Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Матвееву было тридцать восемь лет, и работал он в фирме по продаже
автомобильных запчастей. Целыми днями стоял с палкой над
двумя волосатыми компьютерщиками и следил, чтобы они вовремя
обновляли сайт фирмы. Сам Матвеев в компьютерах не разбирался.

После Нового Года появилась возможность съездить в отпуск. Жена не
успела сделать загранпаспорт, и Матвеев поехал в Египет один.
В группе русских туристов Матвеев сразу заметил одну очень
наглую девушку. Звали девушку Оля. Вела она себя вызывающе и
беспардонно. Громко разговаривала, комментировала
происходящее и вступала в долгие разговоры с иностранцами.
По-английски она не просто говорила, а говорила безо всякого повода,
демонстрируя произношение и знание языка. Можно было
подумать, что никто, кроме неё, английским не владеет. Матвеев,
между прочим, тоже по-английски мог. Со словарём. Однажды он
даже прочитал самостоятельно инструкцию для воздухоочистителя.

Эта Оля вела себя самоуверенно и нахально. Командовала,
распоряжалась, куда туристам идти, что делать, будто бы она была старшим
группы, а не тот худой парень. Ещё очень раздражал Матвеева
её смех. Неестественный и противный. Было этой Оле лет
восемнадцать – девятнадцать. Откуда у таких малолетних девиц
берётся эта смелость в общении с людьми? Она ведь и сказать
ничего толкового не может, а так свободно обсуждает все
вопросы, как будто действительно что-то знает. Откуда эта
уверенность у таких вот пустышек? Всех она называет на «ты», как
будто давних знакомых, и вырез у неё на майке такой, что
невозможно в него не заглянуть, хоть тебе это и неинтересно.

Если это и есть новое поколение, думал Матвеев, то я плевать на него хотел!

Сам Матвеев с людьми общался с большим трудом. Когда, например, он
звонил знакомому и попадал не туда, он стеснялся сказать:
«Извините, я попал не туда». В этом случае он делал вид, что с
телефоном что-то случилось и аппарат барахлит. Матвеев
артистично дул в трубку и кричал: «Алло, ничего не слышно.
Алло!». Хотя всё Матвееву было слышно. Он просто считал, что
общение между людьми – это серьёзно. И люди должны это понимать.
А просто так с незнакомым человеком заговорить – это как-то
неправильно.

Белые выгоревшие волосы, большие голубые наглые глаза этой самой Оли
за несколько часов поездки на курорт очень надоели
Матвееву. Хорошо ещё, что в салоне самолёта они сидели в разных
местах. Правда она ходила по самолёту туда-сюда, как будто не
для неё загоралась надпись «Пристегните ремни». А когда
Матвеев отправился в туалет и проходил мимо её кресла, он увидел,
как девица эта сидела с ногами в кресле, слушала СиДи-плеер
и сама себе подпевала. А соседка её – пожилая женщина,
вместо того, чтобы сделать ей замечание, спокойно читала журнал.

Может быть, я старею, подумал Матвеев, уединившись в туалете. Ворчу,
как старый дед. Терпимее надо быть к людям. Принимать их
такими, какие они есть.

И тут же другая мысль появилась у Матвеева: о чём я, что за ерунда?
К кому надо быть терпимее? К этим наглым рожам, которые
скоро на шею нам всем сядут?

На отсутствие мыслей он пожаловаться не мог. Их всегда было у
Матвеева с избытком.

В Египте Матвееву понравились разноцветные рыбки в море и не
понравились местные жители.

Последние три дня он жутко скучал по жене.

Когда они летели обратно, эта Ольга оделась ещё вызывающе. Белая
майка с короткими лямочками. Майка на размер меньше, чем
следует, обтягивала тело так, что были чётко видны огромные соски.
Каким бы ты ни был, ты всё-таки мужчина, думал Матвеев, и
волей не волей ты станешь на эти соски смотреть. Она же об
этом прекрасно знает, хоть и малолетняя. Зачем же так делать?

А когда они проходили регистрацию в Шарм Эль Шейхе случился
конфликт. Худой парень, главный в группе, собрал у всех паспорта и
передал египтянке – работнице аэропорта. Первую партию
паспортов египтянка оформила и вернула. Тогда-то Матвеев узнал
фамилию девицы. Приставакина. Довольно смешная фамилия. Вторую
партию паспортов египтянка задержала. Приставакина стояла
напротив регистрации и не отходила, а громко беседовала с
женатым мужчиной. Матвеев услышал её фразу:

-…мы хотим, помимо моей, ещё одну машину покупать. Машин, я считаю,
должно быть много.

– Да, – согласился с ней мужчина. – Машин должно быть много.

Эти слова засели у Матвеева в голове. Машин должно быть много! Да
она хотя бы на одну машину заработала? Если и заработала, то
прекрасно известно, ЧЕМ она заработала! Или родители богатые
купили. Вдруг невероятная злость и мутное раздражение словно
заполнили Матвеева изнутри. Как воздушный шарик, надуваемый
курильщиком, заполняется воздухом вперемешку с дымом.
Матвееву стало трудно дышать. Он даже покраснел. Хотя на
загорелом лице этого почти не было видно.

Приставакина и мужчина с обручальным кольцом продолжали разговор, а
Матвеев пытался прийти в себя. Обычно, в этих случаях он
курил. В аэропорту курить запрещали. Поэтому он просто постоял
две минуты, рассматривая собственные ноги. Вроде бы,
отпустило.

Паспорта их долго не отдавали. Главный в группе куда-то ушёл.
Матвеев подошёл к стойке регистрации и попытался по-английски
спросить, что с их документами. Как назло, в этот момент все
вокруг замолчали, и Матвеев в тишине выдавил из себя несколько
английских слов. Говорил он от волнения с каким-то странным
акцентом. Так по-английски говорят индусы. Неграмотно
составленная английская фраза прозвучала и повисла в воздухе.
Египтянка за стойкой, судя по выражению её лица, ничего не
поняла. Матвеев не стал настаивать. Он развернулся, чтобы скорее
отойти от стойки, и тут услышал громкий голос Приставакиной,
она обращалась прямо к нему:

– А куда ты торопишься? Всё равно без тебя не улетят.

Мужчина с кольцом глупо рассмеялся. Это было уже слишком!

– А ты на «вы» не пробовала с людьми разговаривать?! Я чего тебе, дружок твой?

– Вы чего такой нервный, товарищ? – первым среагировал собеседник
Приставакиной.

Она и мужчина с кольцом смотрели ему прямо в глаза. Матвеев этого не выносил.

– Я не к вам обращаюсь! – голос Матвеева начал предательски дрожать.

– Он перегрелся, – сказала Приставакина нагло.

– Я не перегрелся, – всё больше заводился Матвеев. – Я в порядке.

– Спокойнее. Спокойнее, – начала уже командовать Приставакина. Но
Матвеев перебил её:

– Я-то спокоен, а вот ты с людьми сначала научись говорить
нормально. Ясно тебе?!

Не получив ответа, Матвеев резко развернулся и зашагал в сторону
выхода из аэропорта. Там он остановился, чтобы отдышаться, как
после забега. Курить не стал. Сигареты остались в сумке, а
сумка возле стойки. Стрелять сигареты у египтян не решился.
Кто знает, может, это не принято.

Несколько минут он анализировал свою выходку. Сделал вывод, что со
стороны он выглядел позорно. Нёс ерунду. Чуть ли не фальцет у
него прорезался. Орал высоким голосом. Но по существу, и в
этом Матвеев был убеждён, по существу он выступил правильно.
Разве что, он глупо поступил, покинув место скандала. Надо
было оставаться там до конца с невозмутимым видом. Тогда бы
его правота уж точно не вызвала бы ни у кого сомнений. А так
у присутствующих могла появиться мысль, что он какой-то
истерик. Что, разумеется, не соответствует истине.

Матвеев собрался с духом, сделал невозмутимое лицо и отправился
обратно к стойке регистрации. Приставакиной там уже не было,
мужчины с кольцом тоже. Матвеев забрал свой паспорт, вещи и
направился на посадку, чувствуя необъяснимое волнение.

В салоне самолёта Матвееву досталось место возле прохода.
Приставакину, как назло, посадили через проход чуть-чуть впереди него.
Весь полёт он был вынужден глядеть на неё, потому что
смотреть больше было некуда. Не на спинку же кресла ему было
смотреть. Сначала Приставакина читала роман в мягкой обложке,
который ей дала соседка. Потом она, надев наушники, стала
смотреть фильм. От обеда, который разносили стюардессы, она
отказалась. Кажется, единственная из всех пассажиров. Затем к
ней из салона бизнес-класса пришёл мужчина, который обхаживал
её возле регистрации. Мужчина принёс открытую бутылку виски.
Он сел перед ней в проходе на корточках и очень долго
беседовал с Приставакиной. Видимо, он её соблазнял. Приставакина
делала вид, что мужчина мешает ей читать, но общество его
терпела. В итоге, она дала мужчине свой номер телефона, и тот,
покачиваясь, отправился к себе в бизнес-класс. Матвеев
смотрел на неё и понимал, чем она ещё его раздражает. Она была
неестественной. Всё: как сидит, как волосы поправляет, как
стакан с газировкой держит, всё не по-людски, а как-то
демонстративно. Матвеев терпеть не мог людей, которые ломаются,
строят из себя непонятно что. Жену Матвеев себе выбрал именно
по этому принципу. Чтобы была естественной, натуральной.
Чтобы говорила то, что думает. Чтобы реагировала на всё с
непосредственностью. Выбрал себе Матвеев именно то, что хотел.
Женщина она была простая, и хотя от этой простоты делалось
немного не по себе, зато не было в ней никакой ненужной тайны.
Все её поступки можно было легко объяснить.

В самом начале полёта, когда самолёт ещё стоял на взлетной полосе,
Приставакина сделала нечто, что испортило Матвееву всё
путешествие домой. Матвеев сидел и разглядывал её сзади. Вдруг
Приставакина резко обернулась и посмотрела ему в глаза. Причём
взгляд у неё был нехороший. Обиженный и злой. Стало понятно,
что она не забыла его выходки у регистратуры. Приставакина
отвернулась, достала из сумочки мобильный телефон и набрала
номер.

– Алло, – сказала она в трубку. – Дорогой, это ты? Встречаешь меня?
Замечательно…

Потому Приставакина стала говорить много тише, недобро поглядывая на
Матвеева. «Всё ясно, – понял Матвеев, она своему ухажёру
жалуется, чтобы тот за неё отомстил».

Матвеев не то чтобы испугался, но ему стало не по себе. Он просто не
хотел лишних неприятностей. Очень он не любил, когда люди
некрасиво между собой разбирались. Объяснить он этого не мог,
но всегда выступал за красоту человеческих отношений. И
если даже так сложилось, что между определёнными людьми не
могло быть никаких красивых отношений, всё равно, считал
Матвеев, внешне всё должно быть пристойно.

Чем ближе подлетали к Родине, тем сильнее нервничал Матвеев. Мыслей,
как обычно, было много, и все неприятные. Разумеется, вида
он не подавал, демонстративно читал журнал на английском
языке. Был в этом небольшой обман. Матвеев скользил глазами по
тексту, находил изредка знакомые слова и рассматривал
картинки. У стороннего наблюдателя создавалось впечатление, что
человек свободно читает по-английски. Люди с уважением
смотрели на такого умного человека. Матвееву это нравилось. Но в
данный момент это доставляло ему удовольствие. Он невидящим
взглядом уставился в глянцевую страницу и думал о своём.
Например, думал о том, как он станет драться с ухажёром
Приставакиной. Думал о том, кто из них победит. В мужской компании
Матвееву нравилось строить из себя бывшего боксёра. Он так о
себе и говорил: «Я когда-то был совершенно пробитым
боксёром». На самом деле, в секцию бокса он ходил шесть или семь раз
уже в зрелом возрасте. И прекратил свои посещения, потому
что в секции не было душа, а ещё и потому, что физически не
выдерживал даже двадцати минутной разминки.

Как правильно бить, Матвеев помнил. Но он не был уверен в том, что
сможет попасть куда надо. Тем более, не было гарантии, что
удар нанесёт противнику какой-либо ущерб.

Самолёт летел. По салону гулял сквозняк с запахом пластика, а
Матвеева уже мучили угрызения совести. Зачем он не сдержался и
высказал Приставакиной всё, что он о ней думает. Не стоило бы
этого делать. Кто он ей, близкий человек, что ли? Какое ему
дело до её внутренних качеств, её поведения и воспитания? Он
своими словами ничего не изменил, а только сделал хуже. А
все вокруг умнее его, они молчали, потому что понимали, что
изменить Приставакину – это дохлый номер. Хотя мир, всё-таки,
устроен несправедливо. Все вокруг видят какое-то неприятное
явление и терпят что есть сил, никак на это явление не
реагируют. А находится один отважный человек, который даёт этому
явлению справедливую оценку, и на этого человека сразу
валятся все шишки. Что лишний раз подтверждает мудрость: молчи,
здоровее будешь.

Приставакина спала, свернувшись в кресле калачиком. Матвеев от
переживаний совсем скис. Он даже позволил соседу налить в стакан
коньяка. Глотнул, понял, что пить сейчас ему совсем не
хочется, и всё оставшееся до посадки время держал пластиковый
стакан с остатками коньяка в руке. Так и пошёл с ним к выходу,
когда самолёт приземлился. В Египте было солнце, на Родине –
снег и ветер. Матвеев первым из пассажиров проследовал
через стеклянную трубу в здание аэропорта, и первым почувствовал
недружелюбный холод. Зачем он так стремился скорее
вернуться домой, где ждут его мороз, грипп и злобный кавалер
Приставакиной?

Чтобы избежать проблем, Матвееву нужно было раньше Пристакиной
схватить чемодан с транспортёра, и раньше её пройти сквозь
зелёный коридор. Тогда она не сможет показать Матвеева своему
ухажёру, и, следовательно, никаких неприятностей у Матвеева не
будет. Всё просто.

Как назло, багаж не приходил долго, и все пассажиры самолёта с
нетерпением перетаптывались возле вяло передвигающейся ленты.
Всем хотелось скорее схватить багаж и убраться как можно
скорее. Матвеев незаметно наблюдал за Приставакиной. Она стояла в
белой дутой куртке, которую наверняка одела специально,
чтобы подчеркнуть свой загар. Время от времени независимо
встряхивала волосами и, судя по всему, была очень собой довольна.
Один раз она со значением глянула на Матвеева. Взгляд этот,
судя по всему, означал «ничего, ты своё получишь».

Багаж пополз по конвейеру неожиданно, когда его уже устали ждать.
Матвеев тщетно высматривал свою замотанную скотчем сумку. Она
попала на ленту одной из последних. К тому времени
Приставакина уже подхватила свой модный чемодан на колёсиках и
направилась к выходу. Бёдра Приставакиной качались из стороны в
сторону, разумеется, она делала это умышленно. Добавляла себе
эротизма.

Путь домой был отрезан. Матвеев постоял немного, затем, вместе с
сумкой пошёл в противоположную от выхода сторону. Он давно уже
заметил там вход в мужской туалет. Во-первых, надобность
была, а во-вторых, необходимо было переждать какое-то время. В
туалете Матвеев удачно посетил кабинку, затем встал возле
умывальников, включил зарядное устройство от мобильного в
розетку, и стал размышлять о себе. Неужели он такой трус, что
прячется в туалете от неприятностей? И не надо себя
успокаивать тем, что необходимо срочно зарядить мобильный телефон. Его
можно было зарядить и дома. Но без телефона не вызвать
дешёвое такси, возражал он сам себе. Но внутренний спор не
прекращался. Деньги у него есть, можно взять и дорогое такси.
Короче, трус. Впрочем, даже убедившись в этом лишний раз,
Матвеев попытался доказать себе, что трусит он не из-за того, что
боится получить по лицу, а из-за того, что не знает, что
говорить при встрече с кавалером Приставакиной. Выйдет
неловкость. Никому это не интересно.

Люди, посещавшие туалет, с подозрением косились на Матвеева, думая,
наверное, что он торгует наркотиками, которые боится
пронести через зелёный коридор. А когда вошедший в туалет
таможенник проверил у Матвеева документы, стало ясно, что пора
выходить.

Возле турникетов никто его не ждал. Матвеев понял, что сам он всё
выдумал про месть Приставакиной. Понял это, и улыбнулся такой
кривой улыбкой, что рябой шофёр, пытавшийся затащить его к
себе в машину, на секунду умолк. Какая нелепость вся наша
жизнь, ещё подумал Матвеев. Хочется простых, понятных поступков
и красивых реакций на эти поступки. Пытаешься избежать
неловкости, а выходит ещё большее недоразумение.

По дороге в город рябой таксист долго и увлечённо рассказывал о себе
и о своём новом гараже-ракушке. Потом он понял, что
неудобно всё-таки говорить одному.

– На курорте были? – поинтересовался таксист.

– Ага, – среагировал Матвеев после серьёзной паузы.

– И как съездили?

– Замечательно, – ответил Матвеев.