Жизнь как есть

Педагогическое поражение и педагогическое продвижение

(приемная дочь и «трудные» дети)

На днях позвонили с пятого канала питерского ТВ: как я отношусь
к тому, чтобы не было детских домов, чтобы всех детей брали в
семьи…

А за день до этого Дмитрий Быков в своей статье на эту тему (называя
наш «Роман воспитания» прекрасным) написал, что мы – Горланова
и Букур – до сих пор не оправились от всего, что пережили с приемной
дочерью…

На самом деле нам повезло – приемную Наташу увела тетка (когда
ее выставка должна была поехать в Париж, когда мы выхлопотали
ей комнату). Но если бы не повезло, то да – мы бы, умерли уже
или лежали в параличе.

Есть такой анекдот: полез Мичурин на вишню за яблоками, а его
там арбузом прибило! Как раз все про нас с мужем и нашу приемную
дочь.

Были мы в советское время такими мичуринцами: взяли в 1979 году
на воспитание девочку 6 лет (у нас тогда родилось уже двое своих
детей) и свято верили, что привьется «девочка из лужи» к нашему
семейному древу… Оформили опекунство.

Дело в том, что тогда мать девочки посадили в тюрьму, а о ребенке
никто не подумал – так она и бегала голодная во дворе. Не только
голодная. Когда я стала ее мыть, то вши фонтанами выпрыгивали
из волос на голове. Лишаи струились по всему телу. Зубы у нее
болели, почки отказывали, а хронический гепатит, тонзиллит, аденоиды
не давали ей ни есть, ни дышать, но совершенно не мешали ей думать.
Она, например, говорила мне:

– Теть Нин, знаешь, что самое-самое страшное на свете?

– Что?

– Когда родят ребенка: ты холёсенький-холёсенький, а потом бросят
его и забудут!

Сначала мы жалели ее, потом быстро полюбили, не быстро, но все
же вылечили (даже сняли ее с учета по хроническому пиелонефриту).

Труднее было с учебой. Дитя алкоголиков, она никак не могла, например,
усвоить иксы. 4х=8 – такой пример она не могла решить ни при какой
погоде. Но я заменяла ей все иксы на конфеты. 4 конфеты стоят
8 копеек – она решала уже мгновенно.

В житейском смысле она была вообще очень умна, но это не мешало
ей врать, воровать и все такое прочее. Поскольку воры получают
энергию не только от присвоения чужого, но и от самого процесса
(они – «творцы», как в театре почти: сами пишут сценарий, сами
режиссеры и актеры, а также жюри, приз тоже сами получают), мы
стали переключать эти способности приемной дочери на настоящее
художественное творчество – живопись. За 6 с половиной лет жизни
у нас она так преуспела, что в 1984 году у нее была всесоюзная
выставка в Тбилиси, в Доме детского творчества.

Вот тогда-то мы и выхлопотали девочке комнату (картины, написанные
маслом, долго сохнут, запах краски мешает, поэтому мы считали,
что эта комната будет мастерской).

Да, мы жили в коммуналке, а комнату ДЛЯ МАСТЕРСКОЙ получили в
другой коммуналке ( в гораздо более новом доме). Поэтому туда
охотно переехала наша соседка по кухне, таким образом наша приемная
дочь стала формально нашей соседкой. На деле же мы надеялись и
дальше жить, как одна семья.

Но на следующий день родная тетя девочки (тетю мы не видели 6
лет) пришла и пообещала девочке… джинсы. В 1984 году джинсы были,
как сейчас – мерседес. И наша приемная дочь ушла к тете!

Я сразу сказала: дело в комнате. Но девочка не слушала меня:

– Нет, они мне родные, они мне джинсы купят!

Тогда мы стали умолять тетю, чтобы она поменяла эту комнату –
жить рядом с предавшей нас девочкой уж очень трудно.

Ведь я все-все для нее делала, а она! Перед этим как раз у нее
была желтуха, а время советское – то есть в марте фрукты можно
было купить лишь на рынке, втридорога, и я сдала свое обручальное
кольцо, чтоб носить ей эти фрукты с рынка 40 дней в больницу.
А она… И какой пример нашим детям – что можно предать, забыть!
Однако, тетя подала на нас в суд (что мы не впускаем ее), суд
этот выиграла, а потом взломала дверь в квартиру и въехала.

– Начался тяжелейший период совместной жизни. И тетя, и девочка
(видимо, наученная тетей) нас буквально оскорбляли, материли,
но сейчас уже не хочется даже вспоминать это страшное время…

Потом оказалось, что я права, тете в самом деле нужна была только
комната. А девочку она сдала в детский дом. Но тут уж мы стали
бороться против тети! И комнату отстояли, сохранили для девочки.
Она пришла в нее хозяйкой после 16 лет… Но с нами уже не общалась.
Да и мы тоже не рвались к общению – уже разлюбили ее.

Для нас это педагогическое поражение было шоком. Я как раз в 1984
году родила дочь, и у меня от переживаний пропало молоко, с трудом
я вышла из страшной депрессии. Любишь ведь того, в кого вкладываешься,
а мы очень вкладывались в нашу приемную дочь. Муж писал ей записки
в стихах под подушку:

   «Полюбила ты глиста,
   так целуй его в уста!»

Это чтоб отучить ее грызть ногти, мы говорили, что там яйца глистов,
но слова не действовали, а такие вот стишки – помогали.

Почему же она от нас так легко ушла (за джинсы, которые тетя ей
так, кстати, и не купила)? А потому что росла при матери-алкоголичке,
которая даже не кормила ребенка (девочка воровала размоченный
хлеб у голубей – его крошили старушки во дворе, причем не раз
голуби ее били своими сильными крыльями, так как недокормленное
дитя было мало ростом).

Не видя от мира заботы о себе, она думала, что МИР ЕЙ ДОЛЖЕН (все
должны). И обещание тети восприняла как должное. Я-то не могла
купить ей джинсы в 1984 году (мы жили весьма скромно, как все
советские люди).

Прошло лет десять, наша бывшая приемная дочь однажды пришла к
нам и попросила у меня прощения за все. И я простила ( не сразу
- сложная была коллизия, но потом я сказала ей, что простила).

В настоящее время нашей бывшей приемной дочери 32 года, она стала
коммерсанткой, замужем. У нее растет сын. Он учился одно время
в той же школе, где учились мои младшие дочери, поэтому я знаю,
что сын этот накормлен, одет, вымыт и прочее. То есть даже 6 лет
в нашей семье изменили «традицию» семьи. Дело в том, что бабушка
ее тоже пила и не кормила свою дочь (которая была матерью нашей
девочки). Соответственно та пила и не кормила свою дочь. А вот
эта – «наша» - кормит сына, учит, одевает. То есть наш проект
оказался не такой уже провальный, как мы думали в момент ухода
девочки от нас… Некоторые положительные результаты налицо, просто
они не сразу проявились.

Муж мой в свое время предлагал взять еще 2-3 детей из детского
дома, чтобы наша приемная дочь не могла придираться к нам. « Свою
родную Сонечку больше любите – не заставляете посуду мыть!» В
то время как Соне было 2 года, и глупо было бы ее заставлять мыть
посуду. Однако нам тогда не позволили взять даже одного ребенка
из детского дома, потому что не было у нас соответствующих бытовых
условий (большой жилплощади и прочее).

И вот случай дал мне возможность убедиться в том, что муж был
прав, что воспитание сразу нескольких детей, брошенных родителями,
когда они все на равных, является более успешным проектом.

В 2000-2003 годах я преподавала живопись в детском приюте «Шаг
к дому». Там были дети-бродяжки, которых ловили на рынке, кормили
кашей и приглашали в приют. А в приюте их мыли, одевали, кормили,
учили в школе, а помимо этого – я с ними занималась живописью
два раза в неделю. Не думаю, что арт-терапия играла очень большую
роль, но сам факт, что 4 часа в неделю дети не носились по улицам,
не воровали, не нюхали клей, а писали картины маслом, уже отраден…

Все эти дети напоминали мне мою приемную дочь: расторможенные,
но очень талантливые. Мы начали с автопортрета. Я сказала: каждый
из вас – единственный на земле, больше такого нет, поэтому всматривайтесь
в себя в зеркало и передавайте свои особенные черты (кто считает
себя веселым, пишите улыбку, кто считает себя красивым – это передайте
и т.д.). И вот кто-то себя, как Пиросмани, изобразил в черных
тонах, кто-то кисочку такую написал – под Мари Лорансен, розово-бежевую…
А один мальчик, который во время бродяжничания был замешан в убийстве
бомжа, никогда не писал людей или животных:

– Я ничего живого рисовать не буду!

Даже рыбку, петушка или бабочку он не мог рисовать, даже Ангела!
Только всегда – цветы или пейзаж…

Когда я давала им сюрреализм как сон или мечту: мол, напишите,
кто что видел во сне или в мечтах (свадьбу, золотую рыбку), еще
один мальчик с затравленными глазами, перенесший сексуальное насилие,
нарисовал, как один черный человек стреляет в другого черного
человека. И подписал: «Террорист расстреливает мента». Я просила
его:

– Хотя бы Ангела сбоку нарисуй, ведь Ангел в рай уносит душу милиционера,
который погиб мученически…

Но мальчик отказался. Тогда я всех стала хвалить, а этот мальчик
ждал-ждал похвалы, не дождался, взял новый лист ватмана и нарисовал
там речку, из которой выпрыгнула золотая рыбка. И я его похвалила…

Но не так все легко и быстро меняется в душе ребенка! На следующем
занятии я хотела дать им какое-то – очень упрощенное, конечно
- представление об абстрактной картине. Мы рисовали сердце, вписанное
в треугольник, который был вписан в круг, а тот – в квадрат. И
я просила в сердце поместить – то, что хочется (улыбку, маму,
солнце, конфету, яблоко и так далее). Самый маленький Дима сказал
мне: «А у меня в сердце – вы!». А тот, что с затравленными глазами,
спросил:

– А если в сердце черви?

Я растерялась, даже очень. Но виду не подала и говорю:

– Это у всех бывает, но ты на этом не заклинивайся, и все пройдет.

После этого он все равно червей в сердце поместил, но уже это
были какие-то скорее декоративные арабески желтого цвета – не
совсем как бы уже черви… Я похвалила его: мол, какие красивые
узоры! И тут случилось чудо: глаза мальчика засияли, он забегал
и закричал: «У меня красивые узоры! Красивые узоры!»

В конце урока воспитательница всех угощала всегда разными сладостями,
а из рисунков и картин детей потом сделали большую выставку, на
которую пригласили родителей и родственников детей (приют этот
– именно «Шаг к дому», там стараются вернуть всех в свои семьи
или – в патронатные семьи).

Так вот за 3 года работы в этом приюте я увидела, что результаты
воспитания сразу многих «трудных» детей, которые в прошлом имеют
одинаково несчастливые судьбы, плодотворно. На моих глазах они
менялись: стали учиться в школе, глаза их повеселели, ножи к горлу
воспитателей они уже перестали подносить, но главное – от клея
все отказались.

Значит, так: если брать приемыша, то лучше-плодотворнее - сразу
несколько таких детей – «трудных», чтоб они на равных друг с другом
росли… Но при этом все равно можно ждать кризисов у родителей.
Слишком непосильное дело – растить детей, которым любви целого
мира мало! Мне недавно написала одна взрослая женщина – сирота
с 6 лет: «Никогда никто не компенсирует мне это детство без любви
прожитое, ЛЮБВИ ЦЕЛОГО МИРА НЕ ХВАТИТ!»

Так вот: приемные дети все время будут упрекать вас в том, что
мало вы им дали того и этого, любви и внимания, заботы и конфет.
Хотя вы-то знаете, что даете им максимум, но никогда они не поймут
ОБЪЕКТИВНО всего.

А воспитатель в детдоме может вечером пойти домой и отдохнуть,
а утром вернуться к своей работе воспитания.

Только это должен быть хороший детдом. Лучше – частный (в таком
именно я и работала – его в основном голландцы спонсировали).

Мне возразят: вот на Западе берут наших трудных и ничего – прекрасно
справляются. Так там другие возможности (материальные). Там няни,
помощники, психологи и пр.

За последние годы так упала рождаемость! Надо сохранить хотя бы
тех детей, которые уже родились! Но сделать это нужно не с бухты-барахты,
а серьезно обсудив-обдумав.