Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Выпускное сочинение студента IV курса Трахгерца Е.С.

Начало

Продолжение.

Часть вторая. И

2.1.

Чем ближе я подходил к университету, тем более он мне напоминал
драмтеатр. Быть может, из-за сумерек, ведь действие, как мы и
договаривались, шло ближе к четвёртой паре. Хотя, скорее
всего, такое сравнение пришло мне в голову из-за толпы зевак и
неформалов, собирающихся по вечерам перед тем и другим
зданием. Эти юноши и девушки, порхающие туда-сюда по этажам
факультета и не понимающие, что студенческие годы – это их
единственный шанс, единственное время, когда они оторвались от
родителей и ещё не успели попасть под суровую власть
обстоятельств жизни. Это их единственный шанс поломать в себе то пошлое
основание, которое заложено в них родителями, тот каркас
приспособленчества и мещанства, и построить новую Эйфелеву
башню души, потому что другого шанса просто не будет. А полигон
– подмостки экзаменационной комнаты.

«Подобные мысли, – подумал я, – могут прийти в голову только после
каталажки и бессонной ночи».

-Тинейджеры грёбаные, – сказал бы проще мой друг Гоша, но позвони я
ему сейчас, он, наверное, смог сказать бы мне лишь «И-и» –
единственное неэстетское выражение из его словаря.

2.2.

И как только я подумал, что неплохо было бы заняться своей
контрольной работой и отправится наконец по сорокакому и сорок пятому
маршруту в поисках ненормативной лексики (фольклора), как
они сами нашли меня.

В спортивных штанах, кожаных куртках и матерчатых кепках они шли по
сальной Покровке, просто источая из себя городской
вперемешку с сельским фольклор.

-О, на ловца и зверь бежит, – подумал я, потирая руки, – сейчас я
соберу (отберу) у них притчи, сказки и пословицы.

Впрочем, я быстро передумал, потому что по моим скромным подсчётам
их было человек шестьдесят девять – семьдесят два.

-Привет, – заметили они меня, как я не пытался сделать отсутствующий вид.

-Привет.

-Как жизнь?

2.3.

Бывало, Гена ещё не Зелёный начинал беседу издалека: «Мол, как
дела?», но если он был хотя бы уже чуть-чуть Зелёный, он задавал
вопрос в лоб: «Сколько у тебя есть?» А Славик Рассеянный по
своей рассеянности говорил: «Пятьдесят рублей» и глубоко
вздыхал, а Ильдару Хитрому оставалось только радоваться
предстоящему улову (удаче).

Но сейчас расклад был другим. Выпили без меня, а выбить мозги было не у кого.

-Жизнь – хе. Жизнь бьёт ключом.

-Парень, дай закурить, – вмешался в разговор другой парень, но перед
этим он снял с бритого лба матерчатую кепку, поздоровался,
представился и всё это с реверансом, чтобы не сказать: с
матом на устах и лбу.

-Да-да, – поддержали его.

Но как-то тяжело дать прикурить сразу семидесяти двум парням.

-Ты кто по жизни? – спросил он вежливо.

-По той жизни, что бьёт ключом, я галантный пацан.

-А чем занимаешься?

-Учусь.

-Где учишься?

-Вот в этой шараге.

-Так я не понял, это что, не драмтеатр?

-Нет, это шарага моя – университет.

-А где тогда драмтеатр?

-Вон он, – я указал на ночной клуб «РОККО», – там сегодня «Сплин» выступает.

-А, неформалы! – обрадовался другой парень.

-Точно.

-Ну, извини.

И семьдесят два парня гуськом потянулись к ночному клубу «РОККО».

2.4.

Я поспешил спрятаться от холодного ветра за толстыми дубовыми
дверьми (чуть не сказал: в дерьме), в мире порхающих бабочек и
мудаков, которые сталкиваются лбами перед буфетом (что понятно:
сладости), у гардероба (моль любит шерсть и мех) и доской с
расписанием (бр-рр!).

-Групповой секс! – объяснил бы Гоша.

Но пока его нет, можно пробежаться по аудиториям и кафедрам в
поисках ненормативной лексики на партах.

2.5.

-А по морде? – приветствовал меня Гоша, протягивая руку ниже пояса.

-А, это ты. Привет.

-Чем занимаешься?

-Вот. Собираю материал для контрольной работы. Ты только посмотри,
что я нашёл, это же Ильдар Хитрый написал: «Не пойман, не
кайф», а это Славик Рассеянный «Лекция не эрекция, можно и
отложить», а это Гена Зелёный:

«Даже если спирт замёрзнет,

Всё равно его не брошу,

Буду грызть его зубами,

Потому что он хороший».

-А ещё, – попросил Гоша, тронутый ностальгическими чувствами.

2.6.

С кафедры отечественной истории:

«Россия значилась от Рюрика до Бобика» (под Бобиком, видимо, имелся
в виду Вовик Ленин).

С кафедры теоретической механики:

«Каждому лектору в жопу по вектору!».

С кафедры зоологии позвоночных:

«Не бейте мух – они же птицы!»

С кафедры философии:

«Мысль зашла в голову и усердно ищет мозг».

С кафедры возрастной психологии:

«Прогресс сделал розетки недоступными для детей. Гибнут самые одарённые».

С кафедры физкультуры:

«Третий не лишний, третий – запасной».

С кафедры зоологии беспозвоночных:

«Возбуждённый колобок чем-то напоминает Чупа-Чупс».

С кафедры дифференциальных уравнений и математического анализа:

«Начинается лекция по мат-анализу».

2.7.

Мы разбирали мои записи и в азарте не заметили, как вошёл Азраил –
ангел смерти и легендарная личность, наш препод профессор
Бездарёв в одном лице.

-Эй, вы, там, на последней парте, вы что, умерли? Или спите?

-Мы не спим, мы просто медленно моргаем, – сказал я.

-Но мы можем выйти прополоскать глаза, – предложил Гоша.

-Сидеть! Выйдете только через мой труп.

Такой крепкий мужик с оторванной рукой. Афган-Азраил или водолаз-волкодав.

-Маша Муськина, к доске!

Маша испуганно подошла к доске, прячась за перешибленные древки своих ресниц.

-Бери мел, пиши!

-Что писать?

-Домашнее задание.

Препод пошёл между рядами, подмигивая нам, мол, у меня ещё никто не уходил.

-Написала? Рассказывай.

-Даны две концентрические окружности с центром в точке О и радиусами
а2 и 3с соответственно. Найти коэффициент подобия
треугольников, образованных параллельными хордами…

-Муськина!!! У тебя что, морда или морда?!!

-Мо-орда… – задрожала Муськина.

-Так запомни: хорда! морда – хорда,
хорда – морда, морда!!!

-Вот это да, вот это ненормативная лексика! – восхитился я, имея в
виду мат-анализ Маши Муськиной.

2.8.

На третьей паре лектор рассказал нам, как они в студенческие годы
пытались собирать фольклор:

-Что вы здесь делаете? – спросил нас допотопный старичок. – В глуши-то такой?

-Фольклор собираем, дедушка.

-А… – приложил дедушка ладонь к уху.

-Сказки разные собираем…

-Не понимаю я, – сказал старичок, – старый я совсем.

-Дедушка, мы сказки разные собираем, – попытались объяснить мы, –
песни разные, частушки…

-А-а, валяйте, собирайте, заняться вам нечем, вашу мать…

-Вот и вы, валяйте, собирайте для своих научных работ источниковую
базу, а мы почитаем, – улыбнулся в усы лектор, изображая из
себя мудрого старца.

2.9.

На следующей третьей паре лектор рассказал нам притчу о нерадивом
студенте, который с похмелья пришёл сдавать латынь.

-Но чем физика легче латыни? – спросил меня Гоша.

-Не знаю, – сказал я.

-Ну, так вот, – продолжал лектор, – этот дерзкий студент решил
блеснуть знаниями в другой области (так как самой латыни он не
ведал). «В средние века, – сказал он, – студентам на экзамене
полагалась кружка пива. Где моя кружка пива, гер
профессор?», на что разгневанный лектор произнёс буквально следующее:
«Пошёл вон, негодяй! Ведомо ли тебе, что в средние века,
получавшие по кружке пива приходили на экзамен со шпагой? Плебею
шпага не положена! Где твоя шпага, сопливый мальчишка?».

При этом профессор зыркнул на нас с Гошей таким подозрительным
взглядом (почему-то именно на нас с Гошей), что мы не выдержали и
сами попросились вон.

2.10.

-Ну как? – спросил я у Гоши после лекции, выйдя из аудитории.

-Никак. Цифры, цифры, буквы, альфа, бета, исхитрённый Бойль, всегда
на какого-нибудь Ильдара Хитрого найдётся исхитрённый Бойль,
на Славика Рассеянного перерассеянный Совок, а на Гену
Зелёного зелёный Змий.

Что он имел в виду, я не понял. Может быть, он вспоминал, как
провалились на экзаменах наши друзья.

-Блевать охота. Тоска одна, – продолжал он, – какой-то замкнутый
круг. Ты заметил, что лекции начали двигаться в обратную
сторону?

-Я это давно заметил, – заметил я, – они начались двигаться в
обратную сторону после второго курса.

-А я только что, – с этими словами Гоша открыл свою тетрадь и
зачеркнул сделанную в ней когда-то запись: «Фарш невозможно
провернуть назад».

-И еще, я тебе скажу, эти профессора так любят власть. Они жить не
могут без власти!

-Ёбыбабы – бабыёбы, – начинает успокаивать себя Гоша.

-Хряк-хряк, – говорю я.

-Так её растак.

-Так его разэтак.

-Так их перетак.

-Такой-сякой-этакий.

-Расэтакий.

-Бабабатакой.

-Сусусуэтакий.

-Хрумхрумхрумтакой.

-Хрямхрямхрямэтакий.

Это была схватка не на жизнь, а на смерть.

2.11.

Мы подошли к доске объявлений, на которой разноцветными маркерами
было наскоро сляпано несколько объявлений:

-А где бы их взять? – сказал я. – Если ещё на первое сентября мы
резали на них рыбу.

-Не рыбу, а голубец, – возразил Гоша, – ты ничего не помнишь!

-Огурец! – возразил я.

2.12.

-Какая у нас следующая пара? – спросил Гоша.

-Наша любовь, англичанка Эльза Павловна.

-Эльзу Павловну пропустить никак нельзя.

-Никак.

-Мы должны быть на её лекции.

Потому что в Эльзу Павловну мы все: и Ильдар Рассеянный, и Славик
Зелёный, и Гена иногда Хитрый, – мы все были в неё влюблены.

Она ворвалась в наш вечно пьяный и вечно голодный студенческий мир,
влетела словно на велосипеде.

Хотя на самом деле никакого велосипеда не было. Иногда она
расхаживала вокруг кафедры или садилась на неё. Но мы всё равно
думали, что она садится на велосипед, потому что ноги её были
слегка кривые, плечи ссутулены, а живот чересчур большой для не
рожавшей женщины.

Мы влюбились в неё сначала в шутку, а потом всерьёз, и, бывало, Гена
Зелёный говорил нам: «Пойду опохмелюсь», а сам бежал
посмотреть в замочную скважину на кривые ноги и живот, и горб
Эльзы Павловны. А Славик Рассеянный говорил: «Пойду отолью», и
уходил в толчок (но не в мужской, а в женский), где долго и
упорно перед зеркалом расчёсывал свои рассеянные по ветру
кудри. Но всех хитрее поступал Ильдар, сделав вид, будто у него
болит голова, с бледным влюблённым лицом он шёл просить
таблетку, у кого бы вы думали, догадайтесь…

2.13.

Это был как ритуал – ходить на лекции Эльзы Павловны и любоваться её
животом, гадая, кто: Гена Зелёный, Славик Рассеянный или
Ильдар Хитрый – заделали ей ребёночка. Любоваться её кривыми
ногами, мучаясь вопросом, на чьём же велосипеде она каталась.
И конечно же, осанкой, представляя, как она будет
склоняться, но к кому?..

-Ху а ю? – спрашивала она тонким голоском, отчего Гоша
Краснооктябрьский широко улыбался и краснел.

-А помнишь тот вечер, когда у Эльзы Павловны была истерика? – спросил я у него.

-Ещё бы! Это было в наши лучшие времена.

-Да, это было в наши лучшие времена и потому так давно, на первом
курсе. Помнится, Гена Зелёный увлёкся на кафедре философии
православием. Ильдар Хитрый на кафедре истории культуры
исламом. А Славик Рассеянный по своей рассеянности буддизмом. Он
даже писал курсовую работу на тему «Буддийские мотивы в романе
Гончарова “Обломов”«. Это было настолько серьёзно, что даже
на какое-то время все мы перестали встречаться и выпивать.

Но всё равно, когда Эльза Павловна предложила всем на свой выбор
перевести что-нибудь с английского языка, Гена Зелёный принёс
ей перевод из «Плейбоя», Славик Рассеянный из «XXL», а Ильдар
Хитрый хотел удивить Эльзу Павловну и перевёл ей кусок из
Генри Миллера.

-Помнишь, у Эльзы Павловны была истерика? А потом мы пошли и
напились с горя. Скажи, она молодец?

-Да, она объединила нас вновь.

Продолжение следует.