба ЦК ВЛКСМ. Человек шустрый, с бегающими глазами и отсутствующим
взглядом. Весь его облик как бы говорил: “Я тут фигура временная,
меня на это дело поставили, а чем все это закончится, я не знаю”.
Такое было впечатление, что ему постоянно хотелось оттуда сбежать,
и что на работу он заскочил так, минут на десять, с тем только,
чтобы расписаться на очередной пачке договоров и официальных писем
с предложениями о поставке компьютеров, прошлепать это все печатью
и, рассеянно выслушав присутствовавших, хлопнув себя черной папкой
по ляжке, броситься из этого проклятого места наутек.

Его поведение говорило о том, что все это, конечно сплошная авантюра,
но все это разрешено на самом верху, и тут уж будь что будет.
Личности, одолевавшие Рысева по утрам между 10-ю и 11-ю часами,
в основном по вопросу новых проштампованных бланков, были одна
колоритнее другой. Все годов 30-35-ти от роду, быстрые, деловитые,
не склонные влезать в чужие дела и “программы”, всегда знающие
чем можно поделиться с коллегами, а о чем промолчать. По неписанному
закону никто из них нас, людей Михайлова, никогда к сотрудничеству
привлечь не пытался.

Партнером Михайлова был Владимир Попов, человек с длинными, благородными
пальцами, рыжеватой бородой, лысый, с умным взглядом и вкрадчивой
манерой разговаривать. Всегда улыбчивый, благожелательный, этакий
добрый доктор Айболит, только без халата, но зато в мягких белых
тапочках. Глаза у Володи Попова были глубокие, яркие и излучали
абсолютное доверие. Любому, глядя на него, должно было быть ясно:
такой человек просто не способен никого обмануть.

Леша Михайлов тоже был ему подстать. Только, напротив, с прической
бывшего хиппи, но таким же исконно-русским лицом, ясными глазами
и вкрадчивой манерой вести разговор. Оба - прирожденные дипломаты.
Алексея портила его диспропорционально короткая шея. Возможно,
из-за этого он и носил длинные волосы. Но, в целом эти партнеры
производили очень благоприятное впечатление.

Мы с Сашей, разумеется, старались манеры и приемы поведения наших
старших товарищей перенимать, и это помогло нам за сравнительно
небольшой промежуток времени назаключать целую кучу договоров.
Многие руководители предприятий ничуть не сомневались, что компьютеры
IBM в новеньких упаковочках вот-вот окажутся у них на складе и
в кабинете.

Увы, они жестоко ошибались. Компьютеры действительно привозились,
но далеко не всем и не в том количестве, и зачастую не совсем
исправные или не соответствующие указанным в договорах спецификациям.
Но так как других, реальных поставщиков компьютеров, кроме “Ускорения”,
практически не было, то большинство руководителей предпочитало
шума не поднимать, а надеяться на лучшее.

Все было не так плохо. Мы с Сашей работали, получали зарплату
и командировочные и чувствовали себя прекрасно. Единственное,
чего мы не понимали, так это того, что на наших глазах при нашем
участии, и нашими руками происходит процесс образования первоначального
капитала, и, увы, не нашего с Ковязиным капитала. Деньги, полученные
по нашим договорам на счет “Ускорения”, ловкий Леша Михайлов перевел
в Москву, раскидал там по счетам различных кооперативов и фирм,
и затем и сам туда свалил, прихватив с собой нашу рок-королеву
Анку Максименкову, в которую я был влюблен и с которой у меня
был роман. Ну, что ж, женщины выбирают победителей! А неудачник
или наивный лох пусть плачет. Авось, поумнеет.

Партнера по бизнесу мне подогнал все тот же Михайлов. Им оказался
человек по имени Андрей и по фамилии Гофлин. Андрюха был парень
что надо. Тоже сухонький, подвижный, с голубыми глазами и мохнатыми
бровями. Нос у Андрея был классическим для человека с подобной
фамилией. Гофлин он был по отцу. Мать же Андрея носила девичью
фамилию Зерцалова, и была внучкой барона Черкасова и, следовательно,
тоже баронессой, хотя и бывшей. Благородство ее облика это нечто
неподдельное, нечто неподкупное, чего не спрячешь.

Наша пара Гофлин-Неумоев должна была, по идее, взаимодействовать
с парой Михайлов-Попов. И она провзаимодействовала. Однако не
совсем так, как это виделось Алексею Михайлову. Сказались еврейские
гены Андрюхи. Сначала он умыкнул (переманил) Михайловского шофера,
а потом и машину, на которой тот возил Алексея. Как уже там он
это провернул, я не знаю, но видимо настолько грамотно, что Алексей
мог только возмущаться, но сделать ничего не мог. В последствии,
он нашел способ отплатить той же монетой и подложил нам с Гофлиным
такую каку, что зарубил нам на корню весь бизнес в Тюмени.

Такой вот “парноциклон”, с поправкой на наши русские традиции
гадить соседу, и русско-еврейскую дружбу.

Всем был хорош Андрей Гофлин: деловит, выдержан, умен, начитан,
опытен во всяких бумажных и коммерческих делах. В прошлом - производственник,
специалист по металлу. Работал на заводе. Один у него был недостаток
- любил выпить. Мало того, не просто выпить, а побухать этак с
недельку. Это не типично для мальчика из еврейской семьи, но не
удивительно для потомка русских баронов.

Постепенно мне стало ясно, что никаких денег нам с Гофлиным не
заработать. Частенько у нас получалось так. Провернем мы с Андрюхой
какое-нибудь дельце, а как подходит дело к получению с этого денег,
Андрюха их получает без меня, после чего пропадает и уходит в
запой. Через некоторое время, он появляется снова и опять с такой
замечательной идеей быстрого обогащения, что и сердиться на него
как-то не получается.

Помимо всего прочего был у Андрюхи и еще один дар - убеждать.
Ведя деловой разговор, Андрей говорил очень мало. В основном он
“воздействовал” на собеседника, используя свои врожденные способности
к чему-то вроде гипноза. Вообще, я встречал довольно много евреев,
одаренных от природы в смысле экстрасенсорных способностей, телепатии,
ясновидения и прочего такого. Поэтому, нет ничего удивительного
в том, что мы с Гофлиным добрались-таки до настоящего оккультизма,
причем самой высшей пробы. До такого, о чем любители герметических
наук типа Валерия Неверова, с его “Гермесом”, до сих пор могут
только мечтать. О том, что это такое, что прячется за словосочетанием
“герметические знания”, я расскажу в следующей главе. Расскажу
вкратце, в общих чертах. Рассказывать об этом все подробно я считаю
себя не в праве. Большинству людей знать это неполезно. Знания
далеко не всем дают возможность стать лучше. Тем не менее, тезис
о том, что “большое знание приводит к Богу, а малое знание уводит
от него”, не потеряет своей актуальности вплоть до наступления
времен, когда сбудется реченное в писании.