Онтологические прогулки

Можно ли сказку отнести к фантастической литературе? Можно ли
фэнтези отнести к фантастике или к сказке? Можно ли вычленить
из Лукоморья инфракрасный, а из субботнего понедельника ультрафиолет?
Можно ли Гофмана отнести к романтизму? Можно ли из «Русалочки»
вывести «Человека-амфибию» в оборот? Можно ли Азимова структурировать
в Чапека, Чапека в Гёте и Гёте в античные мифы? Можно ли проследить
родство «Наутилуса» Чуду-Юду и А. Кларка – Гомеру? И можно ли
вычленить сказку из тройки? А структурировать Эмбер – который
должен быть, как известно, разрушен – в обречённый град? И Лабиринт
– в храм культуры человеческой? Кирпичиками ли собирать слово
«холод»; взрастить ли, естественно, планету-разум-океан само собой
разумеется «населённый» Русалочкой, Чудом-Юдом, Наутилусом, и
амфибией-человеком? Семейством ли горо-»небо»-жителей опорядочить
ХАОС; рябою ли курочкой выставив (хаос), заставить его «яйценосить»;
машиною времени ли озаконить (хаос), под дулом (иначе нет: «пушки»;
и: «на луну») заставив его закон исполнять...

Уж что из чего произросло. Что можно куда отнести. Что можно отструктурировать,
вычленяя...

Зачастую по прочтении произведений возникает впечатление, что
авторы, из какой-то непонятой мной необходимости почитают за долг,
свинтив (сварив, склеив, склепав – искусственно соединив) конструкцию
«осюжеченной» идеи в скелет будущего творения, одеть её в плоть
определённого числа печатных страниц, оформленных в описания,
размышления, диалоги, лирические отступления и прочее... А вот
для чего – не знаю. Для того, чтобы в чётчайшей систематизации
и богатстве внутреннего мира «критика» преломился внутренний мир
ПИСАТЕЛЯ (настоящего), он необходимо должен быть населён хотя
сколько-нибудь самостоятельными образами. То есть помимо ясной
структуры, системы, конструкции должно быть нечто живое (вторичное
автору), растущее (аналогия растению), имеющее принципиально иной
(высший) уровень структуации. То есть внутренний мир настоящего
писателя должен быть, образно говоря, не просто звёздно-планетарной
системой, а звёздной системой обязательно с планетой, имеющей
«в себе» воду и жизнь, живой планетой, населённой.

Есть фантастика и есть литература. Есть фантастическая литература.
Не всегда первые две пересекаются; не всегда третье пересекается
одновременно и со вторым и с первым. Не столь часто даже и вообще
пересекаются... Проиллюстрируем. Лем, Брэдбери.

С. Лем и Р. Брэдбери прежде всего настоящие писатели. «Спектр
палитры» внутреннего мира Брэдбери именно как художника настолько
богат, что способен безотносительно привязки к окружающему (т.е.
к общему внешнему) миру индуцировать стойкую ностальгию и сотнями
роить щемящие вселенные мечты в вселенных внутренних миров всякого
прикоснувшегося (читателя). Они не померкли, не могут померкнуть,
они не исчерпываются и ультрафиолетом, они гораздо многограннее,
ибо настоящие писатели; однако, покуда мир сместился от фокусировки
(концентрации) на серьёзное (познание) к рассеянию развлечённого
(отвлечения) Лем с Брэдбери оказались ближе к периферии. Но –
хорошо для них, плохо для мира – они в достойнейшей компании достойных
из достойных... То же относится и к творчеству Стругацких; а как
относятся к Стругацким – зависит не от «сегодня», от другого;
см. выше; зависит от целей читателя(-лей). Для жаждущих ультрафиолета
– творчество Стругацких безусловно эталон, неизбывный интерес,
классика, привлекательнейшие из литературных вселенных. Среди
ищущих лишь фиолета – у Стругацких могут вызвать интерес лишь
куски. По мне, лучшие творения Стругацких – это явные «восьмитысячники»,
вершины одной из (только что вычлененной из структуры вселенной)
«вселенных», к которым за честь полагал бы стремиться.

Нельзя переоценить значение языка в системе структур, полагающих
возможность существования всеразличных информационных морей освоенного
человеком (информационного) мира.

Стоит ли отметить о некоторое умозрительное допущение, малость
занижающее планку оригинальности и совершенства языковой структуры
фантастических произведений в виду само собой разумеющейся расстановки
в приоритетах критериев оценки фантастики: на первых местах не
язык, а – идеи, степень проникновения в ультрафиолет и увлекательность
(или же чистая увлекательность, в фиолетовой зоне), убедительность
конструкции «скелета» и живость (жизни) орастившей его плоти?..
Или же об аспекте повышенной, в конкретном случае – фантастической
литературы, неразборчивости «потребителей художественного слова»
к качеству именно языка произведений, обусловленной концентрацией
направленности потребностей на иные характеристики фантастических
творений?

В каком контексте разобрать вопрос о свойственной современности
утрате сознания самоценной значимости роли языка как поля жизни
(вообще и в литературе)... Из какой системы должны проистекать
ценностные оценки художественного языка? Может, гурманствующее
эстетство? Вполне неплохо, когда оно не самоцельно... Впрочем,
когда есть гурманство (а не прагма насыщения) – это уже самоцель.
Впрочем, эстетика только и возможна при отходе от прагмы насыщения.
Эстетика – всего ещё один тонкий инструмент для освоения прибора
познания. И – надо отчленить его (инструмент) от самоцельного
гурманства; и – неотчленимо, так как только лишь вместе с гурманством
как принципиально возможным качеством эстетика имеет смысл.

Может, в контексте культуры, в контексте её поддержания и развития,
каковые обеспечивают язык и обеспечиваются языком, взаимовлиянно
связаны с ним; в контексте необходимости преодоления нынешней
ситуации, когда значение языка низведено до средства коммуникации
и только, необходимости появления и проявления воли к преодолению
ненормальности ситуации? «Система» здесь многажды, порядково многоуровневее,
сложнее: надо «учесть» весь культурный процесс; именно процесс.

Или, может быть, в контексте сакральности значения расцвета или
упадка в литературе и вообще (в обществе) высокого языка, языка
сложного (сложного, во многом, именно от восхождения к фундаменту:
ясно и явно воспринимаемому сакралу), в противовес языку упрощённому,
серому, энтропийному, распадающему (разлагающему-разлагающемуся),
червивому, языку умирающего, умирающему языку? В контексте сакрала
как действенной (в том числе, опосредованно, и в нашем, механическом
понимании) системы, а не абстрактно-умозрительной схемы, эстетически
обслуживающей безусловнорефлексные, материально-биологические,
в основе, желания тепла и света, и боязни боли и тьмы. Сакральности
высокого языка как такового, вообще, в прямом, идеалистическом
значении.

Когда я сам всё больше склонен прозревать первопричинную важность
последнего «контекста», хотелось бы лишь пожелать: обратить внимание
на этот аспект как в идейно-сюжетном смысле (в фантастике; в литературе);
как на теоретическое осмысление приоритетной важности возвращения
к высокому языку в свете сакрального (общечеловеческого) значения,
так и на практическое воплощение.

Проблемный список в фантастике, как и везде, потенциально бесконечен.
Однако вычленить главнейшие из направлений проблематики в свете
проблемности, думаю, не сложно. Фундаментальная проблема в фантастике;
литературе; внутренних мирах фантастов и фантазёров; в мире внешнем;
во взаимоотношениях внутренних и внешних миров – это фундамент.
Фундаментальная проблема, как ни банально это звучит – это фундамент:
отсутствие ли его; виртуальность, песчаность; задающая стену и
крышу кривизна; Рванность. Рваность фундамента.

Фантастична связка фантастики от художественного слова с информационными
полями «общего внешнего» мира или же ПОКАЗАТЕЛЬНА? Что здесь важнее
(мне): вычленить или проструктурировать третично?

На чём стоим мы и сами не знаем.

То ли основа христианская традиция православия определяет теорию
развития нашего взгляда на мир; то ли моральный кодекс строителя
коммунизма; то ли ценности общечеловеческие; то ли либеральные.
Ценности. Нет ясного знания, уж не то что монизма – фундамента
как такового нет. Ценности наши – не с миру по нитке даже, а с
разных кулинарных книг (сборников рецептов) по первопопавшемуся
куску. Что глаз, рот, рука схватили – то и любо: экзистенциальность
в идейно-гастрономическом ракурсе. В солянке такого вот ценностного
винегрета и происходит барахтанье – где уж тут до фундамента;
не сразу бы захлебнуться. Из этого всё и растёт. В том числе и
литература. В том числе и фантастическая литература.

Действительно – много ли «экзистенциональных россиян», в частности
авторов литературных и фантастических, расставили чётко и осмысленно
ценностные приоритеты? Что-то незаметно.

Что в жизни главнее и первостепенней? Гуманизм или толерантность?
Необходимая в своей безобоснованности любовь к ближнему или социальная
справедливость? Милосердие как обязательная норма или плюрализм?
Служение высшему идеалу или материально-созидательный труд? Вообще:
право или справедливость? Или, может, целесообразность? Любовь
или закон? Бытие ли определяет сознание? Дух ли первичен материи?
«Не хлебом единым жив человек»; или же «хлеб всему голова»? Или;
быть может, зрелище?..

Русь не даёт ответа.

С Петровых времён на Руси прижился винегрет...

И – винегрет с раствором для фунда-ментальных заливок большинств.

И мой внутренний мир взведён на винегрет...

И тот же внутренний фундамент многих и многих из определившихся
внешне: тот же винегрет... Но внешне определившиеся ещё и транслируют
в общий мир твёрдожелезоколейные по необъездной форме своей рецепты:
кулинарные или фармакологические. Формологические... А мне противен
взглядом выблеванный их явно винегрет.

Так хочется вскрикнуть:

О, патриоты кваса и пресных просвир; шорники шор и догматики догм!

О, капиталисты от «Капитала»; гайдаро-чубайсовцы-кибальчиши; большевики
от оппозиции; перестройщики до основанья!

О, ценники от общечеловека; ницше-и-вольтерьанцы; столбы от навеса
гумна зёрен разума самостийного-сверх-человека!

О, фанатики политкорректности; священнослужители толерантности;
жрецы при жертвенниках эмансипации; фарисеи от плюрализма!

Тартар на все ваши головы; валитесь все в тартарары...

Куплю на базаре я старого доброго нигилизму; дёшево и сердито;
добавлю в фундаментальный винегрет: перцем? цементом?

Песком?..

Винегрет нынешний, впрочем, думается, наднационален. И, пожалуй,
вполне осознан он промежуточной целью; вопрос: кто кулинар?

Вот кредо, к следованию которому пытаются свести современного
человека выражатели «духа» времени: я имею желания, и я имею желание
удовлетворять свои желания.

Всё. Прекрасное кредо!

Любая мышь и гиппопотам с радостью подписались бы под ним.

Любой современный человек? Просто любой?..

В чём есть отличие человека от гиппопотама?

В наше время нет реальной возможности лишить большúнства
доступа к объёмам информации, позволяющим выстроить более-менее
цельную картину мира. Для лёгкости управления надо эту информацию
разбить на нужные куски и смешать в своерецептный винегрет в сознаниях.
По крайней мере, попытаться. Попытка-то – не пытка... Вроде как.

А экзистенциально наблюдаемая попытка и вовсе комфортна и приятно
зрелищна; чего же ещё?

Акселерация инфантилизации нашей цивилизации полным ходом набирает
ускоренный темп...

С подобия Божьего – к самодовлеющему разуму; к самодовлеющему
труду; к самодовлеющему равенству, – вычленяя и вструктурируя
фанатизм и фарисейство, фарисейство и фанатизм...

И дальше? Удовлетворённость разжёванным нарочно в потреб «толпе»
(массам) «хлебом зрелищ»? Стойло экрана каждому, стреножащая мозги
персональная паутина любому? Всего-то и нужно было синтезировать
жвачку для глаз и мозгов, да наладить средство доставки – кормораздаточную
транспортёрную ленту?

Что ж, время Великого Совершенствования Технологий задумано и
воплощено не зря. Жвачка произведена и блёстко упакована; кормушка
коммуницирована каждому, в интеграле режимов он-лайн и нон-стоп.

И довлеет хлеб зрелищ среди (среды) большинств. Довлеет нам; довлеет
нас; довлеет здесь и днесь...

При чём здесь фантастика, вроде бы? Структурирую её в нашу акселеративно
инфантилизирующуюся «цивилизацию» и вычленяю высокó обходящий
кулинарно-медийный темп «рецепт»:

Желаю всем странного. В смысле желаю желать... Странного, слившегося
бы во взаимовлиянно-океанную, а не «кусково-винегретную» единоцельность
внутреннего мира. Не ограниченность механики частей, но органичность
всеуровневого раствора (океана) идей единственно могущего обеспечить
самую возможность возникновения жизни.

Единственно могущей захотеть – пуще жизни – заглянуть за ультра-
и фиолет.

Собственно всё. Уже и не в заключение, а в развитие НОВОЙ (дискуссии)
– которая к предыдущей теме (вне контекста вструктурирований вычленений)
явного отношения не имеет – меняя мнениевую (приложения) точку
опоры.

(Продолжение следует)