Онтологические прогулки

Будучи практикующим буддистом, я принял участие в зимнем ретрите
(затворе), проводимом зимой 2010 года в международном дзэн
буддистском монастыре Вон Кванг Са (Won Kwang Sa), расположенным
в горном массиве Пилис на севере Венгрии.

Возникновение монастыря относится к 2004 году, и он следует традиции
корейской школы дзэн буддизма Кван Ум (Kwan Um),
адаптированной к условиям западного общества основателем этой школы,
корейским дзэн Мастером Сэунг Сан (Seung Sahn).

Мастер Сэунг Сан, будучи семьдесят восьмым патриархом корейского
дзэн буддистского ордена Чоги (Chogye Order), рассматривал в
качестве своей миссии распространение корейского дзэн буддизма
на Западе и основал первый дзэн центр школы Кван Ум в США,
в городе Провиденс, штат Род Айленд (Providence, Rhode
Island), имеющий в настоящее время десятки ассоциированных
центров в обоих Америках, Европе и Азии.

Монастырь Вон Кванг Са расположен на территории около 5-ти гектаров
и включает несколько строений – зал для медитаций,
административный офис, жилые и хозяйственные помещения. Ведутся
работы по постройке основного храмового зала монастыря и других
подсобных помещений.

Проект монастыря ставил целью создание в Центральной Европе
международного центра, где последователи школы Кван Ум могли бы
получать учение школы от дзэн Мастеров, участвовать в ретритах и
жизни монастырской общины – сангхи. Согласно буддистским
канонам миссия монастыря заключалась в предоставлении
человеческим существам условий для самоизучения, интроспекции,
совместных действий по изысканию правильного направления своей
жизни, достижения своей подлинной природы и освобождения от
страданий всех человеческих существ.

Участники ретрита приехали в монастырь из разных стран и по разным
причинам. Немецкоговорящий гражданин Люксембурга в очках,
овладев ранее всеми возможными, с его точки зрения, сферами
деятельности человека – бизнес, игра на трубе, спорт и т.п.,
педантично и скрупулезно овладевал теперь буддизмом как новым,
неведомым ему типом хай-тэк технологии.

Житель Тель-Авива с вьющимися волосами, установив весьма
относительную связь в прошлом между его практикой медитации и успехом,
принадлежащего ему коммерческого предприятия,
совершенствовал эту практику, привнося в нее чувство здравого смысла и
уповая на удвоение прибыли своего предприятия в будущем.

Уроженка Польши, преодолев, по-видимому, тяжелый груз католицизма и
будучи долгое время свидетелем страданий своего тяжело
больного отца, опрокинула свою чашу страданий на весь мир и
приняла со славянским фатализмом буддистскую
причинно-следственную концепцию кармы, которая направила ее, как она
предполагает, в этот монастырь. Ее крупное ладное тело бесшумно сновало
на кухне, где она готовила всем нам вегетарианскую еду,
получив при этом эксклюзивное право на чтение поваренной книги.
Чтение во время ретрита любой литературы, кроме
буддистской, строго возбранялось.

Американская гражданка небольшого роста и корейского происхождения в
поисках истоков своей культурной идентичности прилетела с
западного побережья Нового Света в Старый Свет, уже
располагая при этом опытом медитационной практики, если судить по ее
позе лотоса, но местные монастырские нравы, по-видимому,
более суровые и менее комфортные сравнительно с продуктами,
предлагаемыми на американском рынке духовных услуг, повергли ее
на исходе второго дня пребывания в страх , трепет и слезы.
Последнее, впрочем, можно было объяснить просто 6-ти часовой
разницей во временных поясах.

Миниатюрная представительница Чешской республики, следуя
христианским и славянским канонам самоотверженности и саможертвенности,
следовала по пути, указанному в буддизме, вослед своему
бывшему корейскому бой-фрэнду, который недавно покинул ее,
чтобы стать монахом в Южной Корее. Верность чувству
неразделенной любви и желание принести себя в жертву неизведанному, о
котором столь убедительно говорил покинувший ее возлюбленный,
определили выбор ею жизненного пути на данный момент, но,
вероятно, не ее окончательную судьбу.

Я не знаю о мотивах и обстоятельствах, определивших выбор
буддистского пути другими обитателями монастыря, которые большую часть
ретрита проводили на работах по строительству основного
храмового здания, но полагаю, что история каждого из них была
причудлива и полна неожиданностей.

Что касается моего случая, то буддизм представлял для меня
единственное место, где я мог продолжать вести мою работу со смертью,
которая началась еще в далекой юности и в настоящее время
вступала в свою заключительную стадию.

Распорядок дня во время ретрита включал подъем в 5 час, утренние 108
поклонов, примерно, часовое в течение всего дня пение на
корейском м английском языках текстов буддистских сутр, 3-х
разовое вегетарианское питание, работу по хозяйству, небольшой
отдых и обязательная часовая прогулка в горы, ну и,
конечно, сидячая медитация, составлявшая 330 минут, то есть 5 с
половиной часов в день, разделенных небольшими перерывами
ходьбы. Отход ко сну в 21 час. В ходе ретрита его участники не
должны разговаривать, можно обмениваться записками. Дважды в
неделю участники проходят персональные интервью у дзэн
мастера, где они получают также домашние задания в форме коанов,
парадоксально формулируемых вопросов. По воскресеньям дзэн
мастер выступает перед всеми с дхармовой речью, где излагаются
отдельные аспекты буддистской доктрины.

Если вы ранее регулярно использовали практику сидячей медитации в
режиме, скажем, ежедневных 30 мин утром и вечером или более
длительно, в течение 2 –х дневных ежемесячных ретритов, то вы
знаете, что ее цель состоит в приведении вашего ума в
спокойное состояние, а теоретически в состояние безмыслия.
Последнее рассматривается скорее как виртуальное, то есть, как
возможное, в принципе, состояние, но, практически, недосягаемое.
Однако, когда вы приняли решение сидеть лицом к стене 330
минут ежедневно, и это будет длиться несколько недель или
месяцев, то очень скоро у вас возникает проблема «Что делать
?». В ходе этого, поневоле, начинаете изучать воздействие этой
технологии на себе самом и искать возможные пути овладения
ею.

Попробуем проанализировать буддистскую медитативную практику в
контексте новейшей французской философии, представленной в
работах неофрейдиста Жака Лакана.

Согласно Лакану в качестве основных измерений психического
пространства человека выступают Воображаемое, Символическое и
Реальное. Интерпретации этих категорий различными последователями и
исследователями Лакана сильно различаются, соответственно,
различаются иерархия и диахрония этих измерений. В
дальнейшем будут использоваться их краткие, имеющие лингвосоциальную
обусловленность и не претендующие на полноту определения.

Воображаемое – это совокупность образов, которая формируется в
детстве у человека на доязыковой стадии «зеркала», когда ребенок
перестает рассматривать свое отражение как независимое
существо и начинает отождествлять себя с ним. Так возникает
нарциссическое индивидуальное «Я».

Символическое – это следующая стадия переопределения «Я», когда в
контексте родительских речевых комментариев возникает
символическое пространство означающих, и «Я» становится
обусловленным «Другим», то есть процесс символического означивания «Я»
перестает быть нарциссическим и становится социальным. «Я –
это Другой».

Реальное – это психическое измерение человека до и вне образа и
слова, то есть до и вне всякого смысла. Реальное, находясь вне
возможности быть пережитым или проговоренным человеком,
предстает у него в форме «нехватки», «потребности», «желания».
Последние возникают, как считает Лакан, вследствие расщепления
исходного единства матери и ребенка в ее лоне, и появления
ребенка в мире как субъективного «Я», противопоставляемого
объективируемому «не-Я». Иными словами Реальное – это сфера
«нехватки», «потребности», «желания», которые никогда не
могут быть восполнены, удовлетворены и достигнуты. Совместно они
порождают чувство тревоги, источник и природу которой
человек не осознает, поскольку это находится глубоко в
бессознательном.

Рассмотрим действие буддистской медитативной практики в контексте
лакановских категорий Воображаемого, Символического и
Реального, которые могут быть полезными для анализа механизмов и
целей этого древнейшего психологического ноу-хау.

Представляется, что буддистская технология сводится к
последовательному демонтажу, можно сказать деконструкции, в психическом
мире человека его измерений Воображаемого, Символического и
Реального.

Например, медитативная практика включает, в частности, медитацию на
вопрос, обращенный к самому себе «Что есть Я ?». Длительная
и настойчивая практика такого рода, приводит , в
соответствие с буддистскими канонами, к размыванию привычных и
кажущихся самоочевидными границ «Я», утрате его содержания и, в
итоге, к его полному исчезновению. «Я» предстает как фантазм,
рябь на воде, пыль на ветру.

Таким и ему подобными приемами устраняется психическое измерение Воображаемого.

Важным моментом медитативной практики является направленное
замедление коловращения мыслей-образов в голове человека,
предстающих в виде никогда не умолкающего его внутреннего голоса, и
достижение его полной остановки, то есть прекращение
мыследеятельности, представленной в речи. Соблюдение обета молчания
во время практики, то есть отказ от вербальной коммуникации,
использование коанов, вопросов, не предполагающих при ответе
на них использование общепринятой языковой логики
исключенного третьего и, тем самым, подрывающих саму основу языка,
также указывают на то, что демонтажу подлежит сама речь и ее
носитель Другой. Все это направлено, в конечном итоге, на
устранение психической размерности Символического.

После демонтажа «Я» нарциссического в сфере Воображаемого и «Я»
социального в сфере Символического наступает очередь Реального.

Коль скоро Реальное – это дообразное и домысленное ощущение
человеком его перманентной и неустранимой «нехватки», «потребности»,
«желания», то атаке подвергается сам принцип дифференциации
психического пространства человека, при котором есть
разделение на «полноту и нехватку», «удовлетворение и
потребность», «желаемое и желание». Предполагается, что после
прохождения стадий ликвидации психических измерений Воображаемого и
Символического, использование тех же приемов медитативной
практики, но только значительно более длительное и интенсивное,
позволит снять эту иллюзорную дифференциацию, полностью
избавиться от нехватки, потребности, желания, или
«привязанностей» в буддистской терминологии, в результате чего человека
покидает чувство тревоги, и для него все станет тем, что
только есть, и не более того – «соль соленая, небо голубое».

Возникает вопрос относительно того, что выступает целью описанного
процесса избавления человека от его психических измерений
Воображаемого, Символического и Реального.

Канонически целью буддистского пути является, и это традиционно
произносится в качестве обета всеми участниками ретрита в начале
и конце каждого дня, «освобождение всех человеческих
существ» от пребывания в жизни, которая несет ему только
страдания. Согласно буддистской доктрине родиться в мир человеком –
это очень маловероятное событие, такое же маловероятное как и
то, что черепаха, плавающая в глубине безбрежного моря и
раз в шестьсот лет всплывающая на поверхность, при этом
попадет головой в отверстие деревянной колоды, случайно дрейфующей
на поверхности моря. Поэтому нужно максимально использовать
человеческую жизнь, чтобы покинуть ее и достичь нирваны,
истинной природы человека. Оставляя в стороне мифологему о
нирване, попытаемся понять, как осуществляется процесс
освобождения в буддизме.

Здесь уместно сделать ссылку на публичный диспут, который произошел
в 1929 году в Давосе между немецкими философами Хайдеггером
и Кассирером, где, следуя кантовской традиции, был
поставлен, в частности, вопрос «Что есть человек ?».

Кассирер стоял на гуманистической позиции, определяя человека как
существо автономное, самодостаточное, творящее через язык
символический мир из себя и для себя, и осуществляющее в этом
духовном мире прорыв к бесконечности трансцендирования. Он
считал, что "из чаши этого духовного мира на него (человека)
изливается бесконечность".

Хайдеггер отстаивал экзистенциальную позицию человека, его
принципиальную конечность, определяющую статус его «заброшенности» в
мир, где он пребывает в страхе и трепете, прислушиваясь к
«зову Бытия». Он считал, что попытка за счет бегства в
гуманистический символический мир Кассирера устранить страх у
человека, понижает, тем самым, остроту его присутствия в мире.
Именно страх может поддерживать модус присутствия человека в
мире на должном для его экзистенции уровне. Понятие страха у
Хайдеггера здесь имеет корреляцию с чувством тревоги у
Лакана.

В итоге, здесь представлена оппозиция точек зрения на человека как
на существо, с одной стороны, автономное, претендующее на
бесконечность, а, с другой стороны, конечное, присутствующее.
Кратко, это оппозиция «автономного богочеловека» и «человека
присутствия в страхе и трепете».

Буддистская концепция идет дальше и рассматривает категорию
человека-субъекта как иллюзию, то есть как «ничто». Таким образом,
представленное выше буддистское ноу-хау путем
последовательного демонтажа психических измерений Воображаемого,
Символического и Реального придает человеку онтологический статус
«человека-ничто», который способствует освобождению
человеческого существа от пребывания в страданиях жизни.

Пути развития человеческой цивилизации в существенной мере
определяются доминирующей на данный момент точкой зрения на
онтологический статус человека.

Без сомнения, современное западное общество эволюционирует, исходя
из модели «богочеловека», который будучи полноправным
сувереном, делает, что хочет, с самим собой и его окружающей
средой. Вполне возможно, что такого рода сверхавтономия может
иметь весьма печальные последствия для цивилизации в целом.

Интересно рассмотреть возможность возникновения цивилизации,
принимающей в качестве онтологического статуса человека статус
«человека-ничто» согласно буддистской доктрине.

Сразу следует оговориться, что факт наличия буддизма в качестве
государственной религии в некоторых странах Юго-восточной Азии,
не соответствует этому случаю, поскольку исторически буддизм
в этих странах используется местными властными структурами,
исключительно, только в качестве консолидирующей и
укрепляющей эту власть религиозной доктрины.

Цивилизация, принявшая буддизм буквально, наделяет человека статусом
«человека-ничто» и осуществляет целенаправленные действия
по «спасению всех человеческих существ», ориентируя их,
человеческие существа, на окончательное покидание земной юдоли. В
ожидании этого события человеческие существа в статусе
«ничто», лишенные всех своих психических измерений и,
соответственно, чувства тревоги, в своей земной жизни живут так, как
они просто есть, как интегральная часть экологической земной
системы, весьма близко к естественному образу жизни
животных, растений и минералов.

Трудно сказать, была ли в прошлом или будет ли в отдаленном будущем
такая цивилизация. Сейчас мы живем в цивилизации
«богочеловека», радикально противоположной цивилизации
«человека-ничто». И по-прежнему актуальным остается вопрос: «Что есть
человек – это то, чем мы стали, или это то, чем мы могли бы
стать?».