Жизнь как есть

«Мы ответственны за тех, кого приучили». Этот афоризм Сент-Экзюпери
получил жёсткую политическую огранку почти сразу после
гибели легендарного француза. «Самоса, конечно, сукин сын. Но он
– наш сукин сын». Так президент Рузвельт оценил верность
Америке никарагуанского диктатора. Совсем не в
общецивилизационном поле и сегодня пребывают герой-разведчик и
шпион-диверсант. В политике, даже вчерашней, как и в футболе, принято
болеть за своих против чужих. Это тоже аксиома. Как и то, что
смена режимов часто превращает вчерашних вождей в изгоев.
Победителя – великодушного или мстительного, дальновидного или
мелочного – защищает писанный под него закон. Но и тогда,
когда закон – международный, сердце-то – не закладка между
страниц с параграфами! А ещё есть русская поговорка: друзья
познаются в беде…

Пленные войны, окончившейся миром

На исходе второй мировой мы простили гитлеровского союзника
Маннергейма. Это редкий пример снисходительности к вчерашнему
противнику. Но финальным актом «холодной войны» явился не акт
капитуляции одной из сторон, а перезвон фужеров двух
примирившихся. Кто тогда думал о будущих «пленных» окончившейся миром
войны, тем более, «захваченных» одной из сторон? Первый
постконфронтационный процесс – над лидером бывшей ГДР – сочли
разовой уступкой «другу Колю».

Хонеккер – к тому времени тяжело больной – был вскоре отпущен
умирать у дочери в Чили. Дело в другом: перед судом предстал не
«банановый» «сукин сын», а доселе рукопожатный руководитель
страны-члена ООН. Формально его судили за погибших при бегстве
через берлинскую стену. Фактически – за то, что он,
воспитанный на коминтерновской субординации, оставался верным
идеалам Октября-17-го и Мая-45-го, прямо скажем, переживших
распад социалистической системы. Так был открыт ящик Пандоры. За
немцем Хонеккером настала очередь болгарина Живкова…

Тогда же освободившиеся от тоталитаризма прибалты снарядили конвой
за своими недавними визави, оставившими не спасённой ими
стране капельку горького романтизма – красный флаг на последнем
уазике ушедшего в историю рижского ОМОНа… Кое-кого – не без
помощи отечественной фемиды – препроводили в латышские и
литовские застенки. Остальных развело время. Памятное лязгом
вагонных засовов, потом затворов Приднестровья и Абхазии,
Таджикистана и тогда еще не бывшей Югославии. В белградской
Свято-Троице к одной исторической стенке оно приставило
«Генералъ Врангель» и «Храбро пали, браче-русима!» Это время
напоминает оставленной для себя последней гранатой грозненского
мента 94-го года – тоже бывшего рижского омоновца, боями за
будущую национальную идею и не перестраиваемую порядочность.
Всех, нередко проклятых на малой родине, забытых на большой,
не часто поминаемых на чужой. Тех, кто, возможно, уже не
верил в «Союз нерушимый» и в то, что «это есть наш последний и
решительный бой». Но вслед за Врангелем и Деникиным приравнял
верность Присяге собственному Достоинству.

А вошедшие во вкус побед уже без юридических формальностей вскоре
вздёрнули афганца Наджибуллу. За верность шурави, от которых
отреклась новая московская власть. Никто не обратил внимание
на визит – еще в «предталибский» Кабул – тогдашнего министра
иностранных дел Козырева. У российского гостя нашлись дела
поважнее спасения последнего сколько-нибудь влиятельного
лидера Афганистана. Кабульский же хозяин – мелкотравчатый
моджахед Хекматияр – слыл поборником «нашей и вашей свободы»,
почти такой же, как и у «оппонировавших» ему талибов. До 11
сентября оставалось…

Тем временем национально-освободительная «пассионарность»
бюрократически ощетинилась правом на свои внутренние дела. Попробуй,
возрази! Тем более что судей и параграфы «уравновесили»
прыткими адвокатами и доверительным шепотком: ««посмотрите на
возраст «преступников»: год-два – и все рассосётся». Нам, не
отошедшим от юридической коллизии октября 1993-го, сказать
было нечего. Поморщившись, проглотили и тогда, и потом. О
гнусном предательстве стыдливо молчали. Про гуманизм не
вспомнили. О политических последствиях старались не думать.

Впрочем, сданные вожди и растоптанные флаги, все равно, оказались
лишь вершиной пирамиды унижения… Эпизод 1998 года. Немецкий
миротворческий контингент в Боснии. Оберлейтенант бундесвера
нехотя откликается на зримое несоответствие его звания –
седине: «Вообще-то я – полковник армии ГДР… закончил
военно-медицинскую академию в Ленинграде… дали, вот, дослужить до
пенсии… Повезло…» В этом «повезло» – столько же презрения к
фартовому русскому, сколько и стеснения за свои жизненные
обстоятельства. Такие, как и у его соотечественника Маркуса Вольфа,
до конца дней метавшегося между прокурором и адвокатом,
Германией и Россией. А ведь это – не просто руководитель одной
из наиболее эффективных разведок ХХ века. Внедрив своего
агента в ближний круг канцлера ФРГ Брандта, он для Москвы
«подготовил» первое «историческое соглашение» с ФРГ.
Гитлеровскому разведчику Гелену работа по специальности нашлась и после
мая 45-го. Нашлась в ФРГ. Гэдээровский антифашист Вольф
оказался врагом своей объединившейся немецкой родины. И ещё –
незваным гостем на распавшейся советской. Ни той, ни другой,
повторим, никому не проигравших. Только ли у них
предательство рифмуется с самой Россией, а не с явным слабоумием, а то и
сытой подлостью ревнителей общечеловеческих ценностей? На
всю оставшуюся люстрированную жизнь в «примиренной» Европе.

На «востоках» было ещё жестче. Недавно в Одессе умер забытый всеми
«родинами» «че гевара» афганской революции – легендарный
Ватанджар. До конца жизни он писал книгу о
земляках-единомышленниках, преданных нам и нами. Сохранилась ли рукопись? Вошел
ли в неё эпизод 1999 года, когда дорожное управление
провинции Кундуз до последнего отстреливалось от наседавших талибов
под откуда-то взявшимся флагом Киргизской ССР? От нас
требуют покаяния за «пакт Молотова-Риббентропа». Погибшие под
красным флагом афганцы уже ни о чём не попросят. Не до этого и
прочим многонациональным друзьям СССР, ныне оказавшимся под
разными флагами вторых родин. При любом отношении к своим
прежним триколорам-серпам-молотам-плугам и -измам. В России
таких минимум 150 тысяч. Некоторым вторая родина великодушно
доверила свое подданство. И не более. Пять тысяч детей
республиканской Испании удостоились большего пиетета.

Два генерала

Хуже тем, кто остался на первой родине. Недавно припомнили прошлое
84-летнему экс-лидеру Польши Ярузельскому. Припомнили с
оскорбительным «оттягом». Год назад генералу вручили наградной
крест за ссылку в Сибирь, где он стал солдатом
антигитлеровской коалиции. Потом крест забрали. Его обвиняют в введении
военного положения в 1981 году, а также в руководстве в 1970-м
«преступной организацией вооруженного характера». То есть,
армией социалистической Польши – участницы международно
признанного Варшавского Договора. Генералу инкриминируют гибель
44 жертв антиправительственных выступлений в Гданьске и
Гдыне.

В 63 папках, собранных антикоммунистической инквизицией в Польше –
институтом национальной памяти, разумеется, найдется всякое.
Главное – что искать? Например, ответ на вопрос: мог ли он
не выполнить приказ? И если бы не выполнил, как на его месте
поступил бы другой? Смог бы этот другой впоследствии
избавить Польшу от судьбы Чехословакии 68-го – ввода советских
войск? Фактически его уличают в том, что Польша миновала
кровавую участь Венгрии 56-го? Такую как Чили 73-го.

Вот только генерал Пиночет умер не в тюрьме и даже ободренный своими
прежними патронами в лице баронессы Тэтчер. Разве 44 –
земля им пухом – поляка и 40 тысяч жертв пиночетовской диктатуры
– это одно и тоже? Как и замаячившее 10-летнее заключение
генерала Ярузельского – в сравнении с 16 месяцами,
проведенными Пиночетом под домашним арестом. Кстати судьбу
Ярузельского могут разделить глава Польши-70-х Каня и тогдашний министр
внутренних дел Кищак. Тоже за то, что, исходя из логики
тогдашнего межблокового противостояния, предотвратили
братоубийственную резню в ближнем тылу антиимпериалистического
фронта. Резни же, по правде говоря, еще больше опасался брат
старший, к тому времени уже достаточно обремененный афганским
опытом. Не из Москвы в Варшаву, а наоборот залетела слегка
русифицированная нами рифма: «Паны и пани, идите до Кани. А то –
придут Вани, и будет как в Афганистане». Кстати, генерал
Ярузельский к 1989 году обеспечил конституционную и
демократическую передачу власти своему антиподу Валенсе. Не потеряв
при этом не пяди земли, которую он присягал защищать. И уж,
тем более, никуда потом не сбегал, как это, конечно же, по
здоровью сделал «жесткий реформатор» Пиночет.

Может, «институты национальной памяти» вкупе с «музеями ненависти»
преобразовать во всемирный орган исторического примирения?
Приравняв национальное злорадство к ксенофобии?

* * *

В другом контексте мы бы сухо пояснили: Ярузельский, как и Хонеккер,
это – символы нашего общего прошлого – и
победно-космического, и двусмысленно всякого. Своего такого – в Польше ли,
Европе или Америке – ничуть не меньше. Просто когда одни
упивались своим триумфом, другие им потакали. В этой же логике
предложение Хиллари Клинтон учредить специальную награду за
победу в «холодной войне». Чтобы не забывали, кто кого уязвил.
Ибо униженный – всегда слабее.

Может, для самовоскрешения нам учредить орден Верности? На
одноименной улице увековечив покаяние перед преданными нами?
Преданным нам.