Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Главы 19-21

Двадцать вторая глава

В которой герои попадают на Похмельный Завтрак – Видят
настоящих клонов – И узнают забавную историю про 8
марта.

– Я Новый Год не праздную, – сказал Егорушка серьёзно.

– А мы никто не празднуем, – ответил Андрей Николаевич, – У нас
денег на Новогодний вечер нет.

Андрей Николаевич самовольно взял на себя обязанности бухгалтера и
сообщал о недостаче средств с садистским удовольствием. Карен
постарался не вспылить, и ответить спокойным, ровным
голосом:

– Если нет денег, тогда просто ляжем спать.

На том и порешили.

Все улеглись, а Карен всё ещё смотрел в окно, на чёрный лес и белый
снег очень похожий на вату. Карен чувствовал, как от стекла
веет холодом. Стеклопакеты почти не пропускали звук. Взрывы
петард были слышны, но словно взрывали их под водой и
кричали «С Новым Годом» тоже под водой. Изредка мимо окна
пробегали пьяные люди на негнущихся ногах. Они мало что соображали,
но им было весело. Протопал задумчивый мальчик, волоча за
собой санки с младшей сестрой. Очки мальчика были покрыты
инеем.

Карен задёрнул занавески, лёг на диван, и словно провалился в
чёрный, бездонный колодец. Во сне он почувствовал себя очень
уютно, гораздо лучше, чем в жизни. Карену приснилось, что он
стоит перед зеркалом, голый по пояс. А в теле у него окошечки.
Много окошечек. Такие делают для кукушек в часах. Окошечки
открыты, а через них видны внутренности. Карен всю ночь с
интересом рассматривал свой, так сказать, внутренний мир.

Проснулись около девяти. Карен первым занял ванную. Андрею
Николаевичу пришлось долго ждать. В итоге он обиделся. Карен и не
знал, что собаки такие обидчивые.

На двери в столовой висело объявление «с 9 до 11 часов – Похмельный
завтрак». Они сели за стол и стали наблюдать, как в столовую
стали подтягиваться остальные отдыхающие. Люди приходившие
на завтрак были зелёного цвета. Многие пришли с бутылками, и
тут же принялись опохмеляться, заедая водку овсяной кашей.

За столом к Карену и компании подсел некий субъект. Разговорились.
Оказалось, что субъект видит мёртвых. Он сам так сказал.

– Поэтому я и в Доме Отдыха живу. Потому что в городе – невозможно.
Мёртвые толпами ходят. А здесь не так многолюдно. Пара
отдыхающих, которые здесь умерли.

– А кто они? – поинтересовался сердобольный Егорушка.

– Да, – махнул рукой субъект, – Худрук и Завлит одного из театров.
Они плохо говорили о современных пьесах. Говорили, нет у нас
современной драматургии. Так вот, несколько драматургов
подловили их здесь и забили ногами до смерти.

– Какой ужас! – сказал Егорушка.

Карен же подумал, что в чём-то драматурги были правы. Зачем
говорить, что современной пьесы нет, когда она есть.

После завтрака субъект повёл их к себе в номер, чтобы показать своих
клонов. Он так и сказал, «мои клоны».

Субъект познакомил их с двумя комками теста, которые нелепо
передвигались по номеру на ножках, похожих на обрубленные уши, и
пищали, как щенки.

– Работа над клонами ещё не окончена, – сказал субъект виновато,
словно оправдываясь.

Карен спросил про Единорога. Лицо субъекта заострилось, стало злым,
и он прошипел:

– Неужели, если бы я видел Единорога, я бы вам сказал? Вы за кого
меня принимаете?

И выгнал их из номера.

По дороге в Москву Егорушка решил развеселить Карена и Андрея
Николаевича и рассказал им историю про мужчину, которого он видел
в метро восьмого марта. Мужчина был пьян и ехал в метро к
жене или просто к своей женщине. У него в руках был букет
цветов. Мужик прихорашивался, подносил ладонь ко рту, нюхал
дыхание. А весь вагон видел, что штаны у него были надеты
наизнанку.

– Ни фига не смешно, – вдруг сказал Андрей Николаевич раздражённо, –
Все эту историю знают. Даже я.

Двадцать третья глава

В которой герои узнают о тайном обществе – Критикуют
Егорушку – И получают последнее предупреждение от Джинсового
Короля.

На вокзале Карена, Егорушку и бывшего Засранца остановил человек и
вручил им рекламную листовку с яркой оранжевой надписью:
«Общество любителей порнофильмов». Так же на листке можно было
прочитать девиз общества: «Мы возбуждаем интерес».

– Мы встречаемся, смотрим фильмы, обсуждаем увиденное, – объяснил
человек. Морозный воздух, который он выдыхал, казался
отравленным. Карен отступил от человека на шаг назад.

– Одни мужчины, или у вас женщины тоже есть? – спросил Карен издалека.

– Есть две, – ответил человек, – Которые уже отчаялись.

Андрей Николаевич с интересом разглядывал рекламку.

– Вообще-то мы тайное общество, – добавил человек, поправляя вязанную шапку.

– Всё тайное рано или поздно становится явным, – тихо произнёс Егорушка.

Человек резко вырвал листок из руки Андрея Николаевича.

– Эй, – возмутился бывший Засранец.

– Проходите, – сказал человек в вязанной шапочке, – Это вас не касается.

При выходе из вокзала дружно осудили Егорушку.

– Человек выполняет свою работу, а ты ему нахамил, – сказал Андрей
Николаевич с укоризной.

А Карен вспомнил, как в книге Оруэлла человек после долгого периода
бродяжничества зарёкся никогда не обедать в дорогих
ресторанах и всегда брать рекламные листовки у распространителей.

– Простите, простите, простите, – тихо говорил Егорушка. Он даже
собрался бежать извиняться перед человеком в вязанной шапочке.
Но ему не дали. Сказали, опаздываем.

Ехали в метро. Мысли в голове Карена текли по кругу, как чай в
стакане, когда его размешивают ложкой. Карен подумал, кому в этом
мире хуже всего приходится. Кому так плохо, что хуже нет.
Например, есть индусы, которые голые лезут в канализационные
люки, и чистят их. А потом индусов этих откачивают, такая
вот это работа вредная.

Тут Егорушка словно прочитал мысли Карена и сказал ему, перекрикивая
стук вагонных колёс:

– Кришнаиту в Днепропетровске, вот кому хуже всех.

– Кому?

– Кришнаиту из Днепропетровска, – сказал Егорушка и прочитал Карену
на ухо стихотворение:

	«Кришнаит из Днепропетровска
	Без нормальной веры
	Приходит по средам
	В бывший дворец Пионеров.
	Тёмные коридоры
	Вокруг холодного зала,
	Не ходи к сектантам
	Ему мама сказала.
	А он пошёл
	По набережной Днепра,
	Книгу на украинском листая,
	Пузырями надувают ветра
	Тренировочные из Китая.
	Когда он голову дома брил,
	Порезался станком.
	Встретил одноклассника, 
	Сделал вид, что незнаком. 
	Во дворце Пионеров торгуют
	«Курячим филе» на хлебе.
	Кришнаиту из Днепропетровска 
	Нет места на небе…»

– Несправедливо, – оборвал Карен, – Почему это нет ему места на
небе? А если он исправится?

Егорушка не ответил на этот вопрос.

А на эскалаторе Карен вспомнил, как ему рассказывала подруга жены о
съезде сексуальных меньшинств в городе Рейкьявике.

– Представляешь, – говорила подруга, беспрестанно поправляя волосы,
– там были даже геи на инвалидных колясках!

Геи на инвалидных колясках, подумал Карен, вот кто самые несчастные
люди на свете.

А на выходе из станции метро «Полежаевская» их встретил Джинсовый
Король с большим букетом цветов.

Андрей Николаевич спрятался за спину Карена. Карен опустил глаза,
один Егорушка не смущаясь, без испуга посмотрел на Джинсового
Короля, который обрывал лепестки роз и бросал их на покрытый
ледяной коркой асфальт.

– Знаете ли вы, почему рыбы молчат? – неожиданно спросил Джинсовый
Король, и из его рта вместе со словами вырвался какой-то
нереально большой клуб пара.

Карен отрицательно замотал головой, мол, не знаем.

– О, это очень интересная история. Раньше рыбы были очень
разговорчивыми. Высовывались из воды и говорили, задирали прохожих.
Обзывали животных, птиц оскорбляли. Вели себя, короче,
отвратительно. И тогда им сказал Господь, я вам, рыбы, приказываю,
прежде чем что-нибудь сказать, подумайте. Всегда думайте,
прежде чем открыть рот.

Джинсовый Король замолчал.

– И что рыбы? – нетерпеливо спросил Андрей Николаевич.

– До сих пор молчат.

Сирены взрезал воздух. По дороге, за спиной Короля поехали чёрные,
тонированные иномарки с мигалками.

– Геи на колясках, – показал Король на проезжающие автомобили.

«Откуда он знает?», подумал Карен.

– Ты меньше думай, – сказал ему Джинсовый Король, – А проявляй
усердие в поисках.

– Нет его нигде, вашего Единорога, – ответил Андрей Николаевич за Карена.

Джинсовый Король со своего места неожиданно плюнул в бывшего Засранца. Не попал.

– У твоей жены будут неприятности, – сказал Карену Джинсовый Король,
– Вернее, неприятности у неё уже начались.

Карену захотелось прямо здесь, на «Полежаевской» убить Джинсового
Короля, задушить, сломать его жирную шею. Но Егорушка
аккуратно и очень крепко взял Карена за руку.

– Не надо, – сказал Егорушка еле слышно Карену, – Он только сильнее станет.

Двадцать четвёртая глава

В которой жену Карена испытывают на прочность – В
которой мы узнаём примерную стоимость младенца, – И Карен
путешествует по миру без билета и загранпаспорта.

На улице Штурвальной, в квартире на восьмом этаже жена Карена Алина
приходила в себя после Новогодней ночи. Праздника не было.
Была бессмысленная женская пьянка. Карен не объявился. Пропал
навсегда. Алина ждала до самого последнего удара часов на
Спасской Башне. Пускай бы уж загулял, но позвонил бы от
любовницы, поздравил бы с Новым годом. Нет, не позвонил, не
поздравил. Значит, и правда погиб. Тоска накрыла Алину, как
влажное, ватное одеяло.

Алина посмотрела на себя в зеркало, тяжело вздохнула и начала
убирать со стола. Её подруга, с которой она отмечала праздник,
спала на диване вниз лицом. Алина звякнула тарелками. Подруга
заворочалась и сказала, «Нет совсем денежек».

Загудел телефон. После того, как Засранец уронил его, запутавшись в
шнуре, телефон больше не звонил, он натужно гудел.

Алина сняла трубку.

– Привет, – молодой голос переполняла энергия.

– Привет, – ответила Алина, – Кто это?

– Одноклассник твой, Юра Маловечников.

– Привет, Юрка! – Алина повеселела, откинула назад волосы.

– С Новым Годом!

– Тебя тоже.

Маловечникову нравился собственный голос. Он пользовался им, как
музыкальным инструментом. В разговоре с Алиной он, играючи то
понижал, то повышал голос до опасных высот.

– Что-то ты грустная. Муж шубу не подарил? Зажал?

– Пропал муж, – вдохнула в себя воздух Алина, чтобы не заплакать, –
Пропал, и собака пропала.

– Сожалею, – откликнулся Маловечников, и тут же голос его задрожал,
как басовая струна, – Как ты?

– Плохо Юра.

– Хочешь, встретимся?

Алина посмотрела на храпящую подругу, и ответила:

– Давай.

Карен разглядывал степлер, который вручил ему Джинсовый Король,
перед тем, как убежать в переход метро, тряся животом.

– Щёлкай, щёлкай, – торопил его Андрей Николаевич.

Егорушка сердито посмотрел на бывшую собаку:

– Хватит его торопить. Повтори всё ещё раз.

Карен нахмурил брови:

– Два щелчка – сам не свой. Один щелчок – сам свой.

– Боишься? – спросил Егорушка осторожно.

– Да, – ответил Карен, поднял руку с волшебным степлером, и щелкнул,
чтобы долго не раздумывать. Сейчас же он очутился в Туле,
во дворе пятиэтажного дома, в теле алкоголического вида
мужчины, который стоял со своей женой под облетевшим тополем и
планировал продать кому-нибудь их общего ребёнка:

– И расписку мне напиши, – говорил мужчина, – Что на полученные
деньги я могу пойти в универмаг «ВЕСНА», купить себе, чего хочу.

– А зачем мне тебе расписку писать, – возражала пропитая женщина, –
Мы же его вместе продаём.

Мужчина задумался, и вдруг спросил свою жену:

– Слушай, а ты Единорога здесь не видела?

– Чего? – вытаращилась на него женщина.

– Единорога! С рогом такого белого коня. Не видела?

Женщина облизнула губы и обиженно заявила:

– Ну я, наверное, до белых коней не допилась ещё!

Разговаривать с ней было бесполезно. Карен щёлкнул степлером и
превратился в человека, похожего на актёра Золотухина, который
менял деньги в пункте обмена валюты. Фальшивый Золотухин
вытянул сто долларов из пачки валюты, только что найденной в
мусорном бачке. Работник обменного пункта просветил купюру и
увидел на ней крупную надпись: «Взятка».

– У вас на купюре «Взятка» написано. Вы откуда её взяли?

«Золотухин» замялся, и Карен внутри «Золотухина» замялся, потому что
не знал, что ответить, да и про Единорога в этой ситуации
бессмысленно было спрашивать.

И щёлкнул Карен степлром ещё раз. И оказался он под пристанью где-то
на юге, в маленьком мальчике, который с двумя друзьями
постарше заглядывал под юбки через щели между досками причала.
Мальчик, сидя на мокрой, зелёной от тины опоре, задрав
голову, смотрел наверх, откуда било беспощадное солнце, и сыпался
в глаза песок, и можно было увидеть женские трусы,
мелькнувшие в складках юбки. Карен посмотрел на своих друзей, чьи
хлипкие сандалии скользили по брёвнам, и спросил:

– Вы Единорога не видели?

– Видели, – ответил один из мальчиков серьёзно.

– Где?

– У тебя в штанах, – сказал мальчик, и они с другом заржали так
громко, что их заметила одна из пассажирок, садившаяся с причала
в речной трамвайчик.

– Вы чего там делаете? – спросила она, глядя на них, сквозь щели причала.

– Они подсматривают!

И пассажиры начали возмущаться, и мальчики заторопились убраться
прочь, поползли по осклизлым брёвнам, касаясь ногами воды и
пыхтя. И тут Карен снова щёлкнул степлером.

– Выпьем же за моих одноклассников, которые все до одного стали
приличными бомбилами! – произнёс человек, в которого перенёсся
Карен, и залил в себя стакан водки, смешанной с колой. Карен
увидел, что стоит он во главе стола, а за столом с
порушенными закусками сидят люди с невесёлыми лицами.

– Вы Единорога не видели?

Люди за столом уткнулись в тарелки и начали жевать. Они делали вид,
что закусывают. Но Карена было не обмануть. Будто бы он не
знал, что закусывать сидящим совсем не обязательно. Как не
обязательно профессиональному акробату разминаться, перед тем,
как сделать сальто назад.

Карен не унимался:

– Никто не знает, где сейчас Единорог?

Какой-то дядя в коричневом костюме поднялся на ноги и, не глядя
Карену в глаза, произнёс:

– Он знал.

И дядя показал Карену за спину. Карен обернулся и увидел гроб за
своей спиной. И бледного покойника в гробе. И проигрыватель
виниловых пластинок, с открытой пластиковой крышкой. Пластинка
крутится, и до Карена только сейчас начинает пробиваться
мелодия из фильма «Розовая пантера».

Карен щёлкнул степлером ещё раз.

Голый по пояс снизу балерун Большого театра.

Щелчок.

– Мамонт, – проснулся ребёнок и спросил: «А как насчёт мамонта?»

Щелчок.

Собака жадно ест коричневые сухари и тащит миску по кафельному полу.
Хруст сухарей, и скользит миска по полу и утыкается в
балконную дверь.

– Всё, – сказал Карен вслух, и щёлкнул волшебным степлером в последний раз.