Проза

Начало

Продолжение

«Готов Казел»

Парни из 9-го «А» играли в баскетбол. Играли на одно кольцо: потели,
прыгали, кричали. Девушки «болели», сидя на лавках, с той и с
другой стороны спортзала.

– Привет, – Лукиных подошел к Готову сзади и положил ему руку
на плечо.

– Добрый день, – ответил Готов.

Коллеги пожали друг другу руки.

– Шутов, Каменских, что вы скачете, как стрекозлы, нормально играть
не можете? – крикнул Лукиных баскетболистам и перевел взгляд на
Готова. – Чего не работаешь?

– Окно. Дай, думаю, зайду.

При всей кажущейся грузности и неповоротливости Лукиных обладал
достаточной ловкостью и подвижностью. В свободное время он либо
бегал, либо висел на турнике, либо жал штангу. Грубоватая, фамильярная
манера общения физрука не очень нравилась Готову, но он не подавал
вида.

– Правильно сделал, что зашел, – поманил рукой Лукиных. – Идем,
покажу кое-что.

Педагоги вошли в небольшую коморку, находящуюся перед раздевалками.
На стенах комнатушки - вымпелы, красного цвета с изображением
Ленина, на полках - несколько алюминиевых кубков.

– Садись, – сказал Лукиных и указал Готову на диван.

Готов с нетерпением ждал, что физрук покажет ему что-то действительно
необычное, интересное. В голове промелькнуло: если это пистолет,
то Лукиных расскажет, что он секретный агент и попытается завербовать;
если это акваланг, то обязательно пригласит летом на подводную
охоту; если это свинцовый контейнер с оружейным плутонием, то
мысли вообще разбегаются в разные стороны.

Но «необычное» и «интересное» оказалось всего лишь небольшим фотоальбомом
с нечеткими фотографиями каких-то школьных забегов, лыжных гонок,
футбола. Готов без эмоций пролистал альбом и положил рядом с собой
на диван.

– За кого голосовал? – спросил Лукиных.

– В думу?

– Да, нет… в мэры.

– За Аркулова.

– Серьезно? – удивился физрук. – Он же ворюга.

Готов почувствовал легкий укол самолюбия из-за попрания чести
и достоинства выбранного им кандидата в мэры города:

– С чего ты взял?

– Как с чего? Это все знают. Он за четыре года себе квартиру и
машину сделал.

– Какую машину?

– Ладу – десятку. Квартиру двухкомнатную в новом доме. Да все
они там воруют. Этот твой Аркулов коммунальное хозяйство развалил.
За электричество в два раза больше платим. Машзавод каким-то частникам
продал.

– Я слышал, что на Машзаводе сейчас зарплаты бешенные платят…
– нахмурился Готов.

– Так-то он так. Но выручка-то куда идет? Дяде-частнику в карман.

– А когда завод стоял, куда выручка шла?

– В бюджет конечно. На нашу зарплату.

– То есть ты хочешь сказать, что раньше ты получал больше, а когда
Машзавод стал приносить прибыль, соответственно, меньше. Мне кажется,
эти вещи напрямую вообще не связаны. И потом, что плохого в том,
что мэр купил себе автомобиль. Нынче у каждого второго личный
транспорт, А при зарплате главы администрации и квартиру двухкомнатную
купить не проблема. Объясни, может, я чего-то не понимаю, где
ты воровство увидел?

– Да разве я об этом говорю? – выкручивался Лукиных. – Неправильная
у тебя Готов позиция, ты же сам бюджетник. Думаешь, у него фондов
никаких нет? Все равно есть какие-то фонды.

Готов недолюбливал глупых людей (себя он относил к умным), но
тупых он просто не мог терпеть. Если, к примеру, поведать таким
тупицам как Лукиных, что мэр Аркулов практикует нецелевое использование
бюджетных средств и тем самым заграбастал миллионы – тупицы не
поймут и вероятно могут даже не поверить. Миллионы для них это
нечто неосязаемое, мифическое. Но когда речь идет о покупке автомобиля
или шубы для жены, готовы на всех углах кричать, что мэр ворюга.

– Сам то ты за кого голосовал? – Готов поднялся с дивана.

– За Шляхмана.

– Почему? Считаешь, воровать не будет?

– А ему смысла нет, – расплылся в улыбке Лукиных. Он же бизнесмен,
наворовался поди…

Готов вышел из физкульткоморки и завернул в мужскую раздевалку.

Шла перемена. Парней из 9 «А» сменяли парни из 9 «Б». Они молча
переодевались и только несколько человек поздоровались с Готовым.

Учитель хлопнул в ладоши и громко скомандовал:

– Все смотрим на меня, Гущин тебя это тоже касается! Внимание!

Ученики прекратили переодеваться, ожидая чего-то серьезного.

– Что там? – ткнул в стену пальцем Готов.

– Девки переодеваются, – ответили ребята.

– Тогда что это? – спросил учитель и направил палец на вентиляционное
отверстие, под потолком, на той же стене.

– Решетка, – неуверенно сказал длинноволосый девятиклассник.

– Это, патлатый, не решетка. Это окно в Европу. Становись ему
на плечи.

Длинноволосый снял обувь, встал на плечи однокласснику и заглянул
в отверстие:

– Ха ха ха, пацаны, там Ахмарова голоя.

За стеной раздались девичий визг и оскорбления.

– Тише ты, – одернул длинноволосого Готов, – соблюдай конспирацию.

Новое развлечение понравилось подросткам. Они по очереди взбирались
друг другу на плечи, понаблюдать за женской раздевалкой. Хихикали
и делились впечатлениями.

Ребята переоделись и пошли заниматься физкультурой. Дождавшись
топота, Готов взял чей-то ботинок, спрятал подмышку и направился
в свой класс.

В классе, черной подошвой ботинка, он крупно написал на стене:
«ГОТОВ КАЗЁЛ», оставил несколько полос на полу, двери и отнес
обувь обратно в раздевалку.

В различных неприятных ситуациях, неудачах люди часто ссылаются
на «закон подлости», а о «законе антиподлости» почему-то забывают.
Не сей раз в силу вступил второй закон. Как все удачно сложилось
– в вестибюле навстречу Готову шла завуч.

– Надежда Ивановна, я вас как раз ищу. Всю школу оббегал, – голос
Готова дрожал и срывался. – Вы представить себе не можете, что
произошло. Подобное безобразие я вижу впервые. Ни в одной школе
я не встречал т а к о г о. Я чуть дар речи не потерял.

– В чем дело?! – включила режим «начальство» Сафронова.

Готов взял ее за руку и потащил за собой:

– Это ни в какие ворота не влезает… Надежда Ивановна, неужели
это мне надо? Им надо. Я кроме добра никому ничего не желаю, а
со мной как со скотиной. И вы, что греха таить, тоже иногда ко
мне предвзято относитесь. Пришли. Вот полюбуйтесь. Только не заставляйте
меня снова смотреть на это…

Отвернувшись к окну, Готов всхлипывал. Сафронова качала головой,
словно не веря собственным глазам:

– И кто же это сделал?

– А, почем я знаю, – рыдал Готов. – Пришел. Думал план на месяц
составлю, над диссертацией немного поработаю… Заметил-то не сразу.
Я близорук, вы же знаете… Я не буду мыть! И уроки в этом ужасном
месте тоже проводить не буду. Был же разговор насчет сменной обуви.

– Не убивайтесь вы так, – сказала Сафронова, разглядывая следы
на полу. – Техничку сейчас позовем. Уберет. Это скорее всего седьмые
или восьмые… А кабинет почему открыт был, Рудольф Вениаминович?

– Не знаю, не знаю. Я ничего не знаю. Фомкой или отмычками… Обидно.
Этот негодяй будет сидеть на моих уроках, веселиться. А я не знаю,
кто он. Надежда Ивановна, у вас когда-нибудь было схожее ощущение?
Обида, душевное опустошение. Я чувствую себя загнанным в угол.
Больно.

– Спрошу. Может быть, кто-нибудь что-то видел, – сказала Сафронова,
выходя из класса.

Готов упал на колени и забился в истерике. Стучал кулаками об
пол и рычал:

– Я… мне… я… мне бы только найти эту падлу!!!

За физкультурой у 9 «Б» следовал урок истории. Ученики заходили
в класс и улыбались, завидев на стене черное граффити.

– Не смотреть! Никому не смотреть!!! – с яростью крикнул Готов.
– Носы не доросли! Сели все быстро! Сегодня самостоятельная работа.
Открываем следующие три параграфа и конспектируем. Короче, как
в прошлый раз. В конце урока тетради на проверку. Оценки пойдут
в журнал. Мои требования вам известны: грамотное изложение материала
и красивый почерк.

Школьники зашуршали учебниками и тетрадями. Учитель открыл книжку
с анекдотами и уже через пару минут стал заливаться громким смехом.
Девятиклассникам тоже стало весело и интересно, над чем смеется
учитель истории.

– Расскажите нам, – попросил Женя Бузин.

– Работай давай, – огрызнулся Готов, – если не хочешь чтоб к твоей
тетрадке у меня возник особый интерес.

Некоторое время ученики конспектировали молча.

Готов заскучал и предложил ребятам на секунду отвлечься:

– Вы, вероятно, не знаете, а ведь я когда-то был хорошо знаком
с Владимиром Семеновичем Высоцким. Да-да, тем самым Высоцким.
Больше того: мы с ним были друзья не разлей бензин. Случай помню,
был. Однажды, мы с Владимиром Семеновичем покоряли Эверест. Я
в ту пору страстно увлекался альпинизмом. Романтика, знаете, шестидесятники,
мать их… физики лирики, Окуджава. Высоцкий наверх щемится и щемится,
я за ним не поспеваю и не поспеваю. Как собака устал. А за спиной
еще веревки, карабины, на поясе ледоруб, как у Троцкого в башке.
Закричал Володе: не могу больше, устал! Что мы там наверху забыли?!
А он мне: терррррпи! И напевает: если друг оказался вдруг… На
гнилуху давит. А еще слушайте. Стоим с Высоцким в дождь под грибком,
пиво пьем. Ливень сильный, гроза. Под грибком сухо. Раньше-то
пиво одно «Жигулевское» продавали, не как сейчас. Однако с рыбкой
м м м м… да что там, и такое потянет. Вот… к чему это я… а а а
о о… Гляжу, мимо нас девки бегут, пригнувшись. Головы пакетами
полиэтиленовыми прикрыли, мокрые, как курицы. Нет, курица не птица.
Как эти, как там… с хвостом… ну, не суть важно. Я Высоцкого в
бок тычу, мол, давай девок позовем, под пивко тыры пыры, а он
так посмотрел на них и так надменно: пррррроститутки. Ха-ха-ха!

Ученики засмеялись.

– Рудольф Вениаминович! – поднял руку Бузин.

– Ау! – откликнулся Готов.

– Вы где с Высоцким-то познакомились?

– Я давно с ним познакомился. Слушайте дальше. Как-то раз задумал
я подшутить над Владимиром Семеновичем. Говорю, Владимир Семенович,
слышали новость, Говорухин Конкина с роли Шарапова снял и меня
утвердил, а Горбатого вместо Джигарханяна Вахтанг Кикабидзе играть
будет? В последней серии вы кричите не «а теперь Горбатый, я сказал
Горбатый», а по другому «а теперь Шарапов, я сказал Шарапов».
А Владимир Семенович посмотрел на меня устало и говорит: «Трррррепло».
Ха ха ха! Ы ы ы! Еще случай. Сидим с Владимиром Семеновичем у
меня на кухне, выпиваем. За жизнь разговариваем. Я беру гитару
и начинаю петь «Кони привередливые». Владимир Семенович голову
склонил, по лицу течет скупая мужская слеза и говорит: «Не берррреди
душу». Душевный человек был, – Готов кашлянул и продолжил: – Еще
вспомнил. Поехали мы с Владимиром Семеновичем на гастроли по Союзу.
Где мы только не были. Везде были. От Калининграда до Владивостока.
Все на поездах да на автобусах. Тяжело. А вы знаете, как Высоцкий
на концертах выкладывался? И вот после выступления, в Тюмени кажется,
подбегает к нему толпа девчонок и сует под нос барахло всякое:
плакаты, календари. Можете себе представить, какие-то сикавки
посмели маэстро после концерта тревожить. Владимир Семенович от
них отбивается и меня на помощь зовет: «Ррррудольф уберррри этих
грррррруппиз».

– Сколько вам тогда лет, было? – спросила Лиза Актюбина.

– Н у у у, сразу так и не вспомнишь. Молод был. Горяч. Кстати,
это именно Владимир Семенович научил меня так великолепно играть
на гитаре.

– Вы сыграете нам что нибудь?

По тому, как воодушевлено задавала вопросы Лиза Актюбина, Готов
предположил, что она поверила в правдивость историй.

– Я разве на турслете не играл? Нет? Странно… Тогда обязательно
как-нибудь сыграю. Я ведь не только песни Высоцкого пою. У меня
и свои есть. Да! Не так давно про ваш город написал. Только я
исполнять ее не буду, там одна нецензурщина.

Потягиваясь, Готов громко зевнул:

– Э э э эх, пивка бы щас… Цыц, отставить смех. Слушайте лучше
стишок.

От вороны карапуз, убежал заохав.
Этот парень просто трус – загляденье просто.
Этот хоть и сам с вершок, спорит с грозной птицей.
Этот парень педераст – в жизни пригодится.

Класс засмеялся, узнав в четверостишии кавер-версию стихотворения
Маяковского.

– Альбинос! – окликнул Готов к светловолосого Сашу Порсева. –
А ты почему не веселишься?

– Голова болит, – уныло ответил Порсев.

– Голова? Это хорошо… В смысле хорошо, что голова. Плохо, что
болит. Не выспался. Как говорится в пословице: «Кто рано встает,
тому целый день спать хочется». Помассируй виски. Я по телику
видел. Сказали, помогает.

Готов приложил ладони к вискам и закрыл глаза:

– На днях мне видение было. Грядущее ясно явилось пред мной, во
всей красоте великой своей. И видел я небо с тучами черными, мертвую
землю и пепел деревьев, растущих когда-то. Гиганты-качели, на
детской площадке, что скрипят, издавая чудовищный вой. Дождь падает
с неба кислотный, металл разъедает… Из бетонной стены торчит арматура.
И кости: ребра и черепа, таз, позвоночник, голеностоп. Пальцы
сжимают нейтронную пушку. В радиоактивном сиянии ночь так священна.

Звонок не заставил себя долго ждать. Готов взглянул на часы:

– У у у, какая точность. Точность вежливость учителей. Сдаем тетради
и свободны – как рыбы в пролете.

9 «Б» дружно возмутился:

– Мы же почти ничего не написали.

– Мы вас слушали.

– Вы нам зубы заговаривали.

– Так не честно.

Очки учителя сползли к кончику носа:

– Вы меня ребята удивляете, ей богу. Причем здесь я? Учитесь свои
проблемы решать самостоятельно. Сдаем тетради и без разговоров.
Двойка так двойка, нет так нет. Мы с вами взрослые люди. Не в
детском саду. Иначе я буду вынужден.

Послушно отдавая тетради учителю в руки, ученики ворчали. Готов
сдвинул брови и, принимая конспекты, старался каждому заглянуть
в глаза.

В классе информатики

Из открытых окон кабинета информатики веяло осенним ветерком.
На П-образно расставленных столах красовались новенькие компьютеры
с семнадцати дюймовыми жидкокристаллическими мониторами. Стены
украшали старинные плакаты со схемами алгоритмов и командами Бейсика.

Готов зашел в класс и помахал рукой информатику:

– Привет, Игорь! Как жизнь?

Игорь оторвался от экрана.

– А, Рудольф, здорово.

Они обменялись рукопожатиями.

– Видали людей с лучшими физическими данными.

Все шутишь. Ну, рассказывай.

– Да нечего особо рассказывать, – вздохнул Готов.– Давненько я
тут не был. Смотрю компьютеры новые.

– Спонсоры подогнали, – гордо сказал Игорь, машины классные. Сам
по прайсам выбирал. Полный карт-бланш дали по стоимости. Вот я
и оттянулся на всю катушку. На всякий случай дополнительно, про
запас кое-что взял.

Игорь преподавал информатику в школе недавно, но благодаря пробивному
характеру и уму, завоевал значительный авторитет среди коллег.
Он моложе Готова лет на восемь, но, судя по взаимоотношениям,
разница в возрасте не чувствовалась.

Одно время Игорь работал в московской фирме программного обеспечения.
Потом скопил денег, уволился и открыл собственное дело, но прогорел,
залез в долги. Короче говоря, полукриминальная история. Пришлось
вернуться в родной город.

Готов удивительно быстро нашел с Игорем общий язык. С ним и Лукиных
из всего педагогического состава был на ты.

Готов сел за компьютер и потрогал мышку.

– Дай посижу, хоть на чудо техники поглядеть… А сложно вообще
на компьютере работать? Я в этом деле ни черта не понимаю.

– Как тебе сказать?.. и да, и нет. Все зависит от того, как сам
себя настроишь. Если есть желание, на пользовательском уровне
можно освоить за месяц, пятиклассники своими вопросами даже меня
иногда в тупик ставят, схватывают налету… программировать или,
допустим, в фотошопе работать сложнее.

– Слушай, Игорь, ты сильно занят? – построив брови домиком, спросил
Готов.

– Нет, бездельничаю. У меня два окна. А, что?

– У меня тоже уроков сейчас нет… вот подумал посидеть, поучиться,
а то с техникой на вы, даже стыдно как-то. Научишь?

– Конечно, – согласился Игорь, – спрашивай, что непонятно.

– Ладно… Windows я немного знаю… дальше… с чего начать?

– Сначала задай себе вопрос: что ты хочешь от компьютера получить.

Рудольф Вениаминович задумался. Глаза прощупывали потолок, пальцы
теребили мочку уха. Внезапно по лицу растеклась улыбка.

– Тексты, тексты печатать, – захлопал в ладоши Готов.

Игорь встал и склонился к компьютеру Готова.

– Для этого надо запустить программу Word, из Microsoft Office…
вот смотри: любым шрифтом, размеры… текст можно форматировать…
короче масса возможностей.

– Орфографию проверяет?

– И орфографию, и синтаксис. Набери слово «содака».

Готов с трудом отыскал буквы на клавиатуре. Несколько раз спутал
англоязычную и русскоязычную раскладку. Но в конце концов усвоил,
что по-русски нужно печатать, ориентируясь на красные символы.

– Вот видишь, – сказал Игорь, – программа подчеркнула неправильное
слово волнистой линией. Теперь щелкни правой кнопкой мыши на слове…
вот варианты: собака, судака… жми на собаку… автоматически меняется.

– Полезно! Запятые тоже может?

– Тоже.

– А если я сам слово придумаю… ну, которого нет в русском языке.

– Сделаешь «добавить в словарь» и все. F1 нажми, здесь справочник
по ворду есть, почитай.

– Потом. Как закрыть? А вот… файл… и закрыть. Или на крестик.

Готов безуспешно пытался закрыть программу, на вопрос анимационной
скрепки, сохранять ли изменения в документе, упорно выбирал вариант
«Отмена».

– Жми на «Нет», – посоветовал Игорь.

– Ха-ха, точно, – всплеснул руками Готов.

Игорь опять подошел к своему компьютеру и раздосадовано щелкнул
на клавиатуре комбинацию клавиш.

– Завис зараза… ладно перезагрузим.

– Такое часто бывает?

– Не часто, но бывает.

Сделав умное выражение лица, Готов задал вопрос:

– Можно написать такую программу, чтобы монитор взорвался?

– Нет, конечно, – засмеялся Игорь.

– А можно, не сходя с этого места, в банке там что-нибудь взломать
и деньги на свой счет перевести?

– Теоретически можно, а практически…

– Мне бы не помешала парочка миллионов, – недослушал Готов.

– Мне бы тоже.

Готов нашел игры и выбрал пасьянс «Паук»:

– Я у директора в кабинете в паука играл. Мы с ним вдвоем в канун
ноябрьских праздников бутылку пшенички раздавили. Он вырубился,
до этого поддатый был, а я компик включил… Слышь, а тебе нравится,
когда клавиатуру клавой называют?

– Терпеть не могу, – глаза Игоря загорелись.– Еще материнскую
плату матерью называют. CD-ROM – сидюк, винчестер – винт. Когда
говорят не Windows, а винда меня трясти начинает. Один идиот знакомый
увидел в какой-то рекламе как на CD-ROM… вот таким образом чашку
кофе ставят и называл его подставкой под кофе… Или не E-mail,
а мыло… чушь собачья. Программы – проги. Нормально, да? Существует
четкое название – звуковая карта, нет же звуковуха…

– Ладно не кипятись, – засмеялся Готов.

– Бесит. Не клава, а устройство ввода информации – клавиатура.

Помолчав, Игорь тоже рассмеялся. Готов зевая спросил:

– Игорь к Интернету здесь можно подключиться?

– Можно.

– Покажи мне. Я ни разу не видел.

– Никогда?– удивился Игорь.

– Никогда. Не доводилось.

– Давай покажу, только никому не рассказывай. До шефа дойдет,
проблемы будут. Интернетовское время только в учебных целях, но
мы полчасика, я думаю, украдем.

– Только ты мне объясняй все по порядку.

Игорь сел рядом с Готовым.

– Во-первых, устанавливаем соединение.

– А, что это жужжит?

– Это модем. Теперь вводим логин и пароль… так… ждем… всё мы в
интернете.

– И что?

– Заходим в поисковик, в Яндекс, например, и набираем слово или
ключевую фразу по интересующей теме… музыка… поиск… можно просто
Enter. Вот куча ссылок на сайты. Можно в чат зайти.

– Куда?

– В чат. Общение в реальном времени. Правда, я такой глупостью
не занимаюсь, но некоторым нравится. Сейчас зарегистрируюсь… Придумываем
псевдоним или, как говорят, ник… допустим, «учитель», наблюдай…
посылаем сообщение Смуглому… Привет… ждем… этот Смуглый возможно
на другом конце страны сейчас, а может, и в соседнем микрорайоне…
ответил: привет, как дела…

– Ха, во идиот, – воскликнул Готов, – гомосек, наверно.

– Не исключено, еще спрашивает: кто ты по знаку Зодиака.

– Я же говорил: гомик. Не нравится мне чат. Что еще есть.

– У-у-у, тут много чего. Я тебя только с основами знакомлю.

– Можно я сам попробую, пока время еще есть. Включи мне Яндекс,
пожалуйста.

Готов потер ладони, высунул язык, старательно в строке поисковика
набрал слово «порно» и нажал Enter.

Дипломат

Вот уже полчаса 10-й «А» слушал речь Готова. Учитель делился впечатлениями
от посещения собрания местной ячейки коммунистической партии.

– Ведь правильно скорректированный социализм приносит в казну
государства колоссальные доходы. Если бы неизвестно кто, неизвестно
с какой целью все не порушил, все не развалил в нашей стране,
еще лет двадцать - и социализм подошел бы к финальной черте, и
XXI столетие ознаменовалось бы новым этапом в жизни человечества
– коммунизмом.

– Да кому нужен этот коммунизм? – возразил Федоров Дима. – Мы,
кажется, жили уже семьдесят лет при коммунизме.

– Как кому? – удивился Готов. – Всем вам, мне, всему человечеству.
А тот строй, который был в нашей стране, начиная с 1917 года,
немножко не соответствовал… И к тому же, ты семьдесят лет не жил,
тебе всего шестнадцать.

– В Америке жизнь намного лучше, там все есть, – вмешался Виталя
Бойчук.

– Это заблуждение и дезинформация. В Америке, я имею в виду США,
хорошо живется только двум процентам населения, которые грабят
народ. Остальные это бедные, бездомные, нищие.

– Там любому безработному пособие офигительное платят, – упорствовал
Бойчук.

– Никому ничего там не платят, – авторитетно сказал учитель. –
Богачи все забирают себе.

Федоров усмехнулся:

– Правильно. Почему если я, например, зарабатываю деньги, то должен
с кем-то делиться?

– А как ты хотел, ты живешь в обществе.

– Но должна быть свобода выбора…

– А что ты понимаешь под свободой? То-то, вот и молчи! Вам только
кажется, что вы хотите хорошо жить. Дело не в этом. Просто вы
хотите грабить народ.

– Да никого мы не хотим грабить, просто все хотят жить по-человечески.

– У меня в голове не укладывается, что твоя башка подразумевает
под «по-человечески»?

– Ну, как в Европе живут, например.

– Откуда ты знаешь, как живут в Европе? Там все давным-давно сгнило.

– Все равно вашего коммунизма никогда не будет, – ухмыляясь, заявил
ученик.

– Лучше закрой свой рот, пока еще есть время, – зашипел Готов.

– А что вы ему рот затыкаете?! – вступились одноклассники.

– Закройте свои пасти, барчуки, – заорал Готов.

– Да пошел ты!

Нервная дрожь пробежала по телу учителя.

Рудольф Вениаминович схватил дипломат и швырнул в центр класса.
Дипломат, отскочив от Макаровой Насти, ударился о пол и раскрылся.

Чего там только не было. Кипа непроверенных тетрадей, трико, журнал
«Плейбой», пустая бутылка коньяка, три свечки, веер.

– Смотрите, что у него там, – засмеялся Ширяев Витя.

– Ничего не трогать, не прикасаться к моим вещам, – приказал Готов.

Спустя пять минут Готов за руку привел директора.

– Вот полюбуйтесь пожалуйста, вышел, понимаешь, в туалет, прихожу,
а тут… Все вещи разбросаны, половины нету, деньги пропали. Вы
мне скажите, я горбачусь с утра до ночи, я заслужил такой обращение?

– Не ожидал я от вас, ребята, – покачал головой директор.

Макулатура

5 й «Д» вовсю галдел в классе. На полу, на партах, на подоконниках
лежали перевязанные бечевкой тюки газет и журналов. Дети спорили
меж собой, кто больше всех принес макулатуры и, увлеченные бахвальством,
не заметили появление учителя.

Готов уверенным голосом произнес:

– Сейчас мы проверим, кто из вас достоин звания «лучший ученик
года» и поможет нам вот эта штука.

Он взял ручные весы на уровне груди, оттянул крючок и отпустил.
Весы лязгнули.

– В очередь… дети… – приказал Готов, – и уберите бумагу с подоконника.

Ученики столпились у стола учителя. Не в состоянии создать очередь,
ребята ругались, толкались, создавая учителю массу неприятных
ощущений.

– Нет, так не пойдет. Вы, прям, как стадо барашков. Сядьте на
свои места, будем по списку. Амиров!

Амиров схватил с парты две связки газет и подошел к столу.

– Собрал! – гордо заявил школьник.

– Еще бы ты не собрал, – усмехнулся Готов. – Знаешь, что такое
инстинкт самосохранения? Не знаешь? А а, знаешь? Хорошо. Инстинкт
самосохранения не позволил бы тебе не собрать. Жить всем хочется,
а умирать никому… да, ты не бойся. Американский офицер аборигена
тихоокеанских островов не обидит.

– А я и не боюсь, – весело сказал Амиров.

– Напрасно, – сухо заметил Готов. – Ладно, время терять не будем.
Что у тебя там?

Взвесили два тюка, весы показали 8 килограмм. Готов одобрил:

– Недурно. У тебя все шансы стать учеником года. Молодец. Бросай
в угол. Следующий Верещагин.

– Я не принес, – виновато сказал Верещагин.

– А что случилось? – обеспокоено спросил Готов. – Забыл?

– Нет.

– Что тогда?

Мальчик, ковыряя в носу, опустил голову:

– Мне отец сказал, чтобы я дурью не занимался и что никакого фонда
мира нет.

Готов подошел к школьнику и погладил по голове:

– А ты как думаешь?

– Откуда я знаю…

– Гадский папа, – учитель прошелся по классу. – Но ты не переживай,
Женя. А то, что ты подставил класс… забудь, не бери в голову.
Надеюсь, товарищи тебя простят, не обратят внимание на твое предательство.

Готов обратился к классу, словно советуясь:

– Ведь, правда, ребята, мы простим Верещагину то, что он послал
нас куда подальше, растоптал нашу честь и достоинство? Потому
что никакого фонда мира нет, а Рудольф Вениаминович дебил, который
все придумал. И никаких голодных детей в Руанде и Намибии нет.
Рудольф Вениаминович вертолет с ДЦП и ЧМТ. Как, Иванова? Что такое
ДЦП? Детский церебральный паралич, а ЧМТ – черепно-мозговая травма.
Такая большая, а простых вещей не знаешь.

Готов начал сильно сопеть, зрачки расширились, пальцы нервно теребили
весы. Он пяткой толкнут стул в угол и заорал:

– Да что это такое делается?!! Ты что, Верещагин, вообще со стыдом
не дружишь?!! Кто твой папа такой?!! Бог?!! Истина?!! Вещь в себе?!!
Неужели у тебя своей головы нет на плечах?!! Скажи, тебя гильотинировали?!!
А?!! Жбан оторвали или просто аист некомплект принес?!! Иди! Иди,
прошу тебя, пока я еще в состоянии адекватно реагировать на внешние
раздражители, и без макулатуры не возвращайся.

Учитель немного успокоился, но еще оставался раздраженным. Школьники,
под впечатлением от неосмотрительного проступка Верещагина, пробежались
глазами по собственным подношениям: все ли на месте, и каждый
подвинул свой тюк ближе к себе.

– Титова, давай, ты следующая по списку… а нет не следующая… Все
равно давай. Или тоже, как Верещагин, на все забила.

Девочка встала и заплакала:

– Я забыла.

Готов пришел в неописуемое бешенство. Вскинул стол, чуть не покалечив
нескольких ребятишек. Схватил указку и в щепки размозжил о подоконник.

– Сколько это может продолжиться, в конце-то концов, из конца-то
в конец?!! Вы что, меня в психушку решили свести?!! Почему?!!
Почему, ты, Титова, забыла?!!

– Совсем вылетело из головы, – ревела девочка.

– Из ваших голов только вылетать и может, а влетать хрен с маслом.
За что мне такое наказание? Титова, сделай так, чтобы я тебя не
наблюдал. Я сказал во о о он!!! Вместе с Верещагиным, без макулатуры
не возвращайтесь.

Готов подошел к окну и закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали.
Но он не плакал. Учитель считал, что плачущий педагог, с педагогической
точки зрения, серьезное наказание для ребенка. Наказание полезное,
так как прививает стыд и уважение к старшим. Поэтому он разыгрывал
театр.

Дети, может быть, и почувствовали себя неловко, если б плакала
женщина, но когда плачет учитель-мужчина, можно только не на шутку
испугаться и усомниться в благих намерениях преподавателя.

По одному ученики подходили к учителю и сдавали вторсырье. Те,
кто принес менее оговоренных пяти килограмм, отправлялись добирать
недостающее.

Обладателя титула «ученик года» обещано объявить на следующий
день, когда будут известны результаты сбора макулатуры по всей
школе.

В углу класса образовалась внушительная куча из «бэушных» газет,
журналов и прочей бумаги.

Просалютовав секретарше Варе, Готов без стука вошел в кабинет
директора. Смирнов занюхивал рукавом и без удивления поднял глаза.

– Все! Собрали! – победно сказал Готов. – 101 килограмм!

– Что, собрали? – спросил директор и закурил сигарету.

– Шутить изволите? – лукаво сощурил глаза Готов. – Кто забирать
будет?

– Что, забирать, Рудольф Вениаминович?

– Макулатуру, что же еще.

– Какую макулатуру, объясните толком, – сигарета выпала из рук
и, отскочив от штанины, залетела под стол. Смирнов поспешно отряхнул
брюки отыскал сигарету под столом, затянулся. – Вот из-за вас
чуть штаны не прожег.

Готов недоумевал

– Причем тут я? Курить не надо, тогда и портки в целости останутся.
Мы сдаем макулатуру или нет?

– Рудольф Вениаминович, что вы от меня хотите? – устало проговорил
директор. – Какая еще макулатура? Зачем?

– Я не понимаю, – обозлился Готов, – по-вашему, я шут? Посмотрите,
у меня на спине не приклеена бумажка? На ней не написано «дурак»?
Вы что, сговорились издеваться надо мной? Ведь сказано было: вся
школа собирает макулатуру, деньги от выручки идут в «фонд мира»,
школьники, собравшие макулатуры больше всех, удостаиваются звания
«ученик года». Хотите сказать, директор об этом ничего не знает?

– Впервые слышу.

Готов схватился за волосы:

– О, май гот! Меня порвет сейчас! В моем кабинете куча бумаги,
у Верещагина с Титовой строгий выговор с занесением… что получается,
я их просто так наказал? А наш директор ничего не знает! Ну, ваще!

Смирнов замахал руками, защищаясь:

– Спросите у Сафроновой, может она знает. Вы не исключаете, что
вам это приснилось?

– Исключаю, – бросил Готов и вышел к секретарше. – Варенька, хоть
ты-то в курсе насчет макулатуры.

Варя пожала плечами. Учитель наклонился к ней:

– Смирнов тебя топчет?

– А?

– Бэ!

Завуч вела урок и записывала на доске формулы. С порога Готов
накинулся:

– Надежда Ивановна, сколько этот бардак может продолжаться? Смирнов
ни хрена не знает. Мы собрали 101 кило, где движняки недетские
по школе. Все не в курсах. Я вам кто, шут гороховый?

Сафронова схватила его за рукав и вывела в коридор:

– Вы что себе позволяете, Рудольф Вениаминович?! Врываетесь без
стука посередь урока, бесцеремонно требуете не понятно что.

Готов возмутился:

– Бесцеремонно? Вы говорите, бесцеремонно? А какие извините за
нескромный вопрос, вам нужны церемонии, в реверансе распластаться,
что ли, или честь отдать? Мои ребята макулатуры 101 килограмм,
в поте лица, собрали, а вам хоть бы хны.

– Какая макулатура? Что вы несете?

– Подождите, подождите… успокоимся. Скажите мне, только честно,
наша школа собирает макулатуру?

– Нет, ничего наша школа не собирает. По крайней мере, я слышу
об этом впервые.

– Хорошо. И в фонд мира вырученные деньги не перечисляем?

– Рудольф Вениаминович, вы в своем уме? Саманту Смит бы еще вспомнили.
Фонда мира уж и не существует, наверно. Проснулись.

Готов покусал губу:

– Что мне теперь с папиром делать?

– С каким папиром?

– С тем, что мой класс собрал.

– Не знаю.

– Зато я знаю!

Он развернулся и пошел прочь.

Полчаса Готов выносил макулатуру во двор школы. Сделал из тюков
пирамиду, сбегал в ближайший продуктовый магазин за спичками и
поджог.

Учитель прыгал вокруг горящей бумаги, ворошил угли палкой. Фигурам
школьников, маячившим в окнах, Готов показывал кулак с оттопыренным
средним пальцем.

(Продолжение следует)