Проза

«Чьи –то огромные лица склонялись надо мной, выступали из мрака
тусклыми пятнами и снова исчезали. В комнате было душно, меня
тошнило. Все предметы казались мне чрезвычайно увеличенными и
подвижными. Стоило мне взглянуть на какую-нибудь вазу, и она мгновенно
разрасталась, надвигалась на меня вместе с консольным столиком…

…Все формы в мире, видите ли, случайны, непрочны и смехотворны,
их балаганное разнообразие просто нелепо, если узрить ЕДИНОЕ.

Но я привязался к этим формам… Степь хороша! И донские разливы,
сударь, чудесны! Я не хочу изменений, движений, утрат, обновлений.
Это болезненные процессы бытия – блажен, кто их избегнет усердно,
и поэтому я…

Да, да, (тамбур^*)!.. Тамбур
– это тоже случайная форма, обретенная звуком. ЕДИНОЕ породило
звуки. Из звуков возникли – нет, не возникли, а вспыхнули, расцвели,
точно салюты в ночных небесах, – литавры, валторны, (тамбуры),
тамбурмажорные жезлы и флейты!

А тот незабвенный (тамбур)… Я помню, мне показалось, он возник
сам собою в сумрачном воздухе, где-то у печки. Однако потом я
заметил фигуру атамана. Он был в распахнутом кителе, нижняя рубашка
на нем мерцала бело-лунным светом. Он стоял неподвижно и держал
на ладони (тамбур), и этак, знаете, грозно улыбался, как он улыбался
всегда: одними глазами и левой бровью – вот так. Потом он приблизился
ко мне на цыпочках; осторожно, будто картонку с дамской шляпкой
или тортом, поставил (тамбур) на тумбу у моего изголовья и так
же, на цыпочках, удалился, поскрипывая сапогами… А спустя некоторое
время я услышал голос: «Смотри, Сальвадор! Вот предмет, порожденный
самыми гордыми звуками во Вселенной! Это подарок тебе. Мой подарок!

Я приподнял голову – в комнате не было ни души. Тамбур стоял среди
склянок с лекарствами, я протянул к нему руку, и он вдруг качнулся,
поплыл на меня, и, прежде чем он заполнил собою всю комнату, я
кое-что успел разглядеть в его начищенных медных оболочках…».

Так описывает этот эпизод своей жизни граф Сальвадор Антонович
Романо в интервью корреспонденту мадрасской браминской газеты
«Nev Reformcr» 25 августа 1901 года.

…Роман Романович Романов, бывший физик-теоретик, закрыл книгу
и уставился в окно. Роман Романович и сам был удивлён, больше
чем кто-либо, что его так заинтересовал такой давний эпизод жизни
некоего графа, имя которого ему мало что говорило.

Но он, видите ли, ни у кого больше не встречал подобного.

На этом размышления Романа Романовича прервались, так как дверь
в его квартиру неожиданно отворилась, и на пороге возникли несколько
мужчин одетых, что называется, просто, но со вкусом. Роман Романович
хотел было удивиться, но передумал. Вместо этого он сделал как
можно более равнодушное лицо и, снова уставившись в окно, спросил
через плечо, не глядя на вошедших:

– Здравствуйте, милостивые государи! Не позволите поинтересоваться,
вы, собственно, кто? И откуда у вас ключ от моей квартиры? У меня,
кстати, красть нечего.

И Роман Романович сделал небрежный жест в сторону. Мол, смотрите
сами, если мне не верите.

– Да, нет Роман Романович. Вы успокойтесь, мы не воры. Мы, собственно
из ФСБ.

– Откуда?!

Романов резко повернулся и, скрестив руки на груди, вперил внимательный
взгляд в одного из вошедших.

– Роман Романович, – мягко и по-доброму откликнулся один из вошедших,
старший по возрасту, и, видимо, по званию, – вы, конечно, можете
стоять у окна, на правах, так сказать, хозяина. А мы хотели бы
посидеть. Можно вон туда, к столу. Набегались, знаете ли, за день.

– Ну, пожалуйста! К столу, так к столу. Но вы, я надеюсь, не обедать
ко мне пришли? А то я, знаете ли, никого не приглашал и, как-то
не подготовился. В смысле еды и прочего…

Мужчины, их было пятеро, молча прошли к столу, на ходу снимая
шапки и разбирая расставленные по квартире стулья.

– А как вы дверь-то открыли? Ах, ну да, вы же из ФСБ! У вас, разумеется,
отмычки похлеще, чем у воров.

– Роман Романович, отмычек у нас при себе нет. А дверь вы, видимо,
закрывать не привыкли. Мы стучали…

– Да? – сказал смущенно Романов, – рассеянность, наверное. Читал,
вот, одну книжку перед вашим приходом.

Воцарилась долгая пауза. Романов снова уставился в окно. Ситуация
становилась для него невыносимой. Все это выглядело просто нелепо.
Пришли какие-то люди. Говорят, что из ФСБ, сидят тут и молчат.

– Слушайте, – не выдержал он наконец, – да что вам тут, собственно,
нужно?! Ну ведь должна быть какая-то причина! Зачем вы пришли?!

– Да не волнуйтесь вы, Роман Романович, – снова заговорил седовласый
мягко и самым что ни на есть задушевным тоном.

– Мы тут посидим у вас. Скорее всего, не так уж долго вас обременим.

– Но по какой причине? Причина же должна быть! Господи! – вскричал
Романов, ударяя себя по ляжкам.

– Для нас причина – приказ руководства. А у вас, Роман Романович,
в жизни для всего совсем другие причины, гражданские, так сказать.

– Тфу ты, – махнул Романов рукой и снова отвернулся к окну.

– Ну, хорошо, – Романов снова повернулся к пришедшим. – Значит,
вы вот так будете у меня сидеть невесть сколько, молчать, смотреть
себе на ноги или в пол, и все это будет продолжаться невесть сколько
времени? Идиотизм какой-то!

– Ну почему невесть сколько. Уверен, что с минуты на минуту поступит
приказ, и мы уйдем. А молчать нам тоже незачем. Давайте поговорим.

– Но о чем? О чем мы с вами можем поговорить?! Ах ты Господи!
– Романов снова всплеснул руками.

– Да о чем хотите, – скрестив пальцы на животе, улыбнулся седовласый.
– Вот, хотя бы о вашей прошлогодней публикации в одном из журналов
о редких феноменах в области резонансных явлений в слабых электромагнитных
полях. Вы там, кажется утверждали, что можно ходить по воде, аки
по суху. Вы ведь именно это утверждали?! Правда?!

– Ну, хождение по воде – это не самое главное в моей работе. То
есть это один из прикладных выводов. Но сами исследования посвящены
совсем другой проблематике.

– Это для вас, может быть, не самое главное. Вы – ученый. Вас,
разумеется, интересуют глубинные, так сказать, фундаментальные
проблемы и чистая наука. Это я очень даже допускаю. А меня, как
обыкновенного читателя и специалиста узкого, скажем так, профиля…
Ну или просто как рядового обывателя, если угодно, интересует
как раз этот вот, прикладной, как вы изволили выразиться, аспект…
А именно: можем, например, вот мы ходить голыми пятками по воде
или нет?

– Ну, если вас интересует этот вопрос, то ответ на него содержится
в той работе, которую вы, как вы сами утверждаете, читали в журнале.
Да, можем. Никакого физического запрета на это не существует.
И я это убедительно доказал на последней научной конференции в
Дубне, еще три месяца назад. Насколько я знаю, меня до сих пор
никто не опроверг. И что же из этого?

– Ну, хотя бы то, что до сих пор человечеству были известны лишь
несколько случаев подобного хождения по водной глади. И все они
относятся к области явлений сверхъестественных. Христос, апостол
Петр, Мария Египетская, блаженный Николай, Новгородский юродивый.
Ну, еще несколько подобных описаний, которые людьми серьезными
принято воспринимать с улыбкой и относить к области церковно-славянской
мифологии, нежели воспринимать как научный факт. И вдруг такой
человек как вы, вроде бы серьезный ученый, физик-теоретик, беретесь
утверждать, что по воде может ходить кто угодно. Хоть бы вон,
лейтенант Копылов. Как прикажете вас понимать?

Седовласый эфэсбешник скорчил удивленно-скептическую гримасу и
уперся испытывающим взглядом в физиономию Романова. Тот пожал
плечами и ответил, глядя куда-то в сторону:

– Да причем тут Христос с апостолом Петром и прочие, которые после
него по воде ходили. Я, собственно, совсем не это имел в виду.
Просто одним из практических применений моей теории является возможность
создания такого устройства, воздействием которого можно было бы
изменять поверхностное натяжение жидкости, той же воды, к примеру,
причем в таких пределах, что на поверхности этой жидкости могли
бы удержаться какое-то время тела довольно приличные по весу.

Хоть бы даже и ваш Копылов. Но создание подобных устройств, сами
понимаете, не сегодняшний, а может и не завтрашний день науки.
Создание подобного устройства дело хлопотное и дорогое. И потом,
я думаю, что при сегодняшнем и ближайшем положении отечественной
науки подобный аппарат построят не у нас. И это уже вопрос не
ко мне, а к правительственному комитету по науке и технике.

– Да какой там комитет, – махнул рукой Седовласый, – эти «комитеты»
давно совсем другими делами занимаются. А устройство, о котором
вы говорите, у нас уже есть.

– Как так есть, есть?!.. – вытаращил глаза на эфэсбешника Романов.
– Где это есть? Откуда?

– Ну, какая вам разница, где? А откуда? Это просто. Отобрали у
одного Кулибина. У нас ведь их пруд пруди, Кулибиных-то наших
родненьких. Пока вы там, теоретики, теории свои построите да обоснуете,
они, глядь – вот он «вечный двигатель», работает родной. А как?
Хрен его знает! Начинаем этого Кулибина трясти за бороду. А он
ни бельмеса. Какая, мол, вам разница, как? Вот же оно, мое детище,
мой подарок человечеству и гордость моих внуков-праведников. Ну,
Кулибина, ясное дело, в дурдом, а его чудо-машину к нам в кунсткамеру.
У нас там чего уж только нету. И реактор холодного термоядерного
синтеза, энергии которого хватает для одной шестидесятиваттной
лампочки, а потребляет который, больше, чем завод имени Лихачева.
И прибор для связи с инопланетянами. И кабина для перехода в параллельный
мир. И двигатель этот, вечный, разумеется тоже, как без него!

– Ну уж, раз у вас и «вечный двигатель» имеется, чего ж вам еще?
Я вам ничего подобного предложить не могу, – снова пожал плечами
Романов.

– А на хрен он нам нужен, этот двигатель, – неожиданно рявкнул
Седовласый и врезал ладонью по крышке стола.

– На хрена, я вас спрашиваю?! Как его прикажете использовать,
если никто, включая самого Кулибина, не может толком объяснить,
почему он работает и как его теперь остановить? Его теперь хоть
на Луну отправлять! Так и стоит у нас. Вращается!

Лейтенант Копылов не смог сдержать смешок и коротко хохотнул.
Седовласый, которого Романову хотелось почему-то мысленно называть
полковником, хотя тот вполне мог оказаться и генералом, а мог
быть и майором, резанул лейтенанта взглядом, и тот снова уставился
бесстрастным взглядом на свои ботинки.

– С этой, теоретически вами предсказанной установочкой, тоже,
как вы понимаете, не лады.

– А что с ней не так? – заинтересованно напрягся Романов.

– А Бог его знает, что… Поверхность, ведь она отвердевает. Факт
неоспоримый. И семидесятикилограммовый мешок на этой поверхности,
представьте себе, лежит, не шелохнется. А вот Копылова или меня
та же самая поверхность держать отказывается. Что, сюжет?

– Сюжет, – согласился Романов. – А с чем мешок?

– С солью. Да причем тут, с чем? Хоть с песком, хоть с говном,
хоть с алмазами! Нам нужно, чтобы эта жидкость наших сотрудников
или десантников держала! Ну хоть пять-десять минут. А они тонут,
вот представьте себе!

– Я, конечно, мог бы вам помочь разобраться, – начал было, Романов,
но Седовласый махнул рукой и перебил его.

– Да бросьте! Причем тут вы? Вы у нас не работаете. Вы человек
свободных, так сказать, занятий. Никто вас к установке и на пушечный
выстрел не подпустит. Если бы вы, в частном, так сказать, порядке
могли нам объяснить, на пальцах, что называется, в чем тут дело.
Тогда… Да, ладно, – он махнул рукой и уставился на входную дверь…
В комнате воцарилось долгое молчание.

– А знаете, – сказал вдруг решительно и уверенно Романов, – я
знаю, почему ваши сотрудники тонут. И могу вам это объяснить,
как вы выразились, на пальцах!

Седовласый перевел взгляд, выражавший теперь исключительно профессиональное
равнодушие, на Романова, но продолжал молчать.

– Они просто не верят, ваши сотрудники! И вы не верите!

– Во что?

– Да ни во что! – твердо и подчеркнуто членораздельно сказал Романов.
Ни в Бога, ни в черта, ни в Красную Армию! – и в упор взглянул
Седовласому в глаза.

Тот медленно пожал плечами и отвел взгляд снова на входную дверь.
Почти тот час же эта дверь отворилась и на пороге появился еще
один эфэсбешник. Он подошел быстро к Седовласому полковнику и
что-то зашептал тому в ухо. Седовласый встал. За ним тут же вскочили
все остальные. Они стали расставлять в стороны стулья и потянулись
к выходу. Романов спохватился и крикнул им вдогонку:

– А зачем приходили-то?!

Один из эфэсбешков чуть задержался на пороге и тихо сказал:

– Двадцатого числа война начнется, Роман Романович. А десантники
наши тонут…

И шагнул за дверь.

– Какого месяца?! – крикнул Романов.

Но в квартире уже никого не было.

– Десантники у них тонут!.. – процедил сквозь зубы Романов и снова
стал смотреть в окно, за которым отбивала свой ритм мартовская
капель.

– Плавать учите ваших десантников лучше. Или хоть одного честного
чиновника в комитет по науке назначьте.

За окном все так же капала вода. Обыкновенная, неотвердевшая.
В этом по-весеннему лукавом ритме что-то дрожало и едва различимо
вибрировало. Романов догадывался, что это. Там, по-прежнему, молчало
и пряталось ЕДИНОЕ.

*

Тамбур (франц.) «барабан», отсюда и «тамбурин», и т.д.