Онтологические прогулки

Проблема понимания мучила и мучает меня с самой юности. Да и вообще,
это ведь, кажется, прежде всего, юношеская проблема. Помните?
Счастье – это когда тебя понимают! Сомнительное утверждение, но.
Для юноши такая постановка вопроса не то, чтобы простительна,
она естественна. Кто из нас не просил на заре: пойми меня! Поймите
меня! Ибо я и сам, в первую очередь, ни себя, и ничего вообще
не понимаю. Ну, может, и не все молодые люди молили о понимании
(ведь и дневники ведут не все), но многие.

Для понимания, как известно, нужен опыт, внешний ли, внутренний,
но опыт. И этот же опыт со временем подсказывает нам: понимание
– штука сомнительная, двусмысленная какая-то вещь, порою обидная,
унизительная и оскорбительная. Еще неприятнее другое. Есть в понимании
что-то мертвящее, и, одновременно фальшивое. Человек, живущий
в понятом мире – лишний человек.

Искусство вообще, и литература (как поэзия) в частности, уходят
от понимания и понимаемого. Они ищут точки неопределенности, и,
когда находят такие истинные точки, осуществляются.

Когда Гадамер, размышляя о понимании, противопоставляет герменевтический
(внутренний) опыт предрассудкам, он, на мой взгляд, противоречит
сам себе, поскольку ведь и так называемые предрассудки не вышли
из пустоты, они – производные все того же опыта. И, получается,
что главная, если не единственная, ценность опыта заключается
в его способности осознать самое себя, как предрассудок, в нужное
время, и в нужном месте.

Жили на свете четверо молодых людей. Евгений, Татьяна, Владимир
и Ольга. Татьяна была влюблена в Евгения, Владимир и Ольга друг
в друга. Они не понимали. Евгений ни в кого не был влюблен. Он
обладал соответствующим, вполне адекватным опытом, понимал себя
и людей, и, само собой, томился скукой. Говорят, что скука – изысканная
болезнь. Не думаю. Любую благородную натуру она разъедает, или...
это уже знак порчи?! Заразной порчи. В сущности, на мой взгляд,
именно онегинское понимание Ольги делает ее глуповатой посредственностью.
Владимир чувствует это на роковом празднике, и поэтому, и действительно,
Онегин для него – коварный искуситель. Раскаяние Евгения ничего
тут изменить не может, и именно эта безвозвратность мгновенного
понимания, а вовсе не условности света, делают дуэль неизбежной.
Смерть – точка непонимания, перед которой опыт-предрассудок Онегина
пасует. Смерть Ленского – еще и предсказание. Чего? Возможно,
последнего свидания Евгения с Татьяной. Когда Онегин страстно
отказывается от понимания во имя... нового опыта.

Татьяна указывает ему на это, и предлагает сделаться странником,
и поэтом. В сущности, и она сама, прежде всего, поэт.

Они расстаются, чтобы не расстаться никогда. Как дух и плоть.

И это – самый волнующий хэппи энд в русской литературе.