Златоликие или Колумб открывает Европу. Перевод романа Герберта Розендорфера
Перевод романа Герберта Розендорфера
Продолжение
5.
Джессика Хихтер обитала на первом этаже маленького семейного домика
в Оберменцинге. На втором этаже и в мансарде жили матушка Джессики
и её старшая сестра Корнелия. Еще городской чиновник в отставке
Хихтер, отец Джессики, разделил дом на две квартиры и оборудовал
внизу дополнительную ванную. Таким образом, у Джессики было собственное
жилище. Впрочем, её отношения с матерью и сестрой были вполне
безоблачными и лишь изредка (и то на короткое время) омрачались
добродушными шпильками по поводу тайны личности Некоего Михаэля
или невозможности разлучить Карли Шворера с подушкой.
Несмотря на то, что Джессика была буквально наэлектризована сообщением
в шестичасовых новостях, она пунктуально – не через тридцать девять
и не через сорок одну, а ровно через сорок минут, соскребла с
себя белую пасту мочалкой из кедровой коры. (От мочалки по всему
телу бежали гораздо более приятные мурашки, чем от прикосновений
Некоего Михаэля, не говоря о Карли Шворере). К этому моменту Джессика
уже приняла решение. Она знала, говоря высоким штилем, в чём состоит
её долг. Джессика быстро сполоснулась, собрала свою походную сумку
цвета дикого кролика, попрощалась с Карли Шворером, чего тот не
заметил, и поехала на вокзал.
Семичасовой выпуск новостей Джессика прослушала ещё дома, последующие
– в поезде: у некоторых попутчиков были транзисторы. Известие
из Падерборна постепенно приковывало к себе внимание всего мира.
Уже в восьмичасовых новостях сообщение покинуло сводку погоды,
с каждым часом понемногу продвигалось вперёд, и к одиннадцати
вышло на первое место. В час выступил бундесканцлер. В это же
время Карли Шворер со стоном восстал из постели и спросил: «Что,
уже девять?». Ему никто не ответил – Джессика давно была в пути.
Джессика ехала на север: в последний момент она успела на кёльнский
экспресс, сделала пересадку, около пяти вечера была в Мюнстере
и после ещё одной пересадки к семи добралась до Падерборна. На
вокзальной площади она подозвала такси.
– К НЛО? – спросил таксист.
– Куда? – удивилась Джессика.
– Ну как, куда нынче все хотят, – сказал таксист, – к НЛО, к инопланетянам.
Вы у меня сегодня будете восемнадцатой. Я отвезу вас, деушка,
тридцать две марки, я уже наперёд знаю. Но я сразу вам скажу:
смотреть там нечего. По крайней мере, для простого смертного нечего.
– Всё равно, – сказала Джессика и уселась на переднее сиденье.
Машина тронулась.
– Вы уже там были? – спросила Джессика.
– Я же говорю: восемнадцать раз, summa summarum. Но вы не подойдёте
ближе, чем, скажем, метров на пятьсот. Военные всё вокруг оцепили.
Там внутри уже всякие министры, генералы и прочие шишки. По радио
сказали, что бундесканцлер поручил его постоянно информировать.
Это круто. Я снова за него проголосую. «Поручил постоянно
информировать». Я тронут. Лишь бы бундесканцлер был постоянно
информирован
– Кто они?
– Кто? Те, кто информирует бундесканцлера?
– Нет. Они. Те, которые приземлились.
– Об этом вы должны спросить бундесканцлера. Он-то постоянно информирован,
а я нет. Я знаю только то, что говорят в новостях.
– Я целый день ехала на поезде и не всё слышала.
– Ага! Вы, значит, не постоянно информированы. Ну что ж: один
лесник и один священник, имена я не запомнил, видели эту штуку.
Она светилась и воняла. Потом приехали пожарники, но там уже нечего
было делать. Лачугу расплющило.
– Что за лачугу?
– Стоявшую на полянке. Построенную по-чёрному, понимаете. Нелегальную.
С иностранцами и тому подобное. Я знал, что там есть хижина, но
не знал, что она, так сказать, нелегально построена. Там жила
коммуна, как раньше бы сказали. – таксист ухмыльнулся,
– Групповой секс et cetera. Хижину расплющило.
– Как?
– Ну как: этой штукой. Она села на лачугу сверху и расплющила её.
– А жители?
– Подозреваю, что они это, – сказал таксист не без злорадства,
– не пережили. Включая овцу. Она стояла сбоку и её не расплющило.
Только поджарило.
– А послание? – спросила Джессика.
– Послание? Пожарники вообще никакого послания не... как сказать:
оставили, сообщили. Пожарники нет. Они только установили, что
штука села прямо на хижину и что спасать там уже некого. Овцу
тоже поздно. Потом пришли военные. Они всё оцепили, сами сейчас
увидите. Так там и стоят.
– Но послание?
– Послание бундесканцлера? Он сказал, ну по радио, он сказал,
что гости прибыли из космоса с дружественными намерениями, в чём
он полностью уверен, и еще он сказал, что он их приветствует
сейчас и здесь, на нашей земле, так он сказал.
– Я имею в виду послание инопланетян.
– Об этом я ничего не слышал, – пожал плечами таксист.
Полевой жандарм остановил машину. Таксист высунулся в окошко и
сказал жандарму: «Ещё одна хочет поглазеть», потом повернулся
к Джессике и показал на счетчик: «Тридцать две, я ж говорил».
Полевой жандарм не был расположен к душевной беседе. Стало ясно,
что ближе подобраться не удастся. Вокруг стояли сотни людей и
смотрели на солдат в оцеплении. Телевизионщики расставили камеры.
Ничего не было видно.
Джессика взяла свою сумку и пошла по большому, очень большому
кругу вдоль оцепления. Повсюду были выставлены караулы, в доступных
местах толпились любопытные. Иногда, если Джессика встречала человека,
внушавшего ей доверие, она останавливалась и спрашивала насчет
послания. Но никто ничего не знал.
Холм к северу от шоссе назывался Каймберг (о
чём Джессика, конечно, понятия не имела). Она вскарабкалась на
холм. Но он полностью порос лесом, и сверху ничего не было видно.
Накатанная грунтовая дорога вела обратно к шоссе. Шоссе патрулировали
бронемашины. В долине виднелась деревушка. Джессика смертельно
устала. Уже смеркалось. Включились прожектора. Джессика спустилась
в долину. В обоих трактирах вопрос о свободной комнате вызвал
здоровый хохот. «Я вам дам сто марок», – пообещал второй трактирщик,
«если вы мне сообщите, где в радиусе десяти километров есть свободная
вязанка сена».
Пожилой фермер в коричневой кожаной куртке, случайно услышавший
эту тираду, сказал Джессике: «Я живу неподалеку, в Херсте, всё
равно еду на машине домой. Если хотите?». Поездка была долгой.
Фермер не производил впечатления человека, способного злоупотребить
доверием, напротив, был невероятно терпелив. Сперва он провёз
Джессику по всем гостиницам Бад Дрибурга, но везде их встречали
таблички «Мест нет» или «Все номера заняты», а на одном даже лапидарное
«Битком». В Херсте, это было уже после десяти, фермер окликнул
через забор своего друга, толстяка, на голове которого красовался
отливающий зеленью парик. После короткой дискуссии толстяк побрёл
обратно в дом.
– Минутчку, – сказал кожаный, – мой кореш сейчас звякнет.
В Эрвитцене нашлась крестьянка, готовая взять постоялицу. Дружелюбный
обладатель кожаной куртки повёз Джессику туда. Была уже глубокая
ночь.
– Что? – переспросил он.
– Послание. Они же должны были что-то сказать. Они же не просто
так прилетели. Есть какая-то причина.
– Ну, – сказал фермер, – ни о каком послании я ничего не слышал.
Да и услышал бы, не поверил. Как с ними объясняться? Понимаете,
к чему я клоню? Они же там не знают немецкого. И даже английского.
Есть ли у них вообще язык? Это никому не известно, – он усмехнулся.
– Возможно, они говорят ушами. Или еще как. Если вообще.
– Что вообще?
– Если это вообще не надувательство.
– Надувательство? А люди там, а все военные?
– Это был бы не первый раз, когда армия села в лужу. Как я только
представлю, кто там в генералах! Лично мне кажется,
если вы меня спросите, что за этим всем стоит шванейский бургомистр.
Ему эта халупа на полянке давно стояла поперек горла. Да там еще
вроде самогон гнали. Моему корешу недавно шванейский аптекарь
сам рассказывал. Бургомистр сказал: ожидается возгорание. Если
вы понимаете, что я имею в виду. Я уверен, за этим стоит шванейский
бургомистр. Вот мы и приехали.
Комната в Эрвитцене имела единственное, но бесценное в той ситуации
достоинство: она была свободной. Джессика упала на кровать и немедленно
заснула.
6.
На следующий день, в четверг, Джессика проснулась только в половину
одиннадцатого и по некотором раздумии решила отказаться от курса
папоротниковой терапии. Ноги ныли после вчерашнего. Хозяйка, костлявая
и бессловесная, подала завтрак. Джессика съела немного: во всём
доме воняло прокисшими отрубями. Джессика расплатилась, хозяйка
согласилась позвонить в Бад Дрибург и вызвать такси, пробормотав
однако, что поездка обойдется в добрую сотню марок, а в полпервого
идет автобус. На него Джессика и села, благо остановка была прямо
перед домом.
Автобус был набит битком, но большинство пассажиров составляли
не местные жители, а приезжие зеваки вроде Джессики. Один из них,
человек средних лет с крашеными ярко-рыжими волосами, странным
крестом на цепочке и в свитере из отгоняющей демонов шерсти, как
раз держал речь:
– ... Ноштрадамус! Я просто говорю вам: Ноштрадамус! Вы вcпомните
лишь об одном катрене, катрене номер девять-восемь-три, гласит
который: Sol vingt de taurus si fort terre tremble. Le grand theatre
rempli ruinera, L’air, ciel et terre obscurir et troubler, Lors
l’infindelle Dieu et sainctz voguera _ 1.
Што означает пынемешки -
– Всё враньё, – сказал маленький и очень близорукий человек в
железнодорожной униформе.
– Как ахинею смеете нести вы! – крикнул крашеный рыжеволосый.
– Што означает пынемешки – в моём переводе –
когда градус двадцатый Тельца будет солнцем достигнут, – что,
заметьте! вчера и имело место быть – то...
– Да это никому не интересно, – снова встрял железнодорожник.
– Эй, – сказал худой юноша с прилизанной причёской и большими
бородавками на щеках, – пусть говорит.
– ...то погибнет наполненный тьятр, – продолжал вещать рыжеволосый,
– имеется в виду, конечно, переполненный театр мироздания...
– Театр мироздания, – издевательски фыркнул железнодорожник, –
да вы сами ходячий кукольный театр.
– Лишь слово ещё пророните, – зарычал рыжеволосый, – я руку на
вас подниму!
– А ну-ка тихо, – вдруг сказал подросток, по виду гимназист, сидевший
на заднем сиденье с папкой на коленях. Он с тупо-отстраненным
видом внимал наушникам своего плэйера: – Сейчас начнутся новости.
Все немедленно успокоились.
– Ну што там? Кто они? – спросил новый Нострадамус.
– Послание, – выдохнула Джессика.
Гимназист сделал просительное движение рукой и прижал наушники
к ушам. Через несколько секунд он снял их и сказал:
– Они улетели.
– Как? Что? – заволновался железнодорожник.
– Только что передали: полчаса назад летающий объект стартовал,
сперва поднялся на двести метров над поверхностью, а затем улетел
с охренительной скоростью.
– С охренительной? – переспросила стоящая рядом монахиня.
– Ну, – уточнил гимназист, – по радио не сказали: с охренительной.
Это я добавил от себя. Скорость, – гимназист сделал паузу, – была
совершенно нереальной. И затем эта штука исчезла. Установить контакт
с экипажем не удалось, так сказал диктор.
– Так, так, – сказал рыжеволосый глухо и опустил голову.
Собственно говоря, Джессика хотела сесть в Бад Дрибурге на поезд
и вернуться в Мюнхен. Автобус остановился на вокзальной площади.
Джессика вышла и в нерешительности замерла возле своей сумки.
Через некоторое время она заметила, что невдалеке столь же нерешительно
топчется рыжеволосый.
Он перехватил взгляд Джессики, поднял свой дорожный баул и подошел
к ней.
– Вы думаете о том же, о чем и я, – сказал рыжеволосый. – Я –
ясновидящий.
– И о чем я думаю? – спросила Джессика.
– Что оцепление уже сняли и сейчас можно исследовать полянку.
– Это ясно и без ясновидения, – сказала Джессика, – уж не говоря
о том, что я думала: надо бы выпить кофе.
– Великолепная идея, – откликнулся рыжеволосый, – я вас приглашаю.
Разрешите представиться: Ноштрадамус-два. Но вы можете называть
меня Генрих. А как вас зовут?
– Если вы ясновидящий, вы это и так должны знать.
– Ах, вот вы какая, – нахмурился Ноштрадамус-два и поджал и без
того узкие губы.
– Я не хотела вас обидеть, – сказала Джессика. – Джессика Хихтер.
– Прекрасное имя, – заметил Ноштрадамус-два.
Ноштрадамус-два заказал двойной коньяк, Джессика – большой эспрессо.
Они решили, что совместно попытаются добраться до полянки.
– Возможно, туда ходит автобус, – сказал Ноштрадамус-два.
– Что значит, возможно, – удивилась Джессика, – так вы ясновидящий
или нет?
– Опять вы начинаете! Я вам сейчас раз и навсегда объясню...
– Извините, – сказала Джессика примирительно, – я действительно
не хотела вас обидеть.
– ...раз и навсегда объясню: я не расходую свои способности на
повседневную дребедень. Из пушек не стреляют по воробьям. Мне
кажется неразумным выяснять телефонный номер посредством телепатического
процесса, когда под рукой есть телефонный справочник.
– Ну, я не знаю: листать сотни страниц, к тому же, если вы ищете
какого-нибудь Майера, но не знаете, Майер он или Мейер или вообще
Майр... А благодаря ясновидению...
– Слушайте, вы же не совершаете паломничество в Лурдес, если у
вас течёт водопроводный кран, – категорично оборвал её Ноштрадамус-два
и пошел на вокзал, чтобы спросить насчет автобуса.
Джессика следила за ним из окна кафе. Ярко-рыжие крашеные волосы
ее не раздражали, скорее её раздражал тщательно подавляемый, но
всё равно заметный швабский акцент.
Ноштрадамус-два вышел из здания вокзала, и, увидев, что Джессика
смотрит на него, помотал головой и пожал плечами. Тут к нему подошел
мужчина и спросил о чем-то. Это был высокий пожилой человек в
куртке кирпичного цвета, не толстый, но с небольшим животом и
очень бледный. Ноштрадамус-два поговорил с кирпичным и возбужденно
замахал Джессике, которая расплатилась (за своего нового знакомого
тоже), схватила обе сумки и поспешила к выходу.
Были ли то паранормальные способности, было ли то простое совпадение,
но Ноштрадамус-два нашел способ добраться до полянки. Кирпичный
интересовался, не нужна ли приезжему комната для ночлега. «Нет»,
– сказал ясновидящий, – «но мне нужна попутная машина». Друг кирпичного
оказался торговцем углём. Его грузовик был припаркован невдалеке
от вокзала. Торговец только что закончил погрузку и собирался
ехать в Шваней.
– Мы едем с ним, – сообщил Ноштрадамус-два.
– Надеюсь, не в кузове? – ужаснулась Джессика.
– В кабине три места, – сказал кирпичный.
Торговец углём был смугл и немногословен. Поэтому Ноштрадамус
говорил за двоих.
– Пророчества Малахии, к примеру. Вы читали пророчества Малахии,
фройляйн Джессика?
– Мне не нравится, когда меня называют фройляйн. Пророчества Малахии
я не читала, но слышала, что речь идёт о фальшивке.
– Фальшивка? – громко выдохнул Ноштрадамус-два. – Что значит фальшивка?
Что есть подлинник? Уже невозможно ответить.
А тут фальшивка! Неужели египетский обелиск, который подделан
в Риме во времена Августа, перестает быть античным? Пророчества
Малахии, конечно, фальшивка, но фальшивка конца 16 века. В 1585
году один монах-бенедиктинец по имени Арнольд Вион опубликовал
пророчества, приписываемые святому ирландскому архиепископу Малахии
Армагскому, жившему в двенадцатом веке. Написал их сам отец Арнольд
Вион или лишь – сознательно или нет – способствовал распространению
подделки – не имеет никакого значения. С тех пор, милая фрой...
Извините, милая фрау Джессика...
– Фрау Джессика нравится мне еще меньше. Звучит,
как фрау Луна _ 2.
– А как же мне вас называть.
– Очень просто: Джессика или фрау Хихтер.
– Итак, – продолжил Ноштрадамус-два, – с тех пор!
с 1585 года пророчества Малахии существуют. И с тех пор
они больше не фальшивка.
– Не понимаю.
(Торговец углем насвистывал «О эти замки, что лежат на луне» _ 3. Он был немолод и помнил старые песенки).
– Я протестант, а не католик, – сказал Ноштрадамус-два, – папы,
как таковые, меня не интересуют, понимаете? Только пророчества!
Итак пророчества Малахии очень краткие, всегда лишь два или три
латинских слова, характеризующих каждого Папу, начиная с Целестина
II, который правил лишь несколько месяцев в 1143 и 1144 годах
и до некоего Петра Романа. Интересны однако предсказания
после 1585 года, то есть после
опубликования того, что предпочитают называть фальшивкой.
(Сейчас торговец насвистывал «Светлячки, светлячки светятся, светятся»
_ 4).
– Pastor angelicus для Пия XII! _ 5 Если б это не было правдой! Да он бы мог избрать
эти слова своим девизом.
– Пастор что?
– Pastor angelicus – ангелоподобный пастырь.
– Ну да. Зато потом что только про него не написали. «Наместник»
Хоххута _ 6 и так далее.
– Хоххут, – сказал Ноштрадамус-два, – еретик. Пенетрант мозга.
К тому же он не верит в гороскопы. Я составил его гороскоп. Бесплатно!
Приходится заниматься рекламой, даже ясновидящим. Пи-Ар. Я послал
ему. Бесплатно! И знаете, как он отреагировал? Он отослал мне
его назад... Мой Зодиак, я вам объясню, это такой специальный
оттиск, и на нем стоит мой экслибрис: Звезды не лгут
_ 7. Как сказал наш Шиллер. А этот
сверху приписал: «Верно. Но я подозреваю астрологов. Хоххут».
После такого, – ярко-рыжие волосы слегка встопорщились, – этот
человек для меня больше не существует. Но ладно – pastor
angelicus для Пия XII – в точку! Потом идёт Иоанн XXIII
_ 8. О нем Малахия говорит: pastor
et nauta – пастырь и мореход. И действительно Иоанн XXIII
прежде был патриархом Венеции. Венеция – гавань – корабли – море
– всё ясно. Потом хрупкий меланхоличный Павел VI _ 9: flos florum – изящный цветок
–
– А, который проклял противозачаточные таблетки?
– Это имело тот несомненный плюс, что даже самые благочестивые
католички узнали об их существовании. Потом Иоанн Павел I _ 10.
– Этого прикончили собственные кардиналы.
– Точно. Это и есть объяснение. Цитата из Малахии гласит: de
medietate lunae: луна средневековья, а? Сечёте? Нет?
Луна средневековья! Иоанн Павел I – единственный папа нового времени,
который был отравлен. А в средние века это было
делом обычным.
– Отравлен луной?
– Нет, но он правил только одну луну. В день
его избрания было полнолуние, через четыре дня после следующего
полнолуния он был мёртв.
– И какой стих посвящен нынешнему папе?
– Стих – слишком сильно сказано, я же говорил. Всегда два или
три слова. Нынешнему папе? De labore solis.
– Что это значит?
– Никаких сомнений, что тут подразумевается прибытие инопланетян.
Labor переводится как «работа», в переносном смысле также нужда
или бедствие, e – падежное окончание, означает «во время». Sol
– solis – солнце.
– Во время солнечного бедствия...?
– Именно, – сказал Ноштрадамус-два.
Торговец углем насвистывал вальс.
– Но при чём тут инопланетяне?
– Они же явились из космоса! Как лучи солнца. И бедствие... ему
не придётся его долго ждать, этому папе.
Машина остановилась.
– Вот там оно, – торговец углём показал на кусты, – или лучше
сказать: там оно было.
7.
Джессика проснулась с ужасной головной болью. Над её кроватью,
вернее, над кроватью, в которой она лежала, размеренно покачивался
голубой потолок. «Где это я?» – подумала Джессика. Её мутило и
подташнивало. В довершение ко всему она была совершенно голой.
Очень осторожно она приподняла голову: снаружи, по всей видимости,
был ясный день – Падерборн, вспомнилось ей, правильно: Падерборн.
Вино в винном погребке, больше похожем на привокзальную распивочную.
Да и само вино было редкой парш... А еще суп-гуляш, бурлящий в
желудке... Нет, об этом лучше не думать.
Джессика повернула голову. А это еще кто? Правильно: Ноштрадамус-два.
Генрих. Генрих тоже был голым. Бледная тонкая и волосатая нога
торчала из– под одеяла. «Ёлки-моталки, – подумала Джессика, –
и с ним я...» Она осторожно встала с постели, аккуратно вытянула
одну из простыней, и обернула её вокруг себя.
Генрих захрапел.
Джессика наморщила лоб: торговец углём, полянка, сожжённая трава,
обугленные брёвна... Листья, стволы и ветки деревьев, стоявших
на краю полянки, сильно обгорели. Ноштрадамус– два что-то искал
в траве, но не он, ясновидящий, а она, Джессика, нашла артефакт...
Артефакт!
Джессика метнулась к стулу и начала рыться в своей сумочке: четыре
голубых стеклянных шарика, спаянных в – как это называется – тетраэдр
– три голубых шарика в основании, а четвертый в центре над ними.
Можно поставить голубой тетраэдр так, или так, или так... говоря
языком геометрии: трехгранная равносторонняя пирамида. Голубое
стекло, из которого был сделан артефакт, было легче земного. Чистое,
голубое и прозрачное – все шарики похожи, как две капли воды,
лишь крошечные черные волоски внутри них располагались по-разному.
Малюсенькие блошиные ножки или даже их части. Сотни.
Увидев артефакт, Ноштрадамус-два позеленел от зависти, хотя и
постарался не подать виду.
Однако вечером в винном погребке, в который Генрих пригласил Джессику,
он попытался убедить её: это послание, которое инопланетяне хотели
передать ему, именно ему, Ноштрадамусу-два, и никому более. У
него было видение. В конце концов, он ведь ясновидящий. Давно,
несколько лет назад ему снился голубой стеклянный предмет, парящий
в небе...
Джессика не выпускала артефакт из рук: «Если бы это было послание
для вас, вы бы его и нашли».
С горя Ноштрадамус-два приналёг на вино. Постепенно его интерес
перемещался с голубого тетраэдра на Джессику. Он придвигался ближе.
Джессика отодвигалась; но ведь и она пила. Когда они вышли из
погребка, была уже полночь. Ноштрадамус-два посмотрел в небо и
предсказал, что через станцию Падерборн сегодня проходит ночной
поезд на Кёльн. В этот раз в качестве исключения он воспользовался
своими драгоценными способностями.
Поезда на Кёльн, впрочем, не было. Не было вообще ни одного поезда
до самого утра. Сил язвить у Джессики уже не осталось. И еще суп-гуляш!
Общеизвестно, что немецкий суп-гуляш изобрели во время первой
мировой войны английские саботажники. Их специально заслали после
того, как генштаб союзников осознал, что газовые атаки во Фландрии
не возымели должного эффекта. Ноштрадамус-два облагородил свой
суп двумя столовыми ложками горчицы. «Это рецепт моего друга Хеншайда
_ 11», – сказал Генрих.
Затем они искали две комнаты. После того, как инопланетяне отбыли,
большинство телевизионщиков и журналистов тоже покинули место
событий. Поэтому в предложениях недостатка не было, но отели ломили
баснословные цены. Наконец, в семейном пансионе с душевной
атмосферой – нашлась – на условиях полной предоплаты
– одна недорогая комната.
– Одна? – возмутилась Джессика.
– Ну не будьше такой шмешной – сказал Ноштрадамус-два и рыгнул.
– Хорошо, только платите Вы.
«Так переспала я с ним или нет?» – ломала теперь голову Джессика.
Вдруг Ноштрадамус-два приподнялся и, щурясь, посмотрел на неё.
«Ну вылитый кащей» – подумала Джессика, – «все-таки вряд ли...
а то бы я вся была в синяках.» Из-за свой худосочности она особенно
ценила полных мужчин.
– О родина, мать, – пробормотал Ноштрадамус-два, – который час?
Добрутро.
– Доброе утро, – сказала Джессика.
– Доброе утро, Джессика, солнышко, – вскричал Ноштрадамус-два,
на глазах приходя в сознание, – хорошо уже то, что мне больше
не надо ломать голову над тем, как тебя называть.
– Душа в комнате нет? – спросила Джессика.
– Нет, он в коридоре.
Джессика подхватила своё платье цвета компоста и юркнула за дверь,
за которой немедленно наткнулась на хозяйку семейного пансиона
с душевной атмосферой.
– Одно хочу я вам сказать, – душевно молвила хозяйка, – мои постояльцы
встают, самое позднее, в девять. А к двенадцати они должны очистить
помещение.
– А сколько времени? – пискнула Джессика.
– Полдвенадцатого, – сказал хозяйка.
Когда Джессика вернулась, уже одетая, в комнату, Генрих (благо,
уже в трусах) сидел на кровати и причесывался. Или лучше сказать:
ухаживал за своей разреженной спереди, зато пышной сзади, шевелюрой
при помощи специальной расчески. Расческа эта имела маленькое
утолщение на корпусе – тонкий цилиндрик с завинчивающейся крышкой,
который можно было наполнять жидкостью для окраски волос. При
расчесывании жидкость выступала из крохотных пор между зубчиками.
– Слушайте, если уж вы, – тут Джессика запнулась и решила поправиться,
скорее всего, подумала она, я с ним всё же переспала, – если уж
ты красишь свои волосы, то почему, ради всего святого, в ярко-рыжий?
– На этот цвет была большая скидка, – объяснил швабский Нострадамус.
––––––––––––––––-
Примечания
1. Солнце в 20-и градусах Тельца
Будет великое землетрясение.
Огромный театр, наполненный людьми,
Будет разрушен.
Тьма и сумятица в воздухе, на небе и на земле,
Когда неверующий воззовёт к Богу и святым.
2. «Фрау Луна» (1904) – знаменитая оперетта Пауля Линке
3. песенка из оперетты Пауля Линке «Фрау Луна»
4. песенка из оперетты Пауля Линке «Лисистрата»(1902)
5. Пий XII – римский папа (1939-1958), занимал достаточно
лояльную позицию по отношению к фашистским режимам
6. Хоххут (Hochhuth) Рольф (род. 1931), немецкий драматург
и публицист. В драме «Наместник» (1963) разоблачил попустительство
Ватикана и папы Пия XII злодеяниям фашизма в годы второй мировой
войны
7. Цитата из трагедии Шиллера «Смерть Валленштейна»
(1800)
8. Иоанн XXIII римский папа (1958-1963), в 1953-1958
патриарх Венеции
9. Павел VI – римский папа (1963-1978), в своей печально
знаменитой энциклике Humanae Vitae высказался о «недопустимости
всяких действий, которые, до во время или после супружеского акта
препятствуют деторождению».
10. Иоанн Павел I – римский папа (1978), по официальной
версии умер от инфаркта через 33 дня после избрания. По неофициальной
был отравлен.
11. Экхард Хеншайд (р. 1941) – немецкий писатель.
(Продолжение следует)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы