Проза

Начало

Продолжение

Мальчик-девочка

Пятиклассники расселись по местам и, так как учителя не было,
галдели пуще обычного. В класс постучалась и тут же открыла дверь
завуч. Ученики притихли.

– Где Рудольф Вениаминович? – спросила завуч. – Нету? Странно…
я же его только что видела… Вы почему кричите на всю школу?! Ну-ка,
чтоб ни звука больше!

Она ушла, а ребята стали задаваться вопросом «почему нет учителя?».

– Может, домой пойдем, Рудольф заболел наверно? – предложил Алеша
Бобров.

– А если он припрется? – осторожничал Сережа Безматерных

– Лучше бы он заболел или сдох,– мечтал Антон Штенников.

– Говорят, что Рудольф наркоман, – сказал Андрей Пастухов.

– Он не наркоман, – возразила Лена Рейн, – он из психушки сбежал.
Он шизик.

Пятиклассники засмеялись и наперебой выдвигали новые версии и идеи:

– Он, наверно, этот, как его… гомик! Ха ха ха!

– Нет, он наверно в унитаз провалился и в говне утонул!

– Давайте ему жевачку на стул положим или наплюем в дипломат!

– Он тут тогда всю школу разнесет, придурок.

– Психопат!

– Урод!

– Козел!

– Трансформер, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Женя Верещагин.

Все замолчали и повернулись к нему.

– Ха, как Рудольф, такой же мудак, – усмехнулся Вова Лялин.

И вновь волна смеха прокатилась по классу.

Дверцы шкафа медленно открылись, и оттуда, улыбаясь во весь рот,
вышел Готов. Состояние учеников, «не совсем лестно» отозвавшихся
о классном руководителе, стало близким к полуобморочному.

– Так, так, так… – радовался учитель удавшемуся розыгрышу. – Всё!
Теперь всё, допрыгались. Ну и как, по-вашему, дальше жить будем?
В глаза смотреть, не увиливайте от ответственности. Кулаев, так
кто я? Гомик? Встань, встань… Отвечай, кто я?

Мальчик встал и опустил голову.

– В глаза смотреть, я сказал. Давай, смелее, кто я? Отвечай, тебе
все равно жить осталось пару минут. Ну у у!!!

– Никто, – тихо сказал Кулаев.

– Никто, значит? Это я-то никто? Ты знаешь, что за такие слова
делают? Да я сейчас язык твой поганый плоскогубцами вырву. В интернат
для слепоглухонемых захотел? Быстро устрою. Садись, наш разговор
не закончен.

Сказать, что в классе воцарилась гробовая тишина, значит, не сказать
ничего. В данном случае гроб должны были закопать метров на пятьдесят
в землю. Лица учеников окаменели, как будто кто-то нажал кнопку
«Пауза» на пульте дистанционного управления видеомагнитофона.

– Всем сдать дневники, – сказал учитель. – Ваши родители должны
быть в курсе. Скорей всего вас отчислят из школы и переведут в
школу для умственно отсталых.

– А мы ничего не говорили, – возмутились некоторые ученики, –
мы тихо сидели.

– Меня это не е… в в волнует! – крикнул Готов. – Это не мои проблемы.
Вы же вообще распустились! Вы перешли все грани дозволенного!
Вы же никого не признаете. Все, хватит, никаких больше поблажек,
по-хорошему вы не понимаете… по-плохому будем. Для начала пересаживаемся…
Давайте, мальчик садится с девочкой. Каждой твари по паре. Пошустрее!

Ребята не сдвинулись с места, сложная задача «кто с кем сядет»
завела в тупик. Они озирались друг на друга, хлопали глазами,
но ничего поделать со ступором не могли.

– Что, не можете без руководителя? – сказал Готов. – Языком можете,
а пересесть нет? Надо было вас с самого начала держать вас в дикобразовых
рукавицах. Шаром моргнуть не успел, а вы вон в кого за год превратились.
Выходите к доске, так и быть рассажу.

Готов рассадил учеников по принципу мальчик-девочка. Двое мальчиков
оставшиеся без партнерш сели за заднюю парту. Учитель подошел
к ним и сказал:

– Что, Кулаев, веселишься, меня назвал нехорошим словом, а сам
с Коноваловым сидишь. Непорядок. Я не потерплю в своем классе
извращенцев. Мальчик с мальчиком у меня на уроках сидеть не будут.
Один из вас должен быть девочкой. Вам предстоит самим выбрать.
Решайте, мы ждем.

– Пусть он будет девочкой, – показал Кулаев на Коновалова.

– Сам ты девочка, урод! – огрызнулся Коновалов.

Мальчишки чуть не разодрались, но Готов их остановил:

– Не пойдет так дело! Нам тут не нужны две девочки, это тоже не
совсем хорошо. Будем выбирать на конкурсной основе. Что бы такого
придумать?.. О! Кто из вас галантней пригласит, допустим, Иванову
на медленный танец тот и будет мальчиком. Кулаев, ты первый, иди
приглашай.

Кулаев растерялся:

– А че, как приглашать?

– Откуда я знаю, как приглашать, – сказал Готов. – Думай сам или
сдавайся, тогда победа за Коноваловым. Будешь у нас девочкой,
платьице в горошек наденешь, в женский туалет ходить будешь… Будешь,
не сомневайся. Ну, так что, идешь?

– Иду, – дернулся Кулаев. Он подошел к Ивановой и вызывающим тоном
сказал, – Пойдем танцевать.

И тут же сел на место.

– Плохо! – воскликнул Готов. – В реальной жизни Иванова наверняка
бы тебе отказала… Посмотрим, что нам покажет Коновалов.

Коновалов пригласил Иванову на танец примерно так же, как это
сделал соперник.

– Слабо, – сказал учитель, – победитель не выяснен. Какие вы,
на хрен, джентльмены! Может оставить как есть, пускай две девочки
будут?

– Никакие мы не девочки, – возразили Коновалов с Кулаевым.

– Докажите, что нет. Армреслинг. Все по-честному, победитель –
мужик, проигравший – баба.

Готов установил руки соискателей на звание «мужчина» в соответствии
с правилами армреслинга и дал команду начинать. Ученики тужились
и скрипели зубами, уступать не хотел никто. Класс криками поддерживал
то одного то другого, в, зависимости от того, на чьей стороне,
в данный момент, было преимущество.

Победил Коновалов. Проигравший Кулаев тут же стал оправдываться:

– Так не честно, он локоть поднял… Правильно, всем телом, я тоже
так могу. Так не честно, давайте по-новой…

– Ты упустил свой шанс Кулаев, – сказал Готов, – Все было по правилам,
я же смотрел. Теперь ты девочка.

– Никакая я не девочка, – ощетинился Кулаев.

– Девочка, девочка, – вздохнул Готов. – Сейчас переправим в журнале…
Та а к, где у нас Кулаев… Вот, буковку «а» сюда, получилось Кулаева,
и сюда буковку «а»… Александра.

Дети смеялись, тыкали пальцем, дразнили мальчика, с легкой подачи
Готова ставшего девочкой:

– А а а а, девчонка!

– Кулаева – дура!

– Ф у у у, масть!..

Учитель довольно скалился:

– Класс единодушно признал справедливость и правильность решения
объявить тебя девочкой, Кулаева. Без бантика завтра в школу лучше
не приходи. И не подумай, что это моя личная месть за «гомика»,
ни в коем случае. За «гомика» ты ответишь эксклюзивно.

Антиглобалист

После обеда несколько педагогов собрались в кабинете директора.
Смирнов предложил всем сесть. Готова никто не приглашал, но, узнав
о совещании, он все же пришел.

Сидели молча, явно кого-то ждали. Директор налил из графина воду
в стакан и выпил. Молчание нарушил Готов:

– Кого мы ждем? Валим отсюда.

– Завуча, – вполголоса сказала сидевшая рядом Ермакова.

– Зачем?

Вошла Сафронова и втолкнула на середину кабинета мальчика.

Ученик не был похож на хулигана: опрятен в одежде и причесан,
в носу не ковыряет, жвачку не жует. Но пристальные, строгие взоры
собравшихся Готова насторожили: не для похвалы притащила мальчугана
завуч, и в «Артек» его похоже никто отправлять не собирается.

Директор протер лоб носовым платком. Сафронова, нервно дыша, заявила:

– Товарищи, полюбуйтесь, Жиров Кирилл – наша, так сказать, гордость
в кавычках. Что, Жиров? Стыдно?

– Мне нечего сказать, – надменно ответил Жиров.

– Нет, вы только посмотрите на него… – взялась за голову завуч.

Сложив ногу на ногу, Готов пристально смотрел мальчику в глаза,
кусал губы и сопел. Остальные педагоги качали головами и перешептывались.

– Людмила Николаевна, прошу, вам слово.

Донец, хоть и преподает «русский язык», но говорит с ярко выраженным
деревенским акцентом, свойственным для данной местности, и не
всегда правильно строит фразы. Она подскочила, как будто ударило
током, и судорожно достала из папки несколько листков бумаги:

– Я… я… вот, это самое… сочинение ученика 8 го «В» класса, Жирова
Кирилла, зачитываю. Мне не нравится Пушкин. Я считаю его произведения
полным идиотизмом, а роман в стихах «Евгений Онегин» пропагандой
никчемного, буржуазного образа жизни. Когда у меня будут дети,
я ни за что не разрешу им читать Пушкина.

Публика оживилась, даже директор отвлекся от мыслей о ждавшей
в сейфе опохмелке. Донец продолжила:

– Еще интересней. Обломов – это человек, который постоянно обламывается.
Таких как он надо расстреливать во внутриутробном состоянии. Обломов
наш классовый враг. Необходимо сжечь все книги Гончарова в назидание
потомкам.

Педагоги молчали, переваривали сказанное. Директор надул щеки
и со свистом выдохнул:

– Да ты, батенька, революционер.

– Антиглобалист, – огрызнулся Жиров.

– Что, по-твоему, означает слово «антиглобалист»?

– Это человек, который против глобализации мировой экономики.
Тема для отдельного разговора.

Донец положила на стол директора листы:

– Посмотрите, Владимир Константинович, сочинения разрисованы свастиками
и разной дрянью. Жиров, кто тебя научил этому?

Жиров молчал и гордо смотрел сквозь педсовет.

– Что делать с тобой будем? – спросила Сафронова. – Родители тобой
не занимаются, на вызовы не приходят.

– Что хотите, то и делайте. Можете расстрелять.

– Ты должен понять, школа – это…

– Пусть дир выпорет его!!! – заорал Готов.

– Какой дир? – не поняла завуч.

– Какой, какой… директор наш.

– Рудольф Вениаминович, давайте посерьезней.

Мальчик усмехнулся и скрестил на груди руки. Все заметили, что
директору было не до разборок с антиглобалистами. Он поглядывал
то на часы, то на сейф с «заначкой». Вообще идея собрания принадлежала
вездесущей и неугомонной Сафроновой, а подобное происходило не
редко. Так что директора понять можно.

Готов поднялся со стула, прошелся по кабинету и громко спросил:

– Нельзя ли мне провести допрос? Надеюсь, со мной он не будет
так разговаривать.

Сказать по правде, многим учителям нравятся такие собрания, но
не каждый способен признаться себе в этом. Чувство сродни захвату
в плен вражеского солдата, ощущение превосходства и безнаказанности.
Поэтому все согласились.

Выждав театральную паузу, Готов вплотную приблизился к Кириллу:

– Что, Жиров, допрыгался? Здесь нет никого, кто бы мог тебя защитить.
Выйдешь ты или нет из этого кабинета – вопрос. Большой вопрос.
Отвечай, кто надоумил тебя?!!

– Че Гевара.

– Что ты говоришь… Слушай, а давай мы все скинемся с зарплаты
и купим тебе билет в Боливию. Джунгли посмотришь, заодно подвиги
твоего Че Гевары повторишь. Голову свою пустую сложишь.

– Я подумаю, – отвел взгляд Жиров.

– Надо не думать, а знать. Думать надо меньше – делать больше.
Чем меньше думаешь, тем больше знаешь.

Оглянувшись, Готов нашел поддержку среди слушателей, и приободрился:

– Жиров, Жиров, дать бы тебе по морде, чтобы кровь два часа шла.

– Не имеете права, – ничуть не испугавшись, сказал школьник.

– А что ты мне сделаешь?

– Я на вас в суд подам.

– Как страшно, ой-ой. Кому там больше поверят, мне или тебе?

– Рудольф Вениаминович, давайте по существу, – жалобно попросил
Смирнов.

Схватив сочинения с директорского стола, Готов стал трясти ими
перед лицом Жирова и громко кричать, брызгая слюной.

– Это что такое, поганец ты этакий! Сколько это может продолжаться!
Думаешь, ты такой умный?! Я же так не думаю. Какой антиглобализм,
какой Че Гевара? Пушкин, Лермонтов, Толстой – вот твои идеалы,
запомни… Некрасов еще и Лука Мудищев!

– Что вы на меня орете?

– Ты дурак, Жиров.

– Отнюдь.

– Не отнюдь, а увы. Люди налоги платят, чтоб тебя барана выучить,
а ты словоблудием в сочинениях занимаешься. За это пороть надо.

– Да пошел ты, – с ухмылкой сказал Жиров.

Лицо Готова покраснело и задрожало. Рот превратился в оскал, а
кисти рук в распальцовку:

– Ты, чу у у… ты за базар отвечаешь?.. В натуре фильтруй базар…

Учитель резко поправил галстук и превратился в эдакого джентльмена.

– Дамы и господа. Владимир Константинович. Позвольте мне пустить
кровь.

Напевая песню группы «Роллинг Стоунз» «Let It Bleed», Готов встал
в боксерскую стойку.

Жиров развернулся и пошел к двери. Готов вслед закричал:

– Я ставлю вопрос об отчислении! На худой конец отдадим его в
интернат!

– Жиров вернись, – строго сказала завуч.

Но директор остановил:

– Надежда Ивановна, давайте продолжим в следующий раз, у меня
дел по горло.

– Хорошо, – обиженно сказала завуч, – но учтите, ваше малодушие
Владимир Константинович, до добра не доведет.

Педагоги, во главе с завучем, вышли из кабинета директора.

(Продолжение следует)