Искусство

Проклятие / Tarnation

режиссер: Джонатан Кауэтт

Фильм «Проклятие», документальный автопортрет молодого американского
режиссера Джонатана Кауэтта, стал одним из самых ярких
событий в программе завершившегося недавно XXVII Московского
международного кинофестиваля.

Фильм, что называется, «вставляет». Вставляет – по самый седалищный
нерв. Вообще это немного странно, ведь мы имеем дело всего
лишь с домашним видео, тщательно смонтированным вперемешку с
фрагментами из телевизионных шоу, видеоклипов, голливудских
фильмов и фотографий из семейного альбома. Отдельно, правда,
можно отметить совершенно бесподобный саундтрек, но это не
главное.

160 часов личных дневниковых записей в аудио- и видеоформатах,
охватывающие 20 лет жизни, складываются в предельно откровенную
автобиографию режиссёра фильма Джонатана Кауэтта. Кому,
спрашивается, интересна чужая повседневная жизнь, если только это
не жизнь знаменитости? Особенно никому... Ответ неверный –
в этом-то и загвоздка. Дело даже не в том, что семья Кауэтта
не вполне типична – это несчастливая семья, а все
несчастливые семьи, как известно, несчастливы по-своему... И всё же
дело в чём-то другом.

В двух словах история такова: дедушка и бабушка Джонатана – типичная
американская семья среднего достатка – жили-были, пока его
будущая мать (юная красавица и фотомодель) не показалась им
невменяемой и они не сдали её в психиатрическую больницу.
После этого на дом упало проклятье – брак юной красавицы
распался, мальчик остался без отца, его мать стала регулярно
попадать в психиатричку, и некоторое время ребёнок рос в чужой
семье. Потерянное детство, надломленная юность, эксперименты
с наркотиками, альтернативная гей-культура, киноандеграунд,
музыкальный театр, переезд из глубинки в Нью-Йорк, смерть
близких, поиски отца, попытки спасти мать… Примерно такая у
режиссёра «нестандартная биография».

У людей определённого сорта такая «нестандартность» вызывает
идиосинкразию (это стало заметно сразу после просмотра). Всё-таки в
центре внимания судьба гея, кроме того, его мать безумна,
его дедушка и бабушка – нравственно сомнительные люди, а сам
он… Ну вот вы бы стали вываливать свои потроха на дорогу?

Если да, то так у вас всё равно бы не получилось.
Самое интересное, что после фильма не остаётся неприятного
послевкусия. При всей откровенности, это не рвотное
выворачивание наизнанку – это история вполне целомудренная и далёкая
от всего того, что вызывает онтологическое неприятие чужого
«мира». Впору опять задаться вопросом: почему?

Дело не в том, что подлинная жизнь интереснее и важнее искусства –
то, что мы видим, всё равно остаётся искусством – потому что
монтаж (местами шизоидный), музыка (не без «альтернативы»),
– всё это здесь есть. Дело в акцентах, в подаче и специфике
самого материала.

Например, такой фрагмент: в кадре тринадцатилетний мальчик,
наряженный девочкой, в женском гриме. Он произносит истеричный
монолог от лица воображаемой беременной дамы, которую избивает
муж. Этот мальчик и есть будущий режиссёр – он играет перед
камерой свою странную роль. Но откуда в голове артистичного
ребёнка звучит голос несчастной женщины, откуда берутся
характерные ужимки, слёзы и заламывание рук? Откуда в его голове
все эти сыгранные им странные персонажи, которые иногда будут
появляться по ходу фильма?

Мы имеем дело с талантливой подлинной иллюстрацией детских
переживаний режиссёра – очень субъективных, необычных и неожиданно
эмоционально насыщенных. Потом мы видим искажённое болью лицо
уже взрослого человека – в его глазах слёзы, голос
прерывается – мать залечили в дурдоме, последствия ужасны – распад
личности. Мы видим его родственников – смеющихся, растерянных,
гневных, раздражённых, огорчённых – никакой постановки,
только подлинные чувства. Мы видим разруху в доме безумной
женщины и всю ту жизнь, которая проходит мимо неё. Мальчик
взрослеет, ищет свою стаю….

Важно отметить одну деталь – зрителя не покидает ощущение
отстранённости, которого обычно не бывает в фабульном, «жанровом»
кино. Но отстранённость эта создаёт благодарный эффект
ненавязчивости повествования, а слабая степень погружённости в
неигровое кино лишний раз закрепляет за зрителем почтительное
место независимого наблюдателя, а не жертвы киноаттракциона,
которой указывают, когда плакать и смеяться.

Почему возникает такое кино? Да потому же, почему возникает и такая
литература. Это желание сохранить свою аутентичность,
проявить её значимость и сохранить её в безмерно захламлённом
современном культурно-информационном пространстве, которое
переламывает личности и перемалывает души потребителей до
состояния бесцветной пыли. А был ли мальчик? Слава богу – и был, и
есть. Надеемся, и будет.

Всё начинается, когда художник вдруг понимает, что человека
невозможно свести к его характеру и типическим чертам. Он перестаёт
понимать себя самого и всё, что ему остаётся в этом случае –
документировать себя. Зрителю, таким образом, попадают в
руки все карты из колоды – вытаскивайте любую – делайте все
выводы сами: чему верить, а чему нет… Никакого давления
«объективной реальности» – ведь даже не понятно, насколько точно
она отражена? Стоит ли вообще верить документальным фильмам?
Важно ли говорить в данном контексте о какой-либо точности и
соответствии? Не важно, я думаю. Важно чувствовать,
наблюдать и соотносить только с самим собой – со своими
переживаниями, впечатлениями и ценностями. Переварить внутри. В той
части души и сознания, куда оно само потянется и где осядет.
Значимость зрителя при этом возрастает безмерно – ибо он сам
решает куда.

Возможно, даже не стоит пытать осмыслить увиденное, ибо ошибочно
загонять в традиционные рамки то, что изначально их избегало.
Произвол правит судьбой – невозможно спланировать жизнь,
изменить мир: «Проклятие» – это то, чего мы не хотим, но не
можем избежать. У режиссёра хватает мужества принять свою драму
как естественную составляющую бытия, не ныть по этому
поводу, не жаловаться и не разочаровываться – в конце фильма он
так и говорит открытым текстом. Во многом из-за такого
отношения к себе откровения чужого человека воспринимаются достойно
– он не ущербен и его задача – не вымогать сочувствие, а
рассказать о себе – кто он и как он стал тем, кем является.
Его цель отразить «Великое своё».

И знаете, у него получилось. Потому что в зале энергично хлопали
после просмотра. Потому что на фестивале в Лос-Анджелесе он
получил приз за лучший документальный фильм. Потому что фильм
замечен на фестивалях в Каннах и в Санденсе.

Здесь впору будет упомянуть точку зрения на искусство, широко
известную в узких кругах как «постинтеллектуализм». Вряд ли Кауэтт
или Гас Ван-Сэнт (исполнительный продюсер фильма) слыхали
про постинтеллектуализм, однако они попали в русло этого
направления. Налицо попытка самостоятельно выявить «достойное» и
«настоящее». Попытка прорваться к «корням» творческого
процесса через нагромождение «шоу-бизнеса», «кинопроизводства» и
«экономики» (к слову, на создание фильма потрачено всего
200 долларов). Налицо попытка обойтись без почитаемой в
Голливуде «психологии восприятия» и прочих ловушек для
потребителя, которого нужно загнать в кинотеатр, отнять деньги и
трахнуть.

Особая ценность такого кино ещё и в том, что оно не поддается
копированию и тиражированию – то есть подделке. Но неподдельность
жизненной истории без крутого героя-мачо и без акцента на
гниловатых пикантностях однополой любви всё же вызывает
непонимание у зрителей определённого сорта. Это понятно: если
собака всю жизнь ела сухой корм, кусок сырого мяса вызывает у
неё недоумение. Когда после просмотра аплодисменты утихли, и я
стала выбираться из зала – нечаянно услышала, как
проходящая мимо девушка раздражённо бросила своему спутнику: «Фильм
про уродов».

А может она сказала «для уродов»? В любом случае, дура.