Проза

(Из записок неизвестного)

Начало

2.

Самое удивительное (я уже упоминал об этом), у меня, оказывается,
нет последовательной, единой линии осознания, если хотите. То
место, которое у всех является возможным источником линейных
мыслей, некий структурирующий конгломерат, – у меня либо
отсутствует вовсе, либо напрочь затушеван, и затушеван самой
прекрасной мыслью!

Я, вроде, пытаюсь занять чем-то свой мозг, но это «что-то», которое
«занимает мой мозг», говорит мне, что оно не достойно
занимать мой мозг; что мой мозг устроен иначе, чем другие мозги:
он должен обдумывать не «что-то» недостойное, а только лишь
сам себя!

Потому мое мышление и носит характер отрывочных, хаотично
выхваченных из окружающего мира, затейливых воспоминаний,
схоластических ассоциаций, которые в первую очередь вихрятся и
закручиваются вокруг себя – никакой связи с объективным явлением
почти не имеют.

Мне совершенно и не стоит основывать на чем-либо ту или иную грань
духовного материала, потому что эта ваша «человеческая»
профанная мысль вышла из доверия, вместе с возможным
определением, отпечатком явления или события; мысли бестолково вращаются
вокруг, а я с ними заигрываю; и, может, когда-нибудь они
навсегда оставят меня – перестанут кружить, как птицы над
разоренным гнездом.

И в то же время – все мои мысли имеют начало. Это начало – я сам!
(Ещё один осознал себя – и этот один я!) От себя никуда не
деться, вот и приходится что-то себе постоянно представлять,
бесконечно интонировать-фонтанировать – безвылазно: повиснуть
вот сейчас в окне – размазывать, словно мусли по щекам (как
когда-то в детстве), всю свою обиду на общество, за
фантазматические мечты юности, за вселенскую беспроглядную
заброшенность в происходящий момент, который, как слизняковая улитка,
ползёт и ползёт – по обшарпанным стенам, потолку, по
ржавой, вечно гудящей и потрескивающей трубе отопления, к
облупленной батарее.

А гнездо-то действительно разорено. Мозг не функционирует подобно
многим мозгам в одном направлении, так или иначе определяющем
суть вашей мирской активности, крепостной занятости. Ведь я
вообще ничем не занят. Потому мои мысли установили подлинно
демократическую форму общежития: каждая мысль обитает как ей
заблагорассудится – находит для себя ракурс, разворачиваясь
в любом направлении, будучи свободной, окрыленной
спонтанно, не подавляемая глобальным политическим курсом.

Но любая демократия, в чем нас убедили (заслуга сусальных
почвенников), непременно управляется тайной организацией – той,
которая и проповедует «подлинную демократию», – масонской ложей,
не иначе. Так вот, моя Весьма Достопочтенная Ложа – это моя
личность, и как бы она ни была свободна, раскрепощена, как бы
она ни была вписана в свою же внутреннюю структуру, как бы
ни желала быть вплетена в форму прав и обязанностей перед
собой – она, моя личность, несмотря на конституционный декрет
«о свободе мысли», – о свободе собственных мыслей, –
исподволь, вкрадчивым фантомом управляет мыслями, да так, что те не
особо подмечают этот диктат (или новый дискурс
постмодернистский, как сегодня принято выражаться).

Лишь некоторые, самые догадливые мысли, гениальные Посвященные,
знают о существовании «диктата» и, невзирая на расхожесть
мнений, поддерживают общий вектор режима – эпохи уж
пост-постмодернизма. Вот эти Посвященные мысли – ОНИ СЕЙЧАС И РАБОТАЮТ ВО
МНЕ. – ВСЕ ГОВОРЯТ ВСЛУХ О СЕБЕ! ПРОЯВЛЯЮТСЯ! У них одна из
самых высоких степеней, градус Посвящения. Они – из главных
масонов. Они просто инсинуируют демократию перед остальными
мыслями. Они знают обо всем, что творится в сознании, и
устраивают в нём время от времени революции, объясняя каждую
революцию как историческую необходимость; на самом же деле они
разрушают мое сознание.

Спрашивается, почему бы мне все эти мысли не стереть с жесткой
матрицы? Нет, не получится! Только потому, что в этот момент, в
это самое мгновение ОНИ САМИ О СЕБЕ ВСЕ РАССКАЗАЛИ,
предвосхитили нежелательный оборот, САМИ ОБЪЯВИЛИ ВАМ, ЧТО ОНИ –
МАСОНЫ – РАЗРУШАЮТ МОЕ СОЗНАНИЕ – ПРОВОЗГЛАШАЮТ ЭПОХУ ОЧЕРЕДНОГО
МОДЕРНИЗМА!

Хотя хрен их знает, быть может, они для того и
разрушают-провозглашают, чтобы и в самом деле возвести что-то новое, отгрохать
то, от чего дух захватит, архитектурно обновить старое!

В моем безделье виноваты именно они – Главные Масоны, – самые
любимые мысли; они вообще не дают мне заняться какой-либо
деятельностью. За что бы я ни брался – ничего не могу довести до
конца, все из рук валится. Причиной всему – яркое и поголовное
самосознание Посвященных; да, да, мои мысли, которые
осознают себя, высвечивают мои потроха будто на экране дисплея. Они
говорят мне: «Ну и что – чем ты вот сейчас занимаешься?
Ведь это чушь! Самая настоящая чушь – ерунда! Брось – продолжай
смотреть в окно! Ходи взад-вперед по пустой квартире,
прислушивайся к нам – то есть к самому себе!»

И я продолжаю смотреть в окно. Вымороченно и тщетно думаю про
политику, искусство, культуру, – в общем, про все раннее
прочитанное, пережеванное, затертое в мозгу до белых дыр. Продолжаю
вспоминать впечатлительное совковое детство, «перестроечную»
юность; регистрировать построчно в мозгу безнадежных
людишек-профанов, которых когда-либо оставил я, либо оставивших
меня (последних гораздо больше); болезненно ощущать абсолютную
бессмысленность и безапелляционность перечня воспоминаний.

Иногда взгляд привлечет деталь с улицы. И я уже рад, что пришлось
отвлечься. Но потом опять возвращение – тягостное, надуманное,
всеохватное и восторженное одновременно ощущение заживо
замурованного в свою вселенскую скорлупу, в свое подполье (как
резюмировал бы Достоевский), в этот свой коммунальный
момент, что зовется – СЕЙЧАС (как сказали бы нынешние
пост-писатели-все-модернисты).

Довольно часто подбегаю к зеркалу в ванной – в полный рост
осматриваю всего себя. Занятное, но больное увлечение. Ведь ничем,
кроме себя, я не обладаю, вот и приходится любоваться тем, что
есть, – упиваться собой сполна – стремиться это чувство
возвести в ранг почти предметного обладания – дотронуться
пятерней до зеркальной плоскости, провести по своему отражению.

Да, сейчас я вижу самого себя! Подумать только: себя?! И это –
я-я-я?.. Я – Всегда Сейчас Я – Океан Жизни!

В ранней юности я также подбегал к зеркалу: сквозь восхищение от
созерцания себя проскальзывала и робкая фантастическая боязнь
потерять рассудок от погружения сумасбродного в неведомое
далеко-глубоко; голова туманилась собственным существованием
здесь, сейчас, со всей своей наличностью – руками, ногами,
лицом, мыслями, – и тем, что раньше… самих мыслей раньше...

Но теперь я привык к себе, меня волнуют проблемы куда более
приземленные: например, начали редеть волосы, или то, что лоб
прочертили две слегка видимые складки. Но в любом случае удивление
не пропадает.

...Да, сколько себя помню, меня всегда посещали муки незнания, что с
собой дальше делать. Одно дело, чувствуешь нечто важное,
что сокрыто от других людей: ярчайшей вспышкой осознаешь себя:
тебе кажется, что ты единственный в мире, достигший
истинного интеллектуально-восторженного самоощущения. Находясь у
зеркала, ты выпархиваешь в новые измерения: повсюду во
Вселенной существует твое беспредельное «Я» – благородное,
духо-провидческое, а заодно духоборческое озарение «Я» – от самого
же себя – ты торжествуешь, как никто больше за миллионы лет
не торжествовал! Ты – вершина эволюции! Вся живность земная,
от микроба до динозавра, за всю историю планеты, – всего
лишь биологический фон – для твоего единожды гениального
пробуждения, все-состояния имманентного, единственно верного,
поверх дискурсивного!.. Ты беспросветно одинок, но в то же время
прекрасен в своем одиночестве. Ты – особенный! Ты –
сверхособенный! А все вокруг – тебе и в подметки не годятся!
Словом, ты – иной, запредельный, вавилонский жрец, гуманоид,
гражданин Шамбалы!

Другое же дело: куда с этим дальше сунуться? Надежда вмонтировать
свои в принципе неосязаемые для объектного мира «просветления»
и другие штучки в какой-либо процесс, в который запряжено
человечество – по отдельности или в целом, – заведомая блажь.
Ну что, я буду слесарю у пивной или металлургу
рассказывать, какой я особенный, замечательный? Так он меня пошлет куда
подальше, и баста – не будет даже рядом стоять, уж точно,
если по физии моей распрекрасной не решится заехать с размаху
оголтелого, понятного. Подумает: гомик, наверное, ишь как
выхваливает себя, значит, заигрывает – предлагает!

Некуда мне деться со своим особливым рылом, за фасадом которого
скрывается целая ассамблея масонских лож; вот и продолжаю стоять
у зеркала – быть может, замечу новое, что раньше-то
проглядел…

Нельзя мне к людям, в их проблемы, жизненный уклад, – не так поймут!
Я всегда буду для них чем-то
невыясненно-головокружительным, абстрактным, нереальным – будут гнать!

Ну, а куда идти двадцатидевятилетнему недоучке и недотепе? Начинать
все заново, подыскивать для себя профиль – поздно и смешно;
в моем патовом обстоятельстве загореться чем-то, научиться
чему-либо – просто невозможно!..

Буду, значит, сидеть в своей конуре – просто сидеть, ждать манны с
неба: авось подвернется кто…

Только кого ждать? Все знакомые уже давно сбежали от меня, я им
совершенно не пригоден! Ведь людишки – насквозь прагматичны. Они
подыскивают человеческий материал (приятеля, значит) исходя
из своих практических целей. Часами, уставившись физиономия
в физиономию, несут всякий вздор, а про себя щелкают на
счетах – впрок аль не впрок пойдет человечек-то.

Со мной тоже можно с час проговорить, но я дела их не разумею; у
меня вообще нет никаких дел, потому-то я им, соцэлементам, и
противен. Только понимали бы эти индивиды, что отвратительны в
первую очередь они, их морды, искаженные в нелепом
стремлении к разным практическим целям!.. Ждать мне некого, –
рассчитывать на человеческую массу я просто не имею права – по
высшему счету, сверхчеловеческому!

Стало быть, буду голодать. Буду посматривать в окно, затем изредка,
на голодный желудок, подбегать к зеркалу…

Можно, конечно, рассчитывать на женщин. Ведь я внешне недурен,
похудел, весьма подпадаю под глянцевые стандарты, так что есть,
видно, резон подумать об этом последнем шансе, который не
упускают некоторые мои сверстники, причем срывают аппетитный
куш. Знакомятся они с женщиной гораздо старше себя. В этом
весь смысл – молодая не заплатит, сама ищет возможность
выгодней продаться. Меня это настораживает, как и сам факт
отдаваться за деньги, старухе – в особенности! А ведь примерам несть
числа – идут на все, лишь бы поддержать свое несносно
глупое, тупое до скотства гойского существование. Мое
существование – оно тоже почти нелепо, но я пытаюсь мыслить, вольно
отрицать на великом досуге, пренебрегать ценностями этого мира.
Нет, я не чета своим сверстникам, к бабам я принципиально
хладнокровен: буду голодать в своей берлоге, но презирать
смысл их, сверстников, суровой необходимости обменивать
собственные семенники на благоденствие.

К тому же в последнее время, уже по философским соображениям, я
отдалился от женщин. Зрело давно, что бабы, все, без исключения,
составляют на земле тот особый тип заговорщиков, читай
подкласс, который, дай им волю, с наслаждением изведут вторую
половину землян. Тут не имеет значения, какая женщина –
порядочная или непорядочная (все они порядочные змеи!),
блюстительница нравственного начала или нет, – все равно, так как вся
их сущность направлена только на то, чтобы поначалу
прельстить, а потом растоптать – сделать из мужика раба, исполнителя
женских прихотей. И если встречаются экземпляры,
нивелирующие свое явное стремление к материальному, к благам
цивилизации, которых они не в состоянии обрести без помощи мужчины –
хотя морщатся и фыркают в ответ на подобные рассуждения из
уст отчаянного женоненавистника, – эти куда опаснее, раз у
них хватает скрытой, уходящей далеко в подсознание способности
казаться.

Постоянное вранье, скрытность и подавление, не взирая на личности, –
вот что вызывает во мне жгучую ненависть. Ох, кто бы знал,
как я наблюдаю женщин, как ловко подсматриваю их отношения с
любовниками или мужьями; как мне хватает одного только
взгляда, чтобы эта особа все сразу поняла – тайный механизм
воздействия рассекречен!

Ведь они нас, сильный пол, ни в грош не ставят! Они смеются над
нами, считают недоделками, неотесанными чурбанами! Они смотрят
на нас – как на недоразвитых детей, которые нуждаются в
постоянной опеке, с которыми можно позволить вести лукавую игру –
подкинуть конфетку: идиотскую улыбочку или жалоподобный
поцелуйчик... О, сколько я насмотрелся этих улыбок, обращенных
к мужьям и любовникам! О, как мутило меня при мысли, что вот
такая же кривляющаяся, издерганная в жеманствах сука
способна заиграть и со мной – стать женой или любовницей, а я, как
настоящий кретин, буду всерьез принимать эту гнусную,
нелепую игру. Куда там, до этих сук, всем масонским заговорам!

Но хватит о бабах: вернемся к более возвышенной теме.

Случается со мной так. Стою я у окна (или у зеркала в ванной), ну и
думаю о чем-нибудь, как вдруг полыхнут мысли совершенно
иного порядка. И ведут себя бесцеремонно – в манере фоновых
глушителей.

Они внушают мне: «Вот, ты – здесь, ты – сейчас, в этом вся твоя
жизнь – стоять у окна (или у зеркала), пытаться невольно и
бесконечно размышлять! Это твоя суть – размышлять, обозначать,
приводить смыслы в какой-то порядок, пусть и отрицающий самое
себя и зачастую противоречивый – но порядок, без которого
вообще не может обойтись мыслящее существо! Тебе от этого
никуда не деться! – продолжают мысли-лазутчики. – Ты будешь всю
жизнь размышлять – не будет конца твоим доводам и
обобщениям! Ты просто дурак, раз пытаешься о чем-либо еще помышлять! –
И тут же: – Ты смешон! Ты – астенический психопат!.. Ты
докапываешься до первосмысла всего, охаиваешь все и вся, а
выглядишь капризным ребенком, от которого забрали материнское
тепло!.. Тебя надо высечь как следует и попытаться приобщить к
этому миру, иначе ты, в самом деле, обречен на вымирание!»

Вот какие бывают мысли – тоже масоны, – выполняющие в моей голове
определенную миссию.

А масоны, которые вне меня, – так же устраивают, как мне кажется,
любопытные эксперименты! Они без устали гранят дикую глыбу! В
подмогу молоток и зубило, отвес, уровень еще, фартуки,
перчатки и прочая-прочая символическая дребедень... Они приводят
народонаселение Земли в постоянное движение, чтобы не было
застоявшихся участков. Революции, войны, терроризм и всякие
другие «перезагрузки», – это, конечно, дело их рук. Все
сводится к тому, чтобы формации, в которых существует общество –
постоянно обновлялись. Человека необходимо шпынять
иголочкой, как зарвавшегося таракана, чтобы он находился в движении,
не жирел на одном месте. Так необходимо для неких,
предписанных ему, человеку-таракану, свыше – Великим Архитектором
Вселенной – Великих геополитических преобразований. Так и
обществу необходимо кровопускание. После чего и дышится
свободней, и есть стимул для наращивания сил! – продолжения Книги
Бытия!

Так что масонство – очень интересное явление. Там занимаются важным
делом. Каждый член действует исходя из собственного таланта,
возможностей в отведенной ему Конфигурации этого
глобального замеханизированного Калейдоскопа – нашего мира. У каждого
строгое общественное положение – или во внешней (социальной)
структуре, или в масонской (внутренней). Только
позавидовать.

И если сравнивать личных масонов – мои мысли – с масонами вне меня,
то картина получается довольно-таки ясная. Я постепенно,
день ото дня разрушаюсь – с тем чтобы собраться в ином
замысловатом варианте. Что в принципе происходит сейчас и вне меня,
то есть на Белом свете: государства
распадаются-складываются, опять трещат на подобие шатких карточных построений;
обычаи и нравы людей меняются; система отношений между нациями и
народами трансформируется – ну, в общем, самый что ни на
есть бред и сумасшествие!

А все потому, что масоны – под колпаком у избранных из людей –
Больших Братьев! (Так, по крайней мере, твердят и твердят
известные печально издания.) А они Б.: Б.: – все, поголовно – вне
«нормы», из них самый большой процент гениев и сумасшедших.
Но мне до этого нет дела, – или наоборот-таки, есть дело! –
так как я сам слеплен из того еще теста – хазарского замеса,
– как уверяла меня в пылу, уничтожая доводами (конечно же,
издевалась, чтоб я не чувствовал себя барином, белой костью),
моя родимая мамаша, самая прекрасная и несчастная русская
баба! Получается со мной та же картина, что и с
государствами: страны временно болеют под ненасытным «Лучезарным Глазом»;
ну и я – нахожусь в глубоком затяжном бреду, так как во
мне, – ха-ха! – если следовать материнским страшилкам,
присутствует неусыпный генетический контроль, – да, да, именно
избранные масоны-мысли, КОТОРЫЕ И НАДИКТОВЫВАЮТ МНЕ СЕЙЧАС ЭТИ
САМЫЕ ЗАПИСКИ! ЗАСТАВЛЯЮТ ПО СВОЕМУ ПРОЯВЛЯТЬСЯ!

Парадокс в другом. (Не хотелось бы напророчить по свою душу.) Общая
ситуация может оказаться непредсказуемой (хотя вполне даже
предсказуемой!); я имею в виду больное общество и себя,
болеющего в этом обществе. Все может обернуться настоящим крахом:
я не приду к поправке – мир сгинет в бездне!

Неутешительный прогноз – не правда ли? Но не будем в него
углубляться – лучше опять присмотримся-прислушаемся ко мне: чем я
сейчас занимаюсь?

А занимаюсь я сейчас... не поверите... онанизмом. Иногда я позволяю
себе этот, отнюдь не постмодернистский, фокус. Когда думаешь
о тайных организациях, то невольно хочется заняться
запретным – чтобы отвлечься, резко переметнуть внутренний взор от
купола куда пониже, здоровее смотреть и на вещи, и на мир
людей, и, конечно же, – на самого себя.

А на себя я смотрю с особым блеском в глазах. Я вижу свой член и
восторгаюсь его необычной красотой. Действительно, все, что
направлено, упруго возбуждено, – выглядит привлекательно,
здраво.

Мой член средних размеров, но толстоват, некоторым женщинам (если не
всем), он бы пришелся по вкусу. Но я не доверяю женщинам,
их возможности меня возбудить; да и к мужчинам, вы не
подумайте, страсти я не питаю. Я испытываю страсть, как вы уже,
наверное, догадались, только к самому себе, к своему телу,
мыслям, очертанию в пространстве своего загадочного наличия; мой
взгляд, походка, необычные жесты, движения души – словом,
все мое меня возбуждает и вдохновляет!

Но женщину я все же не исключаю. Правда, ей отведена роль второго
плана в моих эротических фантазиях. Женщину я представляю
понукаемой длинным кнутом, доведенной до покорного принятия
моего члена в рот. А я стою, величественный и обличающий все и
вся вокруг, и от меня исходит огненное сияние. Мой член –
пламенеющий меч – достигает неимоверных размеров; это главное,
что есть в мире сейчас – на Земле и во Вселенной. А эта
сука-женщина – она только лишь на подхвате – в своем изначальном
обличии, а не в ярком амплуа авантюристки-заговорщицы!

Да, в женщинах я вижу настоящий подвох – заговор, стремление любыми
путями закрутиться змеей на мужской шее. Потому-то нужны не
просто женщины, а наложницы-проститутки, не подавляющие меня
как личность. Проститутки – они хоть не скрываются, а
«порядочные» – ловко прячут свою блядскую (обманную) натуру!

Ну а где найти наложницу – ей придется платить. Денег у меня нет.
Вот и приходится иногда заниматься онанизмом.

Причем стыда перед собой я не испытываю: ну онанист – так онанист,
что делать, раз денег нет на девиц. Уж лучше самому снимать
рукой застоявшуюся энергию, чем пытаться ее сублимировать в
постоянные жалобы и нытье на баб, общество. Общество, в
принципе, и так давно одурачено бабами, его не изменить, обличая
женский характер; проще обойтись без этих сук – растягивая
вверх-вниз свою залупу.

Конечно, женщина бы мне не помешала – постоянная женщина. Но она
должна обладать незаурядным характером. Хоть я и не признаю
ничего архаического, пытаюсь мыслить свежо, допуская в
отношениях между полами все возможные проявления чувственности, но в
вопросе «постоянного» секса – я деспот. Мне требуется нечто
преданное двуногое рядом – простое, не кокетливое. Мне
нужна баба, которая будет одновременно служанкой и красавицей,
ярой почитательницей моей персоны, внешности, мыслей.
Попросту говоря, требуется влюбленная без памяти в меня дура.

Но где найти такую, ведь я сам – не образец ни кристальной
нравственности, ни долга? Я – нечто аморфное, неопределившееся еще в
этих «наших-ваших» условиях. Ведь я могу с нескрываемой
жадностью листать порнографический журнал, а через пять минут
выказывать осуждающее мнение о повреждении нравов. И наоборот:
брезгливо плевать на вывешенные в подземном переходе
непристойные эротические плакаты, а по выходу ратовать всеплощадно
за сексуальную свободу и вседозволенность. Так что черт
меня знает – что я такое! Одно понимаю: когда встает член – я
его онанирую! Онанирую и мечтаю – о чем-то неземном,
русокосом, одетом в сарафан, большущими глазами с паволокой
взирающем на меня ласково.

Ей-ей, опять начинают одолевать навязчивые мысли – мои масоны. Я
даже онанизму отдаться не могу, так, помну свою набрякшую
морковину – и обратно в штаны. Нет во мне непременной
настойчивости (неприемлемой непристойности) – ничего не довожу до конца
– не могу, как говорится, кончить! (Это вам не
постмодернист Лимонов-Сорокин-иже-с-ними, который пробует экскременты на
вкус; выворачивает от его-их устойчиво всеядного
потребительского начала.)

А все потому, что опять-таки не верю в то, чем занимаюсь. Едва
принимаюсь за какое-нибудь дело с многообещающим почином –
помаленьку проявляется задумка, – как вдруг – бац! – что-то
шарахнет в череп, перевернет его внутренности, всю психосоматику
наизнанку, опрокинет любые прожекты. Я НАЧИНАЮ СМОТРЕТЬ НА
СЕБЯ СО СТОРОНЫ!

Тут как тут объявляются мои мысли-масоны – и заманивают, и зазывают
в непролазные дебри. Они, эти мысли, позанимали ключевые
посты в блоках мозга, отвечающие за притязания на окружающий
мир, мои намерения, – и исподволь, в режиме строгой
конспирации (но в последнее время вполне легально) дезорганизуют любой
жизненно важный процесс. Я не могу в квартире навести
порядок – все заросло пылью, паутиной и прочим хламом. Не могу
проследить за одеждой – она в пятнах, в прорехах, измята. Утюг
лежит разобранным второй месяц, сегодня надо бы уж
обязательно починить. Еду готовлю кое-как, не додерживая на огне;
скоро грызть буду сырой картофель, запивать водопроводной из
крана, на заваривание чая не хватает терпения. Мои масоны –
кругом они виноваты, я здесь ни при чем!

Все пришло в упадок! Потому что я, оказывается (как вещают те же
масоны, но только нерегулярные, из правого полушария), –
превыше любых дел и намерений! Я – само исконное созерцание,
безмятежность! Воля, обращенная внутрь себя! Не проявившаяся
никак цельность! Нереализованный потенциал! Закрытая в себе до
поры глубокая тайна!.. (Вот такой особенный
культурно-исторический штамп – колыбельная песня, которую испокон века тоже
поют, баюкают спящего медведя! Чтобы он проявился, таким
именно образом, – оставил в себе и во вне след понимания – и
даже в спячке, в явно выраженном согласии с наставником по
дрессуре!)

И это мое главное предназначение – оказать впоследствии, в
ирреальном будущем, влияние на окружающих!

А благородная у моих масонов, черт возьми, миссия: может,
когда-нибудь я в самом деле стану настоящим совершенным, если,
конечно, с ума не сойду от «шокового воздействия» – собственного
безделья! Хотя наплевать: сойду с ума, не сойду, сделаюсь ли
сверхчеловеком (высиживая, бирюк бирюком, в берлоге), не
сделаюсь, – наплевать, так как я прекрасно опустел: во мне уже
не осталось – ни отчаяния, ни надежды, ни даже упрека! По
сути же, я превратился в банальную, неказистую, постсоветскую
радикальную единицу, которая самоопределилась в замкнутом
пространстве обветшалой квартирки, откуда с бестолковой
угрюмостью и посматривает из окна на мир... Ха-ха-ха! – вспомнилась
строфа из масонствующего складно и оптимистично Пушкина:

         ...Природой здесь нам суждено
         В Европу прорубить окно...

(Продолжение следует)