Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Перевод романа Герберта Розендорфера

Начало

Окончание

14.

Прошло несколько лет. Однако, воспоминания о Златоликих больше
не стирались из человеческой памяти. Второй прилёт стал как бы
зарубкой: то, вокруг чего было поломано столько копий, то, о чём
люди разумные говорили со снисходительной улыбкой и то, во что
всерьез верили лишь адепты Эры Водолея – вдруг превратилось в
неоспоримый факт, который вынуждены были принимать в расчет самые
твердолобые учёные мужи. Мы не одиноки во Вселенной.

Для Джессики Хихтер годы, минувшие со второго прибытия Златоликих,
тоже не прошли бесследно. Обе зубные щётки засохли. Почему Джессика
их до сих пор не выбросила, она сама до конца не понимала. Возможно,
их созерцание входило в учебный план «Академии страданий», к которой
она считала себя приписанной ныне и присно.

Карли Шворер в один прекрасный день, нет, не уснул вечным сном,
как можно было бы подумать, а убыл. Он влюбился (так сильно, как
только могла позволить его натура) в птицеподобную кларнетисточку,
чей манный пудинг стяжал себе легендарную славу. Как и все люди,
любящие поспать, Карли был падок на сладкое. Торт «Шварцвальдская
вишня» или манный пудинг, политый шоколадом, да с клубникой
и сливками – вот единственные вещи на свете, которые могли на
некоторое время его взбодрить. Итак, Карли, так сказать, втюрился
в кларнетисточку, и даже особо не старался скрывать своё состояние
от Джессики. Джессика страдала и завила свои волосы в тысячу мелких
кудряшек, которые теперь беспорядочно клубились на её голове.
В остальном она старалась не выдавать своих чувств – даже тогда,
когда Карли Шворер, ища сочувствия, признался, что к посиделкам
за манным пудингом у кларнетисточки присоединился некто Хуберт.

Тут Джессика высказалась категорично: мол, это уже чересчур. Она
была готова делить Карли с птицеподобной кларнетисточкой, но делить
его, пусть и косвенным образом, с каким-то Хубертом, которого
она не знает и который бог знает где шляется – нет, на это она
не пойдёт. «Карли», – сказала она, – «решай!».

Карли вздрогнул, и из груди его вырвался стон: «Какое бы я решение
ни принял, всё одно оно окажется неверным». Он прилёг на диванчик,
вздремнул ещё часок и навсегда исчез из жизни Джессики.

Известие об уходе Карли взволновало Некоего Михаэля. Хотя Джессика
ни разу не заговаривала с ним о женитьбе или даже о том, чтобы
когда-нибудь съехаться и жить вместе, он, очевидно, опасался занять
слишком много места в её широкой душе и активно принялся готовить
почву для отходного маневра. Несколько месяцев спустя Джессике
уже и не хотелось его удерживать. Так через год после Карли исчез
и Некий Михаэль, а Джессика снова полностью посвятила себя занятиям
в «Академии страданий». В то время она посещала врача, лечившего
своих пациентов бамбуком. Они должны были улечься на циновку,
сделанную из стеблей бамбука, и кататься по ней туда-сюда. Врача
звали доктор Блаази. Маслолечение, сообщил доктор Блаази в самом
начале, было для Джессики чистым ядом. Потребуются годы, а то
и десятилетия активного катания на бамбуке, чтобы очистить тело
Джессики от вредных частиц, скопившихся в нём из-за злоупотребления
растительным маслом.

Так Джессика жила, приближаясь к своему сорокалетию, в маленьком
домике в Оберменцинге, каталась туда-сюда на бамбуке, и ходила,
как обычно, три раза в неделю на работу. Менелик, её племянник,
осенью 1997-го года пошёл в школу. В его первые летние каникулы,
в 1998-м, Джессика поехала с ним в Турцию, в уютный отель на берегу
Средиземного моря. Там она рассказала ему о своём давешнем путешествии
в Падерборн и Шваней, о том, как она почти увидела Златоликих,
как нашла голубой стеклянный тетраэдр и как, тут она на мгновение
замолчала, познакомилась с его отцом. Менелика, впрочем, больше
интересовали компьютерные игры в холле отеля.

Когда Джессика вернулась в Мюнхен, сдала Менелика бабушке (Корнелия
и Генрих были на эзотерическом конгрессе в Вальпараисо) и открыла
пахнущий затхлым воздухом домик в Оберменцинге, её вдруг охватило
уныние. Ей показалось (и Джессика не могла объяснить, откуда взялось
это чувство), что умей она рисовать, она бы сейчас нарисовала
картину, и тогда бы ей полегчало. Но рисовать она не умела. Вздохнув,
Джессика пошла в ванную, чтобы раздеться, лечь на бамбуковую циновку
и покататься по ней.

В ванной её взгляд упал на две засохшие зубные щётки: Михаэля
и Карли. Зубные щётки стояли каждая в своём стаканчике,
повернувшись, как и следовало ожидать, к Джессике спиной. Раньше,
как помните, щётка Михаэля была заперта в шкафчике, а щётка Карли
стояла в ванной. После истории с тоновой терапией щётки поменялись
местами, а после того знаменательного вечера, в ходе которого
Горби был окончательно переименован в Менелика, было принято решение
– «в конечном счёте, мы все взрослые люди» – что обе зубные щётки
могут одновременно находиться в ванной, но в разных стаканчиках.

Джессика подумала, не пора ли наконец выкинуть обе щётки к чёртовой
матери, но не смогла собраться с духом, и решила для начала просто
положить их в шкафчик. Она взяла щётки, открыла дверь шкафчика
и оцепенела. «Мууу», – послышалось из шкафчика, негромко, но отчётливо.
«Мууу», – длинный звук, издаваемый обычно коровой.

Чуть позже, в сентябре 1999-го, в предпоследнем сентябре тысячелетия,
у Джессики появился новый приятель. Его звали доктор Андреас Форбессер-Майтинген,
он был учителем гимназии (католическая религия, обществоведение
и физкультура), обладал двухметровым ростом и примерно таким же
диаметром. Из-за своей конституции он не видел, что происходит
вблизи него, а из-за близорукости – что происходит вдали. За это
его очень любили учащиеся. Кроме того он непрерывно путал школьников,
классы, расписания, иногда даже школы. Частенько бывало, что он
начинал в классе задушевную беседу о католической вере, как вдруг
в дверях возникал ошарашенный учитель физики, слегка задержавшийся
в школьной курилке. «Доктор Форбессер?» – восклицал удивленный
конкурент – «Но в расписании у класса сейчас физика!». Тогда Форбессер,
добродушно ворча, собирал свои манатки и топал в секретариат,
чтобы осторожно осведомиться, где ему сейчас следует вести урок.
Всё это занимало не меньше четверти часа, поэтому ученики в настоящем
классе Форбессера успевали смекнуть, в чём дело, и бесследно исчезали
в школьном подвале. «Э? А мы подумали, что урока не будет. Просто
доктор Форбессер так долго не приходил...»

Однако и в секретариате Форбессер был очень любим, так как он
регулярно являлся туда с цветами, конфетами и яичным ликёром.

Странности Форбессера, впрочем, не создавали ему больших проблем.
Простоты ради он всегда ставил всем ученикам отлично,
а на конференциях постоянно голосовал «за». Его любимым словцом
было «чертовски». («Чертовская незадача со мной сегодня приключилась.
Мне нужно было в Пасинг, а я сел на S2 _ ¹.
И только в Аллахе это заметил! Немедленно вышел, стал искать такси,
но во всём Аллахе нет ни одного такси – чертовская дыра»). Одет
он был обычно в исполинские джинсы, чей внушительный пояс поддерживался
подтяжками, напоминающими тросы подъёмного крана. На подтяжках
были вышиты эдельвейсы. Кроме того доктор Форбессер питал пристрастие
к ярко-розовым рубашкам. Пиджак он не носил, предпочитая ему очень
узкий жилет с оторванными пуговицами. «Чертовски раздался», –
пожимал он плечами, когда коллеги, тушуясь, намекали ему на изъяны
жилета.

Однако вопреки всей внешней весёлости доктор Андреас Форбессер-Майтинген
тоже страдал.

Одним скучным дождливым днём он вошёл в магазинчик фирмы Вотан-Дизайн
и сказал:

– Я не уверен, что я могу себе позволить снять шляпу, так как
мне кажется, что она чертовски полна воды, и тогда я залью всю
вашу мебель.

Это произошло – Джессика впоследствии сочла сей факт судьбоносным
– во вторник, и за прилавком стояла она сама.

– Осторожно дайте мне вашу шляпу, – сказала Джессика. Она понесла
её осторожно, как полную тарелку, к раковине. Тем временем доктор
Форбессер изучал ассортимент магазинчика. Он искал лампу для своего
письменного стола:

– Для домашнего. Я вообще-то учитель. В школе у нас нет письменных
столов. Только кафедры в классах.

Ему мечталось о такой лампе, которая была бы большой, но в то
же время маленькой, покрытой чёрным лаком, но не тёмной, изящной,
но стабильной, высокой, но, вообще говоря, скорее низкой.

– Всегда приятно, – сказала Джессика и вернула Форбессеру опустошённую
шляпу, – когда клиент имеет твёрдое собственное мнение.

– Да? – изумился Форбессер, расстегнул свою огромную куртку, достал
из внутреннего кармана жестянку, а из неё несколько фиолетовых
пластинок, которые он начал энергично растирать в руке.

– Ой, как интересно, – сказала Джессика.

– Это, – объяснил Форбессер, – стабилизирует кровяное давление.
Я лечусь уже четыре месяца. После того, как пластинки хорошо растёрты,
надо десять минут подержать ладонь напротив электрической розетки.
Мне помогает. Хотите попробовать?

– Не знаю, – сказала Джессика, я прохожу сейчас курс бамбуко-катательной
терапии, а вдруг они плохо сочетаются друг с другом.

– Бамбуко-питательной терапии?

– По доктору Блаази.

– Интересно. Вы что, питаетесь бамбуком?

– Да нет же, с питанием это никак не связано. Я катаюсь на бамбуке.

– Можете показать прямо сейчас?

Джессика хихикнула:

– Нет, здесь не выйдет.

Вместо циновки доктора Форбессеру пришлось купить небольшой бамбуковый
плот. Доктор и Джессика принялись кататься вместе. Здоровый образ
жизни не ведает стыда. Затем как-то само собой вышло, что они
переместились на диван. Потом Форбессер пошёл в душ. Ему пришлось
мыться в ванной, так как он не пролезал в дверь душевой кабины.

– У тебя есть для меня зубная щётка? – спросил Форбессер. – Я
же могу теперь говорить тебе ты?

– Зубная щётка. Хм... – сказала Джессика. – Если ты не очень брезглив...
ей уже сто лет не пользовались. О, я попробую продезинфицировать
её граппой. Там ещё оставалось в бутылке.

Джессика подошла к шкафчику, Форбессер стоял у неё за спиной.
Джессика открыла шкафчик (ключ был больше не нужен, шкафчик теперь
не запирался), протянула руку...

– Муууу...

– Чертовски странно, – сказал Форбессер.

После того, как Форбессер почистил зубы и оделся, он приступил
к научным изысканиям. Человек, который так часто говорит «чертовски»,
обычно не верит в нечистую силу. (Со словом «Бог» ситуация схожая).
Он открыл шкафчик ещё раз, на этот раз нарочито медленно.

Сначала не происходило ничего. Форбессер закрыл дверцу и снова
открыл её.

– Муууу...

– Муууу, – повторил Форбессер и добавил: – Но там ещё что-то есть.
Прислушайтесь! То есть, тьфу ты: слушай!

– Ага, – сказала Джессика, стоявшая рядом на одной ноге.

– Тихо.

Они затаили дыхание.

– Вроде бы где-то вдали лает собака.

– Несколько собак, – сказала Джессика, раскатала чулок на второй
ноге и выпрямилась.

– Вот! – воскликнул Форбессер. Корова замолчала. Лай стал отчётливей.
– И коза блеет.

Неожиданно всё смолкло. Форбессер повернул голову и вставил левое
ухо в шкафчик.

– Больше ничего, – сказал он. Джессика как раз пыталась закрепить
на своём костлявом теле несколько неуместный бюстгальтер.

Форбессер закрыл шкафчик и открыл его снова. Теперь послышалось
громкое чириканье.

– Отсюда, – сказала Джессика и достала тетраэдры.

– Действительно, – подтвердил Форбессер, – звук идёт изнутри.

– Смотри, блошиные ножки двигаются, хотя они вроде бы влиты в
стекло. Эти штуки у меня уже много лет, но я никогда этого не
замечала.

Чириканье не утихало.

– Это канарейки или что-то типа того, – сказал Форбессер.

– А может быть, – неожиданно пришло в голову Джессике, – волнистые
попугайчики?

Это были действительно волнистые попугайчики. Если бы вместо доктора
Форбессера-Майтингена в гостях у Джессики оказалась вдова Крткова
из Вышкова, то она – со слезами на глазах, вне всяких сомнений,
– узнала бы голоса Борживоя, Далибора и Симсона.

15.

В октябре 1999 года в течение одного часа приземлились три новых
космических корабля Златоликих: один около Хайльбронна _ ², второй в Энгадине _ ³
на дороге к Альбулапасу _ ⁴ и третий
в зальцбургском округе Лунгау в чистом поле рядом с шоссе Тамсвег–
Лессах.

Забегая вперед, следует упомянуть, что после отлета Златоликих
(они пробыли на Земле четыре дня) Джессика посетила все места
посадок, дважды одна, один раз в сопровождении Форбессера, но,
к своему удивлению, не нашла ни одного нового тетраэдра: ни в
Лунгау, ни в Энгадине, ни в Хайльбронне.

Златоликие из Энгадина и Хайльбронна в этот раз не взяли с собой
ничего. В отличие от Златоликих из Лунгау.

Корнелия Хихтер, Мировой Президент Объединенных Эзотерических
Обществ и Генрих Ноштрадамус-Два (с недавнего времени почётный
профессор университета Монтевидео и доктор honoris causa в Антананариву)
пребывали в тот день в Зальцбурге, где проходил конгресс общества
Fraternitas Saturni. Профессор Хихтер как раз стояла на трибуне
и описывала историю знаменитых экспериментов по воссозданию ритуала
Абрамелина _ ⁵. Как известно, после
того, как этот опыт не удался в двадцатых годах Алистеру Кроули
_ ⁶, в 1957 году его отважился повторить
наследник знаменитой стелы Кроули _ ⁷
Frater Finis Transcendam, он же доктор К.-Х. Петерсен _ ⁸, он же Фра Каликананда, при поддержке своей супруги
Сореллы Кама-Рупа.

– Они знали из опыта Кроули, – рассказывала профессор Хихтер,
– что приходится ожидать освобождения стихий чудовищных масштабов.
Мы тоже знакомы с записками Кроули. Недаром он выбрал для эксперимента
уединенный шотландский поселок Болескин на озере Лох-Несс. Да-да,
именно на озере Лох-Несс. О том, какие стихии
низринулись на Кроули после того, как примерно половина пути осталась
позади, он в своём рассказе лишь смутно намекает. Детали понятны
только посвященным. Известно однако, что Кроули прервал ритуал
и больше никогда к нему не возвращался. В 1957 году в Бендесторфе
доктор Петерсен и его жена преступили границу, на которой остановился
Кроули. Они рассчитывали единственно силой своей веры противостоять
могуществу стихий. Frater Finis Transcendam схватился за стелу
Кроули, Сорелла Кама-Рупа прижалась к спинке дивана... и в этот
самый момент с невообразимым грохотом на кухне взорвалась электрическая
соковыжималка...

Неожиданно хлопнула дверь. Маленькая девочка – как потом оказалось,
дочь одного из высших чинов Fraternitas Saturni – вбежала в зал
и завизжала:

– Они снова здесь! В Тамсвеге!

Возник переполох. «Где? Что? Как? Кто?» – слышались крики со всех
сторон.

– Где этот Тамсвег? – пропищала Корнелия, у которой была акустическая
фора – она стояла возле микрофона.

Один зальцбургский Брат Сатурна наклонился к Корнелии:

– Полчаса на машине.

Так почтенная публика, быстро, впрочем, разбежавшаяся в разные
стороны, осталась в неведении о том, что произошло с любознательными
Петерсенами после взрыва соковыжималки, равно как и о дальнейшей
истории ритуала Абрамелина. Корнелия и Генрих бросились к машине,
стоявшей неподалеку на платной стоянке, и без промедления помчались
в сторону Тамсвега.

– В этот раз мы будем там раньше других, – пропыхтела Корнелия.

– Если полиция нас не арестует за превышение скорости, – заметил
Генрих.

– А она нас арестует?

– Да... нет... если ты и дальше будешь так гнать...

– Ты никогда не был ясновидящим, – фыркнула Корнелия.

Несмотря на быструю езду Корнелии – их не арестовали, но в незнакомом
Лунгау они пару раз сбились с дороги – они успели в Тамсвег раньше
газетчиков, тележурналистов и неизбежных зевак, но уже после того,
как австрийская армия наглухо оцепила место посадки.

Корнелия рвала и метала. «Я все-таки пройду внутрь», – шипела
она. Меж тем стемнело. С превеликим трудом им удалось снять комнату
на зачуханном постоялом дворе. Довольно неловкая попытка Корнелии
подкупить австрийского офицера бесславно провалилась. Её злость
рвалась наружу. Ноштрадамус-два, оскорблённый замечанием, поставившим
под сомнение его ясновидческие способности, надулся и не произнёс
с тех пор ни единого слова.

– То, что ты сидишь, как пень, и молчишь, нам чрезвычайно помогает,
– просвистела Корнелия после незатейливого ужина в трактире.

– Всё, что я тебе мог бы сказать, я сказал, – парировал Генрих
и изобразил улыбку, которую он считал демонической.

– Тогда можешь сидеть дальше один, – пролаяла Корнелия и отправилась
спать.

За соседним столиком примостился старик с круглой головой.

– Йо-йо, – ухмыльнулся он и подмигнул Генриху.

– Вашздоровье, – сказал Генрих.

Так завязался разговор. Доказывает это, наконец, ясновидческие
(или хотя бы близкие им) способности Генриха? Или это опять была
случайность? Старик раньше был дровосеком, а теперь каждый вечер
один сидел за этим столиком, после того как три его партнера по
шнапсену _ ⁹ умерли в течение одного
года.

Сначала они переговаривались, наполовину развернувшись друг к
другу, но потом старик – его звали Фердинанд, фамилию разобрать
было невозможно, хлопнул рукой по своей лавке, и Генрих пересел
за его столик. Он заказал две больших порции фруктового шнапса,
обстлера, одну для Фердинанда и одну для себя. Ординарный австрийский
обстлер наряду со снежными лавинами и стилем вождения шофёров
грузовиков – самый опасный для жизни феномен Восточных Альп. Однако
австрийцы пьют его и сами, что можно объяснить только страстью
к саморазрушению, владеющей этими детьми гор, глубокой чёрной
ненавистью к самим себе, которая нашла выход в сублимированных
фантазмах Карла Крауса _ ¹⁰ или Томаса
Бернхарда _ ¹¹ – этих фейерверках
темноты, и также проявилась в работах Зигмунда Фрейда, в перверсиях
вроде «Дома трёх девиц» _ ¹² или «Жозефины
Мутценбахер» _ ¹³, в перекошенном
автопортрете Эгона Шиле _ ¹⁴, в симфониях
Густава Малера и в философии Людвига Витгенштейна. Когда Фердинанд
поднес рюмку ко рту, Генрих заметил, что у дровосека недостает
двух пальцев.

– Йо, – сказал Фердинанд, когда Генрих заговорил об этом, – енсопля.

– Не дружите с техникой?

– На, – и Фердинанд объяснил, что до того, как появились бензопилы,
лесорубы из-за неловкого обращения с крюками частенько просто
убивали друг друга. Сейчас недостает только пальцев, редко когда
руки.

Так завязалась беседа, несколько затрудняемая не столько штирийским
диалектом Фердинанда, брутальным выговором, сравнимым по крепости
с ординарным обстлером, сколько отсутствием во рту Фердинанда
подавляющего большинства зубов, ответственных за звукообразование.

– Тоже пила? – Генрих показал на зияющие пустоты, похожие на кошмар
дантиста.

– На-на, – возразил Фердинанд, – ранггельн. – Альпийская крестьянская
борьба. Фердинанд был звездой долины в этом виде спорта.

Генрих перевел разговор на Златоликих. Что Фердинанд об этом думает?
С тех пор, как он вышел на пенсию, ответил Фердинанд, он не чувствует
более необходимости иметь собственное мнение по политическим вопросам.
И пока никто из этих Златоликих («нийо исца сцалики») не попробует
занять в трактире его место, вся эта суета ему совершенно до фонаря.

Генрих заказал еще два больших обстлера.

– Они приземлились тут неподалеку.

– Йо-йо.

– Знаете этот лес?

Фердинанд заливисто захохотал.

– Я? Я леснесца?

Да он знает его, как свои пять пальцев.

– Но лес плотно оцеплен. Герметически.

– Ерметица? Йо! Ерметица? – Фердинанд чуть не подавился от смеха
своим шнапсом. Никто не сможет закрыть этот лес от Фердинанда.
«Этлесца не.» В нём располагалась лесопилка,
на которой Фердинанд проработал несколько лет.

Генрих заказал по третьей.

– Проведешь меня туда? В убытке не останешься.

– Пряща? Носца?

– Ну конечно, прямо ночью.

И Генрих заказал по четвертой.

– Лады, – кивнул Фердинанд и указал на генриховы ботинки – крепца?

– Вездеходы, – уверил его Генрих.

Сперва Генрих хотел сказать, что ему надо разбудить свою жену,
чтобы она пошла вместе с ними, но потом он припомнил её утреннюю
оскорбительную реплику. Это была, как известно, не первая колкость
подобного рода. Сейчас, – подумал Генрих, – сейчас
я ей за всё отомщу. Не Корнелия, а именно он, Генрих Ноштрадамус-два,
первым вступит в контакт со Златоликими.

– Ну йо? Дёсца-недёсца? – грубо прервал ход его мыслей Фердинанд,
который уже встал и напялил свою охотничью шляпу.

«И даже если она мне этого никогда не простит!» – похохатывал
Генрих.

– Йо?

– Ничего-ничего. Идём! – сказал Генрих и подтолкнул Фердинанда
к двери.

Они доехали в автомобиле Генриха до прогалины, расположенной невдалеке
от армейского оцепления. Куда ехать, показывал Фердинанд. Там
они оставили машину – она была найдена лишь несколько дней спустя
– рядом с длинными штабелями бревён, дошли по болотистой канаве
до почти высохшего ручья, и стали подниматься вверх по очень крутому
склону – без фонарика в дремучем лесу – «старик видит, как рысь»
– думал Генрих, которому предприятие быстро стало казаться сомнительным.
Однако ему не оставалось ничего иного, как вслепую карабкаться
вверх за тенью Фердинанда. Внизу по бокам они видели сторожевые
костры солдат, и после того, как они преодолели последний лесной
подъём, усеянный громадными валунами, они неожиданно оказались...
Нострадамус-два тяжело дышал: он дышал вдвойне тяжело, во-первых,
от трудного подъёма, а во-вторых, от волнения. Они стояли на лесной
поляне. По сторонам в сумрачном горном воздухе высились огромные
ели. Но еще выше, чем ели, был чужеродный, зеленовато-чешуйчатый
и вызывающий оцепенение металлический остов межгалактического
звездолёта. Как пилон мощного кафедрального собора, опора космического
корабля глубоко вонзилась в землю, как раз в том месте, в котором
Нострадамус заполз на поляну. Сначала опора показалась ему просто
скалой, но потом он увидел свет. Из корпуса корабля с шипением
появился луч, а сверху послышался звук...

Фердинанд Промачек, вдовец, пенсионер, прежде дровосек, 73 лет,
прописан в Тамсвеге по адресу Лупцевальная 16, не судим, репутация
безупречная, примерно четырнадцать дней спустя представил жандармерии
подробное описание событий, которое не было дословно включено
в протокол, так как – по меткому замечанию старшего жандарма –
«чрезвычайно простонародный способ выражения наряду с дефектами
речи делают дословное протоколирование нецелесообразным». Промачек
был найден в лесу после того, как хозяин трактира «У Белого Дьявола»
подал заявление о его пропаже. Лес, в котором блуждал совершенно
одичавший и съехавший с катушек Промачек, был не тем лесом, в
котором приземлились Златоликие. Промачека нашли в соседней долине
Гёрьях. Чтобы попасть туда, ему, вне всякого сомнения, пришлось
преодолеть горную цепь между долинами Гёрьях и Лессах, чья высота
составляет 2000 метров в самом низком месте.

Ниже следует протокол, в переводе со штирийского на жандармский:

«Пр. показал, что вступил вечером указанного дня в пресловутом
трактире «У Белого Дьявола» в знакомство с неизвестным лицом возм.
туристом, причем последний согласно воспоминаний Пр. предоставил
в его распоряжение три возм. четыре обстлера» (Протокол сохранил
следы напряженного мыслительного процесса, посвященного поиску
грамматически точной формулировки: «фруктового шна...»,
«фруктового само...», «обстелера», «обсетлера»,
выражение «предоставил в его распоряжение» тоже не сразу пришло
жандарму на ум, но здесь проблема была скорее стилистического
порядка, варианты: «сервировал», «угостил»,
«заказал», «поставил» казались, видимо,
недостаточно официальными) «Неизвестный, именуемый далее согласно
воспоминаний Пр. Генрихом, изложил просьбу о
сопровождении его к месту приземления пресловутого Неопознанного
Летающего Объекта на террит. общины Лессах, каковую просьбу Пр.
удовлетворить был способен, обладая доск. информацией о топограф.
особ. назв. участка леса на основе многолетней работы в качестве
лесоруба/дровосека и в состоянии находясь вышеупомянутого Генриха
в обход офиц./воинских заграждений провести. Названный неизвестный/Генрих
использовал совместно с Пр. автомобиль для продвижения в лес на
целесообразное/возможное вследствие заграждения расстояние, после
чего оба продолжили углубляться в лес через оный же пешим порядком.
После пешего марша длительностью 3/4 часа Пр. и турист достигли
Неопознанного Летающего Объекта. Неизвестный поднял голову для
осмотра сего, в каковой момент из Объекта выдвинулось нечто вроде
шланга, коий шланг, согласно воспоминаний Пр. имеющий сходство
с большим пылесосом, светился красным светом. Вышеупомянутый Генрих
засветился такоже красным светом, вытаращил глаза и исчез ягодичной
частью вперед» (сначала жандарм написал «ягодичной поверхностью»,
какое слово употребил Фердинанд, нетрудно представить) «в шланге.
Сие произошло столь быстро, что неизвестный, со слов Пр., «не
успел сказать «ой». Он, Пр., одновременно был заброшен
порывом ветра в кусты, в результате чего разбил колено, каковое
повреждение однако опасности для бывшего дровосека не представляет.
В ходе полёта/забрасывания пребывая в воздухе, Пр. поклялся возжечь
свечу высотой 60 см. св. Леонарду _ ¹⁵,
оную свечу по сей день не возжёг, но возожжёт при первой возмож.

Примечание: по моему собственному запросу владелец трактира «У
Белого Дьявола» показания упомянутого Пр.– четыре обстлера – подтвердил.
Автомобиль не идентифицированного исчезнувшего/туриста на лесной
дороге А/16, община Лессах, отметка 1.2 км. найден и, как таковой,
опечатан.

Под диктовку Пр. мной записано, сим подлинность подтверждаю,

подп. Шнюрль Херберт,

старший жандарм.»

После исполнения формальностей старший жандарм Шнюрль Херберт
отпустил Фердинанда Промачека восвояси (тот решительно направился
к церкви и возжёг бы, вероятно, свечу, если бы не трактир «У Белого
Дьявола», коварно встретившийся на полпути), откинулся со вздохом
на спинку стула, еще раз просмотрел протокол, положил его в папку
и сказал своему подчиненному помощнику жандарма Шафгайсту Антону:
«А щас сгоняй-ка в кабак и притащи мне жаркого с кнёдликом и маленькую
пива».

16.

Когда Корнелия Хихтер проснулась, она, конечно, сразу заметила,
что Ноштрадамуса-два нет рядом и, так как соседняя кровать была
нетронута, сообразила, что он вообще не ночевал в комнате.

Она попыталась восстановить в памяти вчерашние события и предположила,
что Ноштрадамус-два, разобидевшись на неё из-за злополучной издёвки,
набрался в трактире до положения риз. Хотя подобный фортель и
был совершенно не в духе экономного Генриха.

Корнелия оделась и спустилась вниз, чтобы стоически встретить
то, что на данном постоялом дворе понимали под словом «завтрак».
Осторожные расспросы обслуги помогли установить, что «господина»
видели здесь, в трактире, пьющим ординарный австрийский обстлер
в обществе трёхпалого Фердинанда.

– А потом? – поинтересовалась Корнелия.

– Потом они ушли.

– Вместе?

– Да. Вместе.

Значит, всё-таки набрался, подумала Корнелия, и пошел дальше кутить
к этому Фердинанду...

Корнелия достала ключ из сумочки и отправилась к машине, но, к
ее изумлению, машина тоже отсутствовала. К злости теперь добавились
мрачные предчувствия. Возможно, Генрих вовсе не напился, а осознанно
решил бросить её здесь. В одной из самых задрипанных гостиниц
Австрии, в местечке, которое, как любил выражаться Некий Михаэль,
«нельзя назвать покинутым Богом, потому что Бог сюда никогда и
не добирался». И всё только из-за того, что она в шутку позволила
себе усомниться в его ясновидческих способностях. Слегка
усомниться.

Корнелия попыталась поставить себя на место Ноштрадамуса-два,
чтобы выяснить, куда он мог направиться. Когда она дохлебала отдающую
жареными майскими жуками бурду, которую хозяйка мошеннически выдавала
за кофе, она уже знала ответ: «К мамочке!»

Мать Генриха, Роза Хаммеле, вдова инженера-текстильщика, жила
в Бакнанге и раз в несколько недель справлялась у бабушки Хихтер
о том, носит ли Генрих шарфик и не забывает ли он включить электровытяжку,
когда Корнелия курит. Корнелия принадлежала к вымирающему на глазах
роду курильщиков.

Трижды на памяти Корнелии Генрих ездил к матушке и каждый раз
возвращался через три-четыре дня. Корнелия решила и сейчас не
звонить в Бакнанг, а насладиться своим положением оскорблённой
и брошенной женщины. Она поднялась в комнату, стала собирать вещи
и, к своему удивлению, обнаружила, что Генрих сбежал вовсе без
багажа, даже его электробритва осталась лежать на полочке над
умывальником.

Ну конечно, сказала себе Корнелия, мамочка обо всём позаботится.
Крошке-Генриху ничего не надо тащить с собой. Лишь бы он сам приехал.

После некоторых раздумий Корнелия упаковала и генриховы пожитки,
поставила чемоданы к двери и спустилась вниз.

– Рассчитайте меня, пожалуйста, – сказала она, – если захотите
убраться в комнате, снесите мой багаж сюда, я сегодня в любом
случае уеду. И еще мне нужно такси.

Неприветливая хозяйка мычанием выразила частичное согласие, но
по поводу такси лишь мотнула головой в сторону улицы. Корнелия
вышла наружу. В Тамсвеге царил форменный переполох. По улицам
ездили военные машины. Над городом кружили вертолёты. Репортёры
и телевизионщики наступали друг другу на ноги. Рестораны и кафе
срочно меняли меню на новые, с более высокими ценами. О такси
можно было только мечтать. Корнелия еще раз помянула Генриха недобрым
словом. В бесплодных поисках она добрела до вокзала и решила заодно
глянуть на расписание поездов. Тут выяснилось, что Тамсвег лежит
действительно на краю света. Чтобы добраться из Тамсвега до Зальцбурга
надо было проехать через Грац – Триест – Каир – Кейптаун... нет-нет,
не совсем так, но через Унцмаркт – Сент-Михель – Зельцталь – Бишофсхофен
и надеяться, что повезёт с пересадками. Корнелия с лёгкой душой
перешла от невинных ругательств к полноценному сквернословию.

В этот самый момент госпожу профессора Хихтер узнал проходящий
мимо журналист. Он немедленно сунул ей под нос микрофон.

– У меня еще нет полной информации, – сказала Корнелия. – Я только
приехала. У меня еще не было возможности поговорить со Златоликими,
но я не сомневаюсь в том, что в этот раз они огласят своё послание.
Я как раз собираюсь на место посадки. Я не побоюсь громких слов
– третье прибытие Златоликих станет подлинным триумфом Избавления.

Журналист сердечно поблагодарил профессора Хихтер за беседу и
выключил камеру. Потом он спросил:

– И как же вы проберётесь к месту посадки?

– Честно говоря, не знаю, – ответила Корнелия растерянно, – свободных
такси что-то не видать.

– Мы готовы предложить вам место в нашей машине, – мгновенно оценил
ситуацию журналист, – если вы согласитесь предоставить нашей телекомпании
эксклюзивные права на интервью после вашей беседы со Златоликими.

Так Корнелия поехала в машине телевизионщиков в долину Лессах,
однако побеседовала не со Златоликими, а с несколькими мрачными
и недружелюбными солдатами и офицерами австрийской армии, на которых
имя и положение Корнелии Хихтер не произвели ни малейшего впечатления.

Обозлённый журналист был готов высадить Корнелию прямо в лесу,
и ей еле-еле удалось уговорить его вернуться назад в Тамсвег,
где она как раз успела на последний поезд. На пересадку в Леобене,
впрочем, она опоздала. Там ей и пришлось заночевать, благодаря
чему выяснилось, что на свете бывают гостиницы и похуже тамсвегской.
Лишь спустя 48 часов, после того, как Корнелия исколесила большую
часть Австрии, ей удалось добраться до своего дома на Штарнбергском
озере.

Через несколько дней она не выдержала и позвонила мамочке Хаммеле
в Бакнанг. «Генриха здесь нет», – всхлипнула в трубку почтенная
дама, немедленно погрузившаяся в глубокую депрессию.

Только когда в прессе появились – невероятно искажённые, преувеличенные
и приукрашенные – сообщения о приключениях дровосека Фердинанада
Промачека из Лунгау, у Корнелии забрезжили первые подозрения.
Подозрения переросли в уверенность после того, как удалось идентифицировать
оставленный на лесной прогалине автомобиль. Генрих Хаммеле, именующий
себя Ноштрадамус-два, был тем самым человеком, которого всосал
загадочный шланг Златоликих. Но куда более ужасным представлялся
тот факт, что и тут Хаммеле вероломно опередил Корнелию Хихтер.

––––––––––––––––––-

Примечания

1. линия пригородной электрички

2. город в Баден-Вюртемберге, севернее Штутгарта

3. горная долина в Швейцарии

4. гора в Швейцарии

5. ритуал Абрамелина известен из средневековой книги
«Священная магия Абрамелина», позволяет установить контакт со
своим ангелом-хранителем и под его защитой призвать на свою службу
ангелов и демонов.

6. считается, что Алистер Кроули (1875 – 1947) проводил
опыты по воссозданию ритуала Абрамелина в Болескине в 1903 году.

7. стела Кроули (она же стела 666, Стела Откровения)
– погребальная скрижаль Анкх-аф-на-хонсу, Жреца Менту, который
жил в Фивах во времена XXV-ой династии в древнем Египте, около
725 г. до н.э., обнаруженная Кроули в Булакском музее в Каире
и помогшая вступить в медиумный контакт с сущностью Айвасс, надиктовавшей
ему телемитскую «Книгу Закона»

8. Карл-Хайнц Петерсен (Frater Finis Transcendam, Фра
Каликананда) (1912-1957) – популяризатор работ Кроули и переводчик
его книг жил в городе Бендесторф под Гамбургом. Его кузина и магический
партнер Сорелла Пингвилл (Кама-Рупа), на самом деле покончила
с собой в 1956 г., т.е. до указанной Розендорфером даты опыта.
Последовавшую через год смерть самого Петерсена некоторые исследователи
связывают с неудачным выполнением ритуала Абрамелина.

9. карточная игра

10. Карл Краус (1874-1936) – австрийский писатель,
публицист

11. Томас Бернхард (1931-1989) – австрийский писатель

12. оперетта (1916) Генриха Берте, которая целиком
составлена из музыки Франца Шуберта

13. история жизни знаменитой венской проститутки. Под
псевдонимом автора скрывается австрийский писатель Феликс Зальтен
– автор всемирно известной сказки «Олененок Бэмби».

14. Эгон Шиле (1890-1918) – австрийский художник

15. один из самых почитаемых святых в альпийском регионе