Проза

Начало

Павелецкая

Так-то! Павелецкая! Переход на взрывоопасную Замоскворецкую линию!
Пуля-дура, замечено, любит бить в одну точку дважды!..

Ну что, заметано, сидим дома, никуда не высовываемся? (На кой нам
эти безумные зигзагообразные броски в замкнутом подземном
пространстве метро, подобно молниям в царстве Аида?) Занимаемся
размножением, смотрим телевизор, за женой ли зыркаем, или
просто так, по сторонам, – плюем в потолок с широченной
разворотной кровати повышенной комфортности. Лежим, то бишь,
Иванушками и Емелями на печи.

Со стороны все вроде бы благочинно в миру: повсюду бетонные
стоеросовые домы, вбитые в матушку-землю, один подле другого,
нестройными рядами, неотесанными устрашающими
болванками-параллепипедами, – гигантской грибницей расплодившиеся всюду, –
взахлеб забирают они жизнь нашего человека. Но человек рад своему
жилищу, как иначе? Долго присматривался человече, вскидывая
и вмиг охлаждая внутри себя вихри беспрестанных мечтаний,
пока только дом его строился, возводился в общей колонии
таких же бетонных остолопов. Однако, решился: наскреб по
сусекам, вымел все свои кровные, одолжил по родственникам и
знакомым, взял в банке кредит, и вот тебе – приобрел, наконец,
вожделенную каменную хатку, собственность, недвижимое имущество:
спрятался в скорлупку, включил пышно свет во всех гнездах,
или наоборот, скромно отметился в бесконечных оконных сотах
одним пульсирующим огоньком голубого экрана телевизора:
создал, так сказать, внешнее благочинство – доказательство
существования себя в этом мире, – как мог с успехом очертил свою
конфигурацию в едином со всеми контексте…

Внешняя сторона внешней стороной, а что же там внутри этих
бесконечных бетонных коробок?

Так и быть – вдали уж от взрывоопасной Павелецкой, вдали и от
Автозаводской (ведь пуля-дура, метит дважды!), в какой-нибудь
богом забытой Чухлинке, или нет, быть может, в Текстильщиках (не
путать с «взрывными» Печатниками), на серой заурядной
улочке, скажем, на 5-м Грайвороновском проезде, в серийной
«хрущебе», к примеру, на типовом 4-м этаже, – типичная
двухкомнатная квартирка, типичного московского семейства –
инженера-теплотехника Клусова, субботним вечером 5 февраля 2005 года.

Клусов-старший, сидя на кухне перед чашечкой стынущего чая,
уткнувшись в газетный разворот:

– …Представляешь, дорогая, в этом году у московского метрополитена
юбилей. Семь десятилетий назад началось регулярное движение
поездов от станции «Сокольники» до станции «Парк Культуры».
За сутки столичным метрополитеном перевозится более 8
миллионов человек, образно говоря, – глядит поверх очков, что-то
итожа в уме, – в течение суток весь город перемещается с места
на место!.. А вот, и установлена личность
террориста-смертника, совершившего теракт в утренний час пик на перегоне
между станцией «Автозаводская» и «Павелецкая» 6 февраля 2004
года... Надо же, ровно год прошел… – читает: «…Им оказался
житель Карачаево-Черкессии Анзор Ижаев, 1983 года рождения. Он
являлся участником незаконных вооруженных формирований и
проходил спецподготовку в военных лагерях террористов.
Взрывотехническая экспертиза установила, что террорист-смертник
привел в действие взрывное устройство, состоящее из аммиачной
селитры, алюминиевой пудры и поражающих элементов – болтов и
шурупов. Масса взорванного снаряда составила от 3 до 6,5 кг. В
результате взрыва погибли 42 человека, включая и
террориста, пострадали 250 человек. С целью идентификации трупов
погибших проведено более 40 опознаний, около 30
молекулярно-генетических экспертиз. Личности всех погибших устанавливаются…»
– переходит к другой колонке: «…Госдума постановила принять
закон “О государственной геномной регистрации в РФ”. В
соответствии с законом будет создан федеральный банк генетических
данных. Кровь, исследованная по пятнадцати генетическим
параметрам, будет храниться в банке в течение ста лет. Новый
метод ДНК-анализа позволяет проводить идентификацию личности
по следам органического происхождения. Данные анализа будут
записываться в буквенно-кодовом выражении, что позволит со
ста процентной уверенностью опознать любого человека по
мельчайшим фрагментам его останков…» – переворачивает страницу,
читает: «“Террористы – кто они – борцы за свободу или
преступники?” …Мировое сообщество объявило “шахида”
неконвенциональным оружием. Отныне “шахид” открыто признается оружием, а не
человеком... К юридическому использованию предлагается также
термин “живой снаряд”. Данное оружие бескомпромиссно и
повсеместно преследуется всем вступившим в конвенцию
цивилизованным человечеством…»

– Вот тут и про дома есть, – продолжает Клусов-старший. – «…В
сентябре 1999 года в Москве были взорваны два жилых дома. В
качестве ответных мер было принято решение уничтожить базы
террористов точечными ударами с помощью крылатых ракет. Это было
начало второй чеченской войны…» – Вот и дальше – о домах… –
Отрывается от газеты, смотрит на жену. – Ты только подумай,
наш дом такой же серии: одноподъездный, панельный, пятьдесят
девятого года постройки, – как тот, что взорвали на Каширке.
Вот и считай: наш старикан уже пятый десяток разменял. Очень
удобный случай кому-то повторить эксперимент – расчистить
местечко под какой-нибудь очередной небоскреб…

Жена инженера Клусова, хорошенькая блондинка, пекущая к субботнему
ужину изумительные блины; отрываясь от плиты, с
проникновенным блеском в глазах, с изящной сумасшедшинкой:

– Действительно, где гарантия того, что сейчас, в этот самый момент
и в наш дом куда-нибудь на первый или второй этаж, а может
быть, и на третий, не свезли уже мешки с тротилом… Я хорошо
помню, как главным виновником взорванных на Каширке домов
оказалась не ФСБ, прохлопавшая тонны взрывчатки ввезенной в
Москву, а участковый мент, сделавший по приказу своего
начальства фальшивую регистрацию будущим террористам…

Клусов-младший, их отпрыск восьми-девяти лет; сидя беспродыху за
новой компьютерной игрой «Один дома» из своей комнатки:

– Не дрейфьте, предки, утром мы с пацанами уже обзвонили все нижние
этажи…

Клусов-старший, хлопая себя по коленке:

– Ха, что я говорил? После взрыва домов на Каширке прошло уже пять
лет, но многие москвичи только этим и занимаются в
большинстве дворов – что проявляют бдительность, – только и думают,
что о взрывах! Но в основном же, я думал, это
пенсионерки-старушки…

Клусов-младший:

– Нашему дому еще повезло – на первом этаже сплошь наркоманы и
алкаши, на третьем семья бизнесмена; а вот в соседнем доме, там
ситуация посерьезнее – сплошь черномазые!

Клусов-старший:

– В том то и дело, что наркоманы. Скоро они свои квартиры продадут,
сами-то умахнут подальше из области, и им все трын-трава. А
вот кому эти их московские квартиры достанутся – это всегда
вопрос, тут всегда надо быть начеку!

Жена Клусова внимательно над сковородой:

– Действительно, своих бояться надо. Кавказцы из соседнего дома тоже
люди, и у них дети, им то чего взрывать? Сами напуганы,
побольше нашего!

Не будем строго судить досужие кухонные толки среднестатистического
московского семейства Клусовых. И настроим свое вневременное
трепетное ухо на другой диалог: двух убеленных сединами
старцев, восседающих за кухонным столом, аккурат за панельной
перегородкой, в соседней, то бишь, по этажу квартире.

– …Подумать только, Владимир Федорович, страх делается перманентным
состоянием нашей жизни. Низкий утробный страх. Налицо
новейшие идеологические технологии, моделирующие жизнь в строго
обозначенном тенденциозном режиме. Психотронное воздействие на
каждую смыслообогащенную личность…

– Да уж! Так точно! И все ради одного лишь управления – ради чьей-то
амбициозной потребности править бал. Обложить человека со
всех сторон гексогеном – лишить его воли, превратить в
жалкого подопытного кролика... Ох уж, все эти лихо чередующиеся
взрывы в домах и метро, захваты заложников, разыгранные в
наихудшем трагедийном жанре…

– В какой-то степени и так, Владимир Федорович, но не совсем. Все
гораздо серьезнее. Еще более серьезнее, чем кажется на первый
взгляд. Те, кому это выгодно, и так управляют сполна, – и во
все времена, за какого бы князя мы не отдали им своего так
называемого свободного волеизъявления. По-видимому, сейчас
от нас требуется уже только одно – убраться восвояси,
расчистить пространство!

– А-га, расчистить, стало быть, пространство? Для американцев,
немцев, аль французов? Убраться прочь – за Урал что ли, или в
Сибирь?.. Ну что ж, я, Степаныч, было время, много поездил по
Союзу, – да ты и сам знаешь всю мою подноготную! Хе-хе! – в
Красноярске, там, в Ачинске служил, да весь Дальний Восток,
можно сказать, своими ногами отмерил. И вот что тебе скажу –
везде наши люди живут. И со всеми дружно живут. Урожай
помидоров, да что там, виноград умудряются собирать. А уж, что
говорить о китайцах, ты только свистни – всю Колыму враз
превратят в один цветущий вишневый сад!.. И им хорошо, и нам!..

– Ах, Владимир Федорович, добрый ты мой человек, бери шире:
расчистить пространство – значит расчистить! Начисто. До пустоты!..
Эх, давай, что ли опрокинем по маленькой?.. Одна только
водка у нас в России еще и хороша, все остальное загадили
окончательно. Ни продуктов тебе натуральных, ни одежды, ни обуви,
везде один обман. Сплошные симулякры!.. А кого обманываем –
сами себя. Посмотри в окно, домов новых понатыкали кругом, –
один лишь тощий бетон, да удушающий пластик, а цены
взвинтили до небес… А Москва все строится и строится, живого места
не сыскать. А она все хапает и хапает. Все
перемелет-перетрет в своих загребущих жерновах… Город улавливает тщедушного
человечка на простейший крючок его же собственных амбиций и
человечку уж никуда не деться из энтого узилища, с каждым
часом он обречен лишь глубже погрязать в болото искусственности
и обмана – Пракуризм, одним словом…

– Да-с-с, Степаныч!.. Надо признать: жизнь – среда открытая для
паразитирования, непрерывный процесс пожирания одних жизненных
форм другими. И основным законом существования выступает
закон энтропии, всеобщего избывания энергии. Есть жизнь – есть
энтропия, а значит есть и смерть. Жизнь-смерть-жизнь –
бесконечный замкнутый круг. Так есть, никуда от этого не деться.
Пракуризм, как ты выражаешься!..

– Вот именно, Владимир Федорович, и весь этот кошмар тотального
подавления, взаимного пожирания мы обозначаем горделивым
понятием: Жизнь с большой буквы...

– Ну что ты, Степаныч, взъелся-то. Ты попомни себя молодым: вспомни
про любовь, про солнце и море, про рождение сынов твоих, да
все свои творческие прозрения по жизни вспомяни, – тебе ли,
Степаныч, на жизнь-то пенять? До генерала в особом отделе
дослужил, и сейчас на заслуженном отдыхе, ан, вон –
инопланетным разумом занимаешься…

– Я хочу, чтобы жизнь несущая в себе Пракуризм была преобразована в
вечную обитель любви, созидания и творчества – в Жизнь
совершенную, без страдания и смерти, – в этом главное
долженствование человека. Так и Николай Федоров, наш философ
заповедовал, и Борис Леонидович Смирнов.

– Эк, Степаныч, тебя занесло: преобразование жизни! Вечное
существование! Того и гляди сейчас в окошко с четвертого этажа
упорхнешь! Да будет ли твоя Новая Жизнь и впрямь нашей, в
привычном смысле, жизнью, с травой, там, с пташками какими малыми, с
девушками-молодками-раскрасавицами?

– Вот-вот, Владимир Федорович, выходит жизнь – лишь вопрос
определений и позиций определяющего. Что в общем-то совершенно
несущественно. Мы можем что-то говорить о жизни – исходя лишь из
плоскости нашего бывания-порождения-смерти, на фоне которых и
развертываются все явленности нашего мира: от атомов и
молекул, до звезд, вселенных и космоса в целом. Но все они,
вместе взятые, лишь одна явленная плоскость единого
всеобъемлющего Бытия-Сознания. Острантность (совокупность Этрантов) –
предельное по высоте понятие, мною культивируемое,
превосходящее и единящее все явленное и неявленное, тождественное со
Всевышним, о котором нам ничего не дано сказать, это выше
всяческих слов.

– Многие религии Индии культивировали в человеке нирведу –
отвращение к жизни; не отсюда ли растут ноги и твоей идеи
преодоления, освобождения от жизни?

– Да пойми же, Володя, идея освобождения, как ухода от страдания,
меня не устраивает, как бы не понималось это освобождение,
даже в духе эпической Санкхьи. Мы исконно свободны и в Мир этот
– Этрант Жизни – пришли не для освобождения, а для
реализации Долга!

– Ну, впрямь, манихей-катар-альбигоец. Мир погряз во зле – надо из
него выйти и построить более светлый и справедливый! Мне что,
как по старинке, встать и честь отдать: прибыл, мол, для
научной координации проекта обороны «Зеркальный пояс».

– Ну, зачем так, Владимир Федорович: манихеи онтологизируют зло, а
зло не является онтологическим явлением. Посмотрим, что
запоешь ты сейчас, когда узнаешь одну превеликую военную тайну?
Последнее, так сказать, откровение особого отдела…

– Ну, давай, Степаныч, не томи, открывай тайну!

– Итак, Владимир Федорович, зло есть пузыри Ничто. Проникнув в ткань
Жизни, это Ничто и ввело в нее энропийные законы. Может,
конечно, статься, что пузыри Ничто образуются в момент
закручивания самой Жизни, как одно из сопутствующих Жизни явлений,
но это не меняет сути. В любом случае пузыри Ничто легко
схлопываются при верном осуществлении Долженствования –
преобразовании Жизни в единое и нераздельное Бытие, основанное на
принципах Любви и Созидания. Да Жизнь – и есть Любовь и
Созидание, в ее исконном, изначальном импульсе… И у человека есть
силы осуществить это свое Долженствование!

– Степаныч, да веруешь ли ты сам во все, что говоришь? Хотя с другой
стороны, ваш особый отдел всегда ведь особо тяготел к
разного рода эзотерике.

– Вера есть, Володя, но не в святость нашей маленькой жизни,
опятнавшей себя позорищем убийств, а в святость той Большой Жизни,
в которую она превратится, если исполнится наше
долженствование; а так же, в святость той Жизни, которая постоянно
актонтирует – преизбытчествует, источает творческую энергию, не
позволяет свершиться абсолютному холоду энтропии. На этот
принцип Жизни я и уповаю. Его и буду раздувать, как пламя…

– Постой, постой, Степаныч, а как же повсеместные мистерии ужаса,
утробный страх и скрежет зубовный, как перманентные состояния
нашей маленькой жизни? Как то, что и наводнило ваше в целом
ведомство на всю страну, да и на весь мир?

– Всегда проще ужаснуть, чем подвигнуть. И потом, ужас вовсе не
признак бесхребетности, но причина для зарождения и осознания
нового – рождения Духа в Себе, ступени которого
разворачиваются из круга в круг с разных аспектов… Эх, Володя Федорович,
давай что ли хлопнем еще по рюмашке… Сложно вот так походя
сразу судить о тайной стороне планов наших чрезвычайных
комитетов, наших вождей…

– А что там, Степаныч, за пузыри Ничто? Ты объясни человеческим языком!

– Ну, внимай, сам напросился! Правда, скоро в известном
еженедельнике выйдет мое интервью, там все по полочкам и разложено: что
было, что есть, что нас ожидает в будущем. Ну а тебе-то я
поведаю, что было от начала времен, уж больно импонируешь ты
мне, на славного мудреца нашего Федорова похож, раскрою, как
говорится, на склоне лет все карты.

Анатолий Степанович не спеша вновь разливает по стопкам дорогую
водку. Его собеседнику и плохо законспирированному оппоненту,
горячему почитателю, стародавнему знакомцу и соратнику,
хватает и доли секунды оценить крепкий с чекистской выправкой торс
своего негаданного питерского друга, горделивую посадку
головы, высокомудрый, весь избражденный глубокими морщинами
лоб, юношеский блеск в серых глазах, вдруг тебе и оглушительно
синих, а вот, и головокружительно зеленых, реагирующих, как
море, на набежавшую в низких небесах тучу. Смачно опрокинув
очередную стопочку и закусив тонко порезанным засахаренным
лимоном, Владимир Федорович, заложив в кулак окладистую
бородку, прочно приуготовляется на треногом табурете к вниманию.
Оратор так же с нескрываемым удовольствием от чудесного
вечера в кругу бывшего коллеги из параллельного военно-научного
ведомства, стремится продолжать:

– Итак, давным-давно, когда еще только человек начал осваивать Землю
(в скобках отмечу, что человек вынужден был покинуть свой
отчий дом – славный Зенон, была когда-то такая планета в
созвездии Лебедь, где начисто проиграл жизнь неким иноприродным
сущностям, или Анкурам, как это я их сейчас называю), всюду
на нашей планете была разлита сплошная идиллия. Земная
органика бурно принимала в свои объятия прибывшего человека, и
человек, естественно, платил тем же – любил и оберегал ее,
возделывал, сотворил вместе с ней. На заре освоения Земли люди
были открыты друг другу, понимали ближнего даже без помощи
языка, контактировали телепатически на больших расстояниях.
Язык вообще со временем увел человека в некую инстанцию
вторичности ощущения-представления; усложняя и обогащая язык,
человек, как это ни парадоксально, внутренне беднел, терял
связь с изначальными истоками вед. Контакты человека с
вибрациями Земли и Космоса – замещали уже логическо-речевые штампы. И
во всем этом был виновен извечный враг человечества, с
начала времен набивающийся к нему в учителя!..

– Ага, Анкуры, стало быть?

– Стало быть, так, Володя! Перейдем теперь к основному во Вселенной
антагонизму. Былая память о пребывании на Зеноне делала
критическую массу еще немногочисленных к тому времени землян
настоящими посвященными, и все поползновения так же
перенесшегося с Зенона на Землю врага отметались на корню. Но вот идут
годы, пробегают столетия и тысячелетия, враг всерьез уже
поднимает голову – заявляет о себе безукоризненным набором
культурных, а точнее, псевдокультурных матриц. Религиозный
монотеизм, единобожие, вот поистине беспрецедентное вторжение в
нашего человека, атака на его духовные центры – глобальный
замысел порабощения мыслящего существа через искусную и
искусственную плоскость видения, лживое мифологизированное
представление о мире, идущее вразрез с исконной природой.
Безусловно, чтобы внедриться основательно, монотеизм должен был
отвечать и каким-то насущным запросам мыслящего существа, – и он
им отвечал, – но достаточно отклонения и сотой доли градуса,
чтобы главный вектор увел человечество куда-то в сплошную
виртуальность!.. Итак, после захвата духовных центров,
остальные завоевания, естественно, шли, как по маслу. Рационализм
в быту, позитивизм в науке, – вот результат изначального
духовного закабаления творческого вещества во Вселенной. Мы
пришли к тупикам – нравственным, экологическим, политическим и
так далее…

– Постой, постой, Степаныч, так кто же это ведет с нами извечную борьбу?

– По-видимому, Владимир Федорович, существа иной природы, нежели
человек. А ты как думал! Люди еще не дали более точное
определение этому, а если условно, то Анкуры, ты скоро прочтешь это
в моем интервью. Да это и не столь важно, как обозначить,
главное, что, потерпев поражение там, на Зеноне, человек
проигрывает уже здесь, на Земле. Конечная цель врага –
превращение планеты в пустыню, как и когда-то Зенон, – в бесприютную
пустыню для человека, но в оазис для иноприродных существ.
Ведь так нас уже начинают ориентировать некоторые мужи от
науки, твои, кстати, Володя, бывшие оппоненты, атлантисты:
человечество, мол, выполнит свою задачу во Вселенной, как только
представит на суд космосу искусственный интеллект. И это уже
не за горами. Дальнейшая эволюция – за интеллектуальными
машинами, которые будут познавать Вселенную в предельно
позитивистском ключе! А человечество в открытую признается уже
тупиковой ветвью!

– Не понял… – совсем сник от непомерного напора престарелый слушатель.

– Чего ты не понял, Владимир Федорович?

– Ну, а взрывы то эти к чему? Захват заложников?

– Взрывы? Хм, какие взрывы? Ах да, взрывы в метро! Совсем упустил,
э-хе-хе, склеротическая моя «мертвая голова». А ведь этого в
статье нет и не будет, не пропустит цензура. Все просто: нам
хотят создать условия – психологическое поле – чтобы мы
перестали относиться к Земле, как к дому родному, перестали
родниться со своей биологической средой: пора, мол, вам уже
дальше – на Марс, на Венеру, на Сатурн и Плутон, в иную фазу
бытия, в иной Этрант, здесь, мол, уже не хватает места! Проще
говоря, нам хотят привить отвращение к жизни. Через
невыносимость бытия, через коллективный кошмар и индивидуальные
комплексы – в нас сеят стремление к смерти – чтобы она, наконец,
поскорее пришла, родимая: чтобы всем вместе, чтобы не в
одиночку встречать неведомое; чтобы развилась целая отрасль в
массовой культуре, воспевающая преодоление жизни! Это дело
ведь не такого уж и далекого будущего – полюбить смерть
коллективно. Ведь в нас уже втюхали, преудачно, это «на миру и
смерть красна»! Своеобразный общественный декаданс. Встречать
смерть близким кругом – будет вскорости делом продвинутым.
Ха-ха-ха! Мир катится в бездну!.. Ну, давай еще, что ли по
маленькой и хватит на сегодня, завтра у меня встреча с
репортером из известного еженедельника, нужно быть в форме…