Поэзия

Помню в Одессе
Помню в Одессе,
Двадцать лет назад,
В августе,
Мы шли с ней через парк Ильича
Домой, в 4-й Водопроводный переулок,
Где жила ее бабушка.
В парке Ильича работали уличные художники,
И она захотела сделать свой портрет.
Она была на шестом месяце,
И немного на нервах.
Она посмотрела на выставленные женские портреты
И, видимо, была уязвлена своей собственной,
Без толку пропадающей красотой.
Красотой... ну да, как ее и опишешь!
Красота она и есть красота -
Это не миловидность какая-нибудь,
Или смазливость, или там какая-то оригинальность,
Красота...
Это стоило двадцать пять рублей.
Ровно столько же я только что проиграл на пляже каким-то каталам.
В общем-то, сущие пустяки по моей тогдашней зарплате,
Но дело в том,
Что человек, владеющий такой красотой,
Да ещё и на шестом месяце,
Не имеет права дуться в очко с шулерами...
И она захотела сделать свой портрет: 
Пусть хоть уличный мазила оценит.
Пусть у неё самой будет память.
Пусть...
Не надо... – слабо возразил я,
Предвидя, чем все это кончится,
Но она только упрямо мотнула головой,
И мазила принялся за свое чёрное дело.
Когда сеанс был закончен,
Она, не глядя, взяла лист с портретом,
Отдала деньги, и мы двинулись к выходу.
В глубине аллеи она быстро взглянула на то, 
Что было изображено на толстой, шершавой бумаге,
На ходу разорвала ее, бросила под ноги
И заплакала злыми слезами.





Блюз женской психбольницы
Данке шён!
Данке шён!
Мы гуляем нагишом!
Сенк ю, сэнк ю
Вери мач,
Дорогая тётя врач!
Оттого нас не любили,
Что одетые ходили,
Нас любили слишком с детства,
Не давали нам раздеться.
Данке шён!
Данке шён!
Мы гуляем нагишом!
Сэнк ю, сэнк ю вери матч,
Мистер гуру, главный врач!





Любовь по-старинному
Прощай, любовь, ты помнишь, милая,
Прогулки по кладбИщам наши?
Себе местечко для могилы мы
Искали помилей, покраше.

Ты дура, ангельски красивая,
Я сволочь с чёрною душой.
Лежать хотела б ты под ивою,
А я под яблоней большой.

Теперь ветра, и одиночество,
С желаньем жить большой напряг,
Но в грязь осеннюю не хочется – 
Все нынче мерзость, где не ляг.

Прощай, надеюсь все устроится
А все ж неясно мне пока ещё,
Зачем тянуло нас на кладбища?
Какая суть за этим кроется? 

Но может ты в своё безумное
Погружена, где свет так ясен,
Ведь ты ж для дуры слишком умная,
Хоть облик твой всех дур прекрасней.





Вот интересно
Вот интересно,
Так же ли в раю,
Или в аду,
Иль где там?
Меняются сезоны,
Вслед за летом
Пьют тени сладкий осени портвейн,
И первый снег летит сквозь них, как благовест,
Чтоб лечь и ждать второго в чистоте
Нетронутой, бесследной, непорочной.
Когда мне не звонят ни сын, ни дочка,
Я словно житель тех высоких мест.
Еще немного, и ходить смогу,
Следов не оставляя на снегу





Ире
Прощенья попрошу с тоской,
И ты словно очнёшься,
И на мгновение щекой
К губам моим прижмешься.

Не требуя, и не прося,
Прикрыв улыбкой смуту,
Как будто жертву принося
Нездешнему кому-то.





Лене
Тебе повезло, моя Мерилин Монро,
Тебе повезло, тебя любит пацан с Гражданки,
И ты не предашь меня, Че Гевару метро,
Даже если и вколят тебе слишком много ханки...

И пусть мой блюз – обреченности ноты шипящие,
И пусть не алмаз впереди у нас, а зола буквально,
Зато мое время – оно настоящее,
И у нас полчаса с тобой, и это вообще нормально...

Завтра опера пуля найдет меня возле Гостинки,
Или в подвале ментовки из меня сделают мясо,
На опознании ты узнаешь мои ботинки,
А потом будешь всю ночь пить, и смотреть Тинто Брасса...





Смех и радость мы приносим людям
С лицедейкой лицедей
Мы с тобою не спешили,
Мы с тобой людей смешили.
Мы с тобой смешим людей,
Мы посмешище людское.
Рассмешили мы округу
Не смешные друг для друга.
Часто я молюсь в тиши,
Когда шорохи слышны,
Чтобы были мы смешны
Вместе хоть до декабря бы.
Еще день и ночь хотя бы.
Или без меня, одна,
Ты была смешна, смешна...





Дочке Маше
Два полюса мы с тобой,
Увлеченные с ранних лет
Отталкивания игрой,
Ведь ближе на свете нет.

С такой добротой в душе –
До счастья подать рукой,
С такой добротой уже,
Как ангелы, мы с тобой.

Поэтому интересно,
Кто из нас оттолкнет сильней
Другого ударом в сердце,
Или еще больней.





Блюз потенциальной ямы
В час, когда душа – зима,
Копией ее уменьшенной,
Разговариваю с женщиной
Выше среднего ума,
Благородства неземного,
И бесстрашия большого,
С доктором от безыскусства,
Обезумевшей от чувства,
Пред которым страсть – игрушка,
И Офелия – старушка,
Все, чего она коснется,
Иль умрет, или вернется
В суть, чьё имя – Чистота.
Я же думаю о сыне, – 
Пусть хирург мне сердце вынет!
Бросит псам. Я не жилец.





Такая мысль
Уходят бабы, словно годы,
Уходят бабы, как отливы,
Другие, как другие годы,
Приходят. То же и приливы.
А ты уйдешь, такая мысль,
Уйдет (и черт с ней!) эта жизнь.