Онтологические прогулки

Во время ливийской революции лидер Джамахирии, полковник Муаммар
Каддафи, заявил, что он не оставит свой пост под давлением
оппозиции и готов, в случае необходимости, принять мученическую
смерть. По-видимому, Запад не принял это заявление всерьез,
полагая, что Каддафи просто погорячился в запальчивости, и
поскольку на Западе никому сейчас в голову не придет, что
существует что-то, ради чего человек может сознательно пойти на
смерть. Здесь налицо оппозиция между отношением к смерти в
архаической культуре сакрального и постмодернистской
культуре цинического.

В своей книге «Критика цинического разума» немецкий философ Петер
Слотердайк пишет о «вечном возвращении» в наше время
цинического разума, свойственного образу жизни человека, избавленного
от иллюзий, ориентированного не на подавление, а реализацию
своих желаний, доверяющего всему «низкому», телесному и
подозревающего все «высокое», духовное, принимающего жизнь
такой, «какой она есть». Это «вечное возвращение», впервые
обозначенное Ницше, ставит под сомнение историчность и
трансцендентальность человека, отрицает «прогресс» человеческого
общества и подчеркивает конечность жизни человека, горизонт
которой замкнут смертью. Возврат цинизма говорит о том, что для
человека прежние формы самоидентификации и сохранения своей
тождественности перестали быть релевантными.

Современный кризис метафизической философии, обусловлен тем, что все
«великие» метанарративы прошлого, лежащие в ее фундаменте –
Бог, Бытие, Ничто, Космос, Смысл, Тело, Дух, в итоге,
оказались «пустыми», это лишь слова без содержания, означающие
без означаемых.

В XIX веке все великие метанарративы при интерпретации реальности
вынуждены были вводить в человеческую картину мира в целях ее
гармонизации и повышения комфортности проживания в ней
концепцию метафизического «блага», достижение и приумножение
которого предполагалось осуществлять посредством утопических
проектов или с помощью моральных императивов. Существовал, как
пишет П. Слотердайк, причудливый «мезальянс научности в
теории и идеализма на практике, реализма и утопизма,
объективизма и мифологии». В XX веке пришло время признать «пустоту»
метафизического «блага» и тем самым провести ревизию
обусловленных им, «благом», целей и смысла жизни человека,
осуществить их «демифологизацию» и «десакрализацию». Такого рода
попытка была осуществлена, как полагает П. Слотердайк, Мартином
Хайдеггером при разработке концепции «бытия-к-смерти». При
этом, вводимое Хайдеггером в рамках этой концепции понятие Das
Man П. Слотердайк интерпретирует как «реальнейшего субъекта
современного диффузного цинизма».

Man в немецком языке является неопределенно-личным местоимением,
используемым как формальное подлежащее в неопределенно-личных
предложениях типа «Говорят», «Слушают», «Делают» и т.п. Man
представляет наше Я в его повседневном существовании,
протекающим в сфере заурядного, банального, публично
конвенционального и лишенного своей индивидуальности, экземплярности, или
«подлинности» в терминологии Хайдеггера. Таким образом, Man
предстает не как самостоятельный субъект, сам по себе и для
себя, а как субъект, полностью обусловленный и зависящий от
других. Хайдеггер пишет об этом в своей книге “Бытие и
время» следующим образом: «Как Man я всегда живу уже под
незаметной властью других… Каждый есть другие и никто не есть он
сам… Man … есть никто…»

Дискурс Man не является его собственным, поскольку, произнося слова,
он только принимает участие в общем говорении, в
«том-что-говорят-все». Как следствие, он лишен возможности адекватного
понимания своего собственного существования и существования
вещей в мире. Man избегает глубинных вопросов о своем
существовании, уклоняется от встречи с миром, он рассеян,
растерян и потерян в мире.

Конструирование возможной альтернативы Das Man Хайдеггер ищет через
оппозиции Подлинного и Неподлинного, Собственного и
Несобственного, Принимающего Решения и Ничего-не-решающего. В
метафизике Хайдеггера форма повседневного существования Das Man в
его неподлинности и несобственности есть отчуждение, в
качестве альтернативы которому у Хайдеггера выступают «воля к
подлинности» человека, его желание быть «особенным для себя».
Для Хайдеггера «подлинная» жизнь – это жизнь самостоятельно и
сознательно выбираемая человеком в отличие от
«неподлинной», которая является несобственной, отчужденной, обусловленной
его социальным окружением. Все это рассматривается
Хайдеггером не в когнитивно-информационном пространстве
человеческого существования, а в онтологическом пространстве бытия.
Существованию человека как Das Man Хайдеггер противопоставляет
концепцию «бытия-к-смерти» человека.

Теория смерти Хайдеггера отличается от видения смерти в XIX веке, в
центре внимания которого была смерть других. Такие,
возникшие в XIX веке концепции как эволюция, естественный отбор,
революция, прогресс, светлое будущее и доминирование отдельной
расы или отдельного социального класса, в своей основе
содержали допущение, что их реализации осуществляются через и
посредством смерти других. Смерть других рассматривалась как
неизбежная и необходимая жертва, приносимая человечеством в
его последовательном продвижении к лучшему будущему. В
условиях постоянных войн в политической сфере и яростной
конкуренции в экономике смерть на уровне индивида воспринималась как
поражение, проигрыш, и поэтому смерть или вытеснялась из его
сознания или передоверялась другим. Здесь Я не умирает как
экзистирующий субъект, а умирает только как Das Man, то есть
смерть осуществляется в отсутствии моего Я. В этом П.
Слотердайк усматривает причину роста уровня агрессивности,
возникновения института армии и повышения милитаризации в обществе,
ориентированном на саморазрушение и смерть других. Он
пишет: «Man вооружается, Man приходит в разбросанность, Man
умирает».

Хайдеггер рассматривает смерть с иной точки зрения, для него важна
не смерть другого, а смерть Я. В ХХ веке мир предстает для
человека как работный дом с поощрительным уикэндом
потребления, где субъект в его «неподлинном существовании» продолжает
не признавать смерть. Хайдеггер, однако, полагает, что
«подлинное» экзистирование человека, «заброшенного в мир», состоит
в том, что Я, ощущая свою конечность в бесконечном мире,
свою бесприютность, бездомность, прислушивается к «зову бытия»
в страхе и тревоге, фокусируя свой взгляд на неизбежную
встречу Я со своей смертью. Здесь умирает не другой, а «Я
умираю». Это и есть, по Хайдеггеру, «подлинное» «бытие-к-смерти»
человека.

При этом мораль, этические предписания рассматриваются Хайдеггером в
качестве предмета социальной конвенции, которые действуют
только для человека в качестве Das Man. Я как
«бытие-к-смерти» находится вне морали, по ту сторону добра и зла, и
предстает как интенсивное, молчаливое, не выносящее никаких
суждений и оценок присутствие Я перед смертью. Хайдеггер
подчеркивает, что такая «интерпретация имеет чисто онтологическое
измерение и весьма далека от какой-то морализирующей критики
повседневного существования…» Хайдеггер вводит понятие
«бессовестной совести», которая в отличие от общепринятого ранее
представления о совести как инструменте, позволяющем разделять
добро и зло, выступает у него как пустая совесть, которая
«говорит единственно и постоянно в модусе молчания». Таким
образом, Хайдеггер производит секуляризацию телеологии
человека, полностью ликвидируя ее утопически-моральную составляющую.

П. Слотердайк считает, что хайдеггеровский пафос «бытия-к-смерти»
имеет цинический привкус, и рассматривает его как пафос
«аскезы», вследствие произведенной Хайдеггером опустошительной
редукции телеологии человека. Сам же П. Слотердайк предпочитает
видеть «подлинность» существования человека не в
экзистенциальном ужасе встречи Я со смертью, а «скорее в любви и
сексуальном опьянении, в иронии и смехе, в творчестве и
ответственности, в медитации и экстазе». Он считает, что высшая
способность быть человека не исчерпывается только одиночеством Я
перед лицом смерти, «бытием-к-смерти», но необходимо
включает в себя «устанавливающее смысл торжество жизни, исполненное
энергии сознание своего существования Здесь и Сейчас и
ощущение безграничного праздника».