«Поэт-неудачник»
Евласий Сгунтриков был интеллектуалом своего поколения. Он много
читал, много думал, но более всего – спорил с другими. Любил он
захаживать в книжные магазины и бесплатно чего-нибудь там подолгу
читать. Любил и философские произведения. Философия у нашего юного
исторического географа была всего один семестр, но наука наук
успела его потрясти. Купил Платона. Прочитал Платона. Пробовал
Канта читать, но голова не выдержала. Спинозу открывал. Почитал
он их и написал такие стихи:
Спиноза. Наша вечная заноза. Кант. Повязал на человечестве этический бант. Платон. Плохой ты философ, если не знаешь, кто он.
С этого дня увлёкся поэзией. А тут коммунисты отмечали праздник
7 ноября. Посмотрел на них Евласий, на все их красные флаги, и
написал:
Усни, Усни, В. И. Ульянов, Ты заслужил спокойный сон. Как много серых Истуканов! Но ты же Вова(!), а не ОН? Братишка умер – ты заплакал. Всю жизнь ты мстил, не отомстив. За-чем ты душу гнусно прятал? Марксизм? Россия? позитив? Вот на руке чревовещатель, Тебе ОН имя(!) заменил. Сам для себя ты был предатель: Тебя твой ЛЕНИН загубил. Усни под трели колыбели: Тебе Каплан сейчас споёт, Тебя отпустит В. И. ЛЕНИН - Тебя во сне братишка ждёт. Ты не был добрым Робин-гудом, Ты не был, «батенька», вождем. Давай ещё с тобой побудем Под этим ласковым дождём.
Ленин как бы являлся ему. Приходил играть с Евласием. В детстве
у Сгунтрикова был друг Вова, и Ленин был на него очень похож.
Вова дрался и плакал, а Сгунтриков ему очень сочувствовал, говорил:
«Вовка, ты очень хороший мальчик, тебя все любят, но не буянь
больше». Он плакал, так ему было жаль душу Ленина. Ленина наш
юный герой тоже читал, но не был согласен с автором по поводу
тождества материи и реальности. Так и написал ручкой на полях
в библиотечной книге: «НЕ СОГЛАСЕН».
А ещё Евласий записался в два литературных кружка. Один вёл писатель,
член Союза писателей, Францев Герман Геннадьевич, другой – Филимонова
Галина Филимоновна, поэтесса. И оба литературных предводителя
все эти стихи Сгунтрикова, как он потом выражался, «забанили».
Францеву не нравилась «излишняя философия и рассудочность», Филимонову
задел «Ленин», т.к. она сама была левых взглядов.
Тогда Сгунтриков отошел на время от философии и политики. Однажды
Сгунтрикова «замучили» на физкультуре. Заставили принести форму,
а это было не удобно: таскать форму через все другие занятия,
надевать её потом в грязной раздевалке. Потом ещё бегать заставили
на время, а плохо пробежишь – зачет не поставят потом. Пока не
уложишься в норматив – не поставят. Бежал, бежал Сгунтриков, что
есть силы и вдруг родились такие строчки:
Погиб поэт – невольник чести. На физкультуре, в МГУ Три круга не стоял на месте, Страдая больше, чем Муму. Бежал, бежал, бежал куда-то И сам не знал он: почему? Уж лучше бы пошел в солдаты… Поставьте памятник ему!
«МГУ» поставил для рифмы. РГСЭИ, где учился наш поэт, как-то не
рифмовалось с «Муму». Отнёс стихотворение своим критикам. Францев
улыбнулся, но сказал «Смешно», т.е. ему было просто смешно, ничего
больше. «Забавно!» Евласий как-то обиделся. Филимонова сказала,
что «тут есть комическое, но Вы ещё не Салтыков-Щедрин». Наташа
Фукс, сокурсница Сгунтрикова, очень громко смеялась, а потом очень
весело произнесла: «Вот это “ха-ха”!». «Рецензия» Фукс больше
всего удовлетворила Евласия. Он влюбился в Наташу. Влюбился за
тем только, чтобы посвящать ей любовную лирику. «Каждый поэт,
каждый студент непременно должен быть влюблён», – так гласило
правило. Сгунтрикову раньше это как-то не приходило в голову.
О, как он в неё влюбился. Он гулял вечерами на пруду, представляя,
что держит Наташу за руку. «А потом я буду целовать её на фоне
силуэта осины, склонённой у самого берега». Он играл со своим
котом, представляя, что это их будущий ребёнок. Иногда просто
обнимал и целовал подушку. Ах, как бы хотелось, чтобы это была
не подушка, а Наташа. Ему хотелось лунной ночью венчаться с ней
тайно в церкви.
Из-за своей любви он совсем оробел. Не мог ничего сказать Наташе.
Мог просто ответить, а сам заговорить не мог. От этого дёргал
себя за волосы и излил литры слёз. «На – таша!»
И вот он сунул ей в руку такое стихотворение, своё «признание»,
которое должно было «всё перевернуть», Наташа должна была его
«понять и оценить его чувства». Казалось, любовь, заключённая
в этом тексте, должна была передаться и ей. Всё то, что он вложил,
она должна была прочесть и увидеть, все его чувства, всю его душу.
Этот наивный парень просто ещё не читал нашего великого Карнеги!
– «Умные люди не пишут любимым девушкам стихи», – это всем известный
факт.
Так это представлялось Сгунтрикову: Наташа, волнуясь весьма кокетливо,
раскрыла согнутую в четыре погибели и ещё умерщвленную степлером
записку со стихотворением. Черные её глаза медленно и с восторгом
прочли:
«Наташе Фукс» Никто на свете никогда Не говорил мне слова «да». Скажи скореё же своё «нет». Невыносим мираж-секрет! Я не хочу пустых иллюзий И не желаю людям зла. На шее завязавши узел, Услышу ласковое «да». Ты знаешь… Знаешь, ты красива! Быть может, слишком. Чересчур. Всё это сказано плаксиво, И добавляю слово «чур» Ах, если б я был сатаною, А ты бы ведьмою была, И были б мы тогда с тобою: Наташа Фукс и Сатана. Среди рифмованного бреда Косноязычных, плоских строк, Помилуй мило непоседу И сократи ревнивый срок.
– очевидно, имеется в виду, что Евласия снедает ревность к Наташе,
но её положительный ответ рассеял бы наваждение.
Скажи, что любишь ты другого И повтори, и много раз Спираль судьбы, все время новой, Где нет, и уж не будет нас. Всё безысходно, безнадежно, Невозвратимо и смешно. Прости за глупое письмо, Что и отправить не возможно…
На следующий день Наташа ответила Евласию: «Друг мой! Это же чудненько!
Здоровские стихи. Мне было очень приятно их получить и прочитать.
Спасибочки, Н.Ф.». Ах, ей понравилось. Ура, Небо! Все начинает
сбываться. Он поэт! Он романтик. И он почти покорил Наташу! Вместе
они спасут мир.
Пока Наташа медлила с «основным ответом», Евласий побежал к Филимоновой.
Та ответила: «Это написано для пятиклассницы, которая перечиталась
”Мастера и Маргариты”«. Этот ответ возмутил Сгунтрикова. Как же
так! Он же любит Наташу, которой не меньше восемнадцати лет! Он
так обиделся и расстроился, что к Францеву вообще не пошёл.
«Наташа ответь, ответь мне Наташа», – повторял он перед сном молитву.
Она всё не отвечала. Он прямо спросил её: «Давай встречаться!»
Она ответила: «Извини, не могу, если только дружба».
Но этот ответ не устроил Сгунтрикова. Он всерьёз решился добиваться
Наташи Фукс. А для любого предприятия нужна хорошая теоретическая
мысль! Наш герой начал изучать философию любви. Читал Платона,
Соловьева, Розанова, Фромма и Стендаля. Изучил Карнеги и технику
НЛП – «pick up». Но ничего не помогало. Пошёл как-то покупать
«Кама-сутру», великий индийский трактат об искусстве любви, но
купил «Четьи-Минеи», жития святых русского православия, «потому
как тоже редкая книга», которую он, впрочем, сразу бросил подальше.
Второй раз «Кама-сутру» нашёл не сразу и прочел за месяц. Дочитал
и решил: «Да что я тушуюсь, предложу-ка ей главное, сразу, смело».
Сгунтриков получил нехилую пощёчину, когда Наташа встретила его
первый раз после получения записки следующего содержания: «Материя
– это единственная реальность. Ты состоишь из атомов. Жизнь коротка,
и скоро мы оба умрём. Давай же не будем терять времени и доставим
друг другу высшее наслаждение. Я предлагаю тебе секс». Ему и самому
было противно. Во-первых, обидел девушку, во-вторых, предал себя,
встав на сторону материалистов, того самого Ленина. «Меня сгубил
сексуальный большевизм», – признавался он сам себе. «Кама-сутра»
была ни при чём.
Он молил о прощении. Она простила. «Когда меня не любят, то пишу
гадости». Он ещё писал ей стихотворения, как, например, это:
Твои глаза как две слезинки, Зрачок – желейный паучок. Я слёзы – вкусные икринки – Пролил: попался на крючок. Медовых губ медовый месяц Мне будет сниться день и ночь. Нельзя концы снотворных лестниц Под окна ночью приволочь,
– но больше не требовал взаимности. Наташа и Евласий остались
друзьями.
Сгунтриков грустил. На литературные кружки перестал ходить. Открыл
«Четьи-Минеи». Житие Ольги, житие Бориса и Глеба! «Какая эта Ольга
была целомудренная, точно как моя Наташа!» И это нравилось ему
– именно целомудрие. Он как-то по-новому полюбил Наташу. А после
прочтения истории Бориса и Глеба снова написал стихи:
Борис и Глеб на Куликовом поле Стояли словно ангелы в тиши. Россия возрождается, но горе Случилось в этот день в глуши. Сегодня очень хмур царевич Дмитрий – Как знамя – наш нерукотворный Спас. Лежал в шатре ордынский хан нехитрый, В его душе луч веры не погас. Ислам и Православие суть вера Одна и та же. Боль, убийства, гром. Кровь изначально благочестью – мера. А атеизм вообще тут ни при чём.
Наташа сказала: «Ну-у-у, всё вместе смешал!»
Филимонова воскликнула: «Это просто история и религия, к литературе
не относится».
Францев улыбнулся: «Можно бы ещё дописать чего-нибудь, продолжение,
развить сюжет».
Ещё в РГСЭИ пришёл прочитать лекцию по философии дьякон Андрей
Кураев. Сгунтриков, чрезвычайно стесняясь, и ему показал своё
стихотворение. Тот ответил: «Это у Вас экуменизм какой-то».
А Борис и Глеб, когда прочитали, то пригласили Евласия Сгунтрикова
посмотреть своими глазами на Куликово поле. Но там была дискотека.
Русские и татары вместе отдыхали на одном вечере. Ордынский хан
(из Сарая) и казанский хан вместе журили Дмитрия Донского, выпили
с ним по чарочке вина от крымского хана и пошли играть в кости.
Борис и Глеб увели Евласия на ближайший холм и научили его драться
на мечах. Мечи у них были огненные.
Наташа заболела, поэтому свой сон наш герой расскажет ей позже.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы