Онтологические прогулки

По своему базовому образованию я математик, и в середине моей жизни работал и преподавал в этой области в России и за рубежом. Поэтому математический дискурс мне достаточно хорошо знаком. В последние годы моей жизни областью моих личных интересов стала философия, в частности новейшая французская философия, именуемая обычно как философия постмодернизма, дискурсом которой я с трудом овладеваю до сих пор. В ходе этих перипетий для меня обозначилась некоторая проблема. 

 

Если в дискурсе выделить его содержание и форму, то для математического дискурса характерны сложность содержания и прозрачность и однозначность формы. Для дискурса  постмодернизма, как мне кажется,  характерны, при неотъемлемой сложности его содержания, непрозрачность и неоднозначность его формы. Дискурс постмодернизма есть «темный» дискурс.  Однако, следуя доминирующей сейчас тенденции усиления междисциплинарного характера проводимых исследований, многие авторы «темного» дискурса иногда включают в него фрагменты математического дискурса. И здесь возникает проблема совместимости различных форм дискурса, их взаимного сосуществования.

 

 

Ален Соукел (AlanSocal), профессор математики Университетского колледжа Лондона и профессор физики Нью-Йоркского университета, представил в 1994 году в американский культурологический журнал «Социальный текст» («SocialText») свою статью под названием «Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации» («Transgressing the Boundaries: Towards a Transformative Hermeneutics of Quantum Gravity»). В течение 1995 года статья обсуждалась в редакции журнала и была опубликована в нем в 1996 году.

 

Статья открывается следующей цитатой, которая подчеркивает актуальность преодоления границы, разделяющей естественные и гуманитарные науки:

 

«Нарушение междисциплинарных границ является подрывной деятельностью так же, как и осквернение святынь принятых форм восприятия. Одними из наиболее непроницаемых границ являются границы между естественными и гуманитарными науками». Валерия Гринберг «Трансгрессивные чтения» (1990).

 

Во вводной части  автор пишет, что представители естественных наук, особенно физики, жестко придерживаются догмы, возникшей в эпоху Просвещения на Западе, которая сводится кратко к следующему:

 

«Существует внешний мир, свойства которого независимы как от  отдельных человеческих индивидов, так и от человечества в целом; эти свойства представлены в «вечных» физических законах; и человеческие существа могут достигнуть достоверных, хотя и несовершенных и неполных, знаний этих законов посредством использования «объективных» процедур и эпистемологических структур, предписываемых так называемым научным методам.

 

Но глубокие концептуальные изменения в науке двадцать первого века подорвали основание этой картезианско-ньютонианской метафизики; критические исследования в истории и философии науки подвергли сомнению ее достоверность; и совсем недавно феминистская и постструктуралистская критика демистифицировала значительную часть мэйнстрима западной научной практики, обнаруживая там идеологию власти, спрятанную под покровом «объективности». Таким образом становится все более очевидным, что физическая «реальность», не менее чем социальная «реальность», имеет в своих основаниях социальные и лингвистические конструкции; что научное «знание», будучи далеким от объективности, отражает и кодирует доминирующие идеологии и властные отношения в культуре, которая производит их; что научные методы по своей сути являются спекулятивными и автореферентными ; и, следовательно, дискурс научного сообщества,  при всей его неотрицаемой ценности, не может обладать привилегированным эпистемологическим статусом по отношению к антигегемоническим нарративам, возникающим в диссидентских и маргинальных сообществах».

 

В статье автор проводит краткую ревизию некоторых философских и идеологических проблем, поднимаемых квантовой механикой и общей теорией относительности, обозначает контуры возникающей теории квантовой гравитации и обсуждает связанные с этим концептуальные проблемы. Автор приводит культурные и политические последствия, вытекающие из представленного им научного исследования.  При этом взаимосвязь естественных и гуманитарных наук иллюстрируется большим количеством цитат известных философов –Делез, Жак Деррида, Феликс Гваттари, Люси Иригарэй, Жак Лакан, Бруно Лятур, Жан-Франсуа Лиотар, Мишель Сэрр и Поль Вирильо.

 

После публикации статьи Соукел признался в журнале «Lingua Franca», что его статья была мистификацией. Она лишена какого-либо физического содержания и написана им как пародия на современные философские междисциплинарные исследования.

С учетом этого можно предположить, что истинная позиция Соукела заключается в следующем: якобы критикуемая Соукелом в статье картезианско-ньютонианская парадигма, очевидно, им разделяется, как, впрочем, можно добавить, и большинством носителей обыденного сознания, а результаты деконструкции научных методов, произведенной постмодернистской философией, им отрицаются.

Вся эта история известна теперь публике как «афера Соукела». Но она имела продолжение, в результате чего «афера Соукела» превратилась, можно сказать, в «аферу постмодернизма».

 

В 1997 году Ален Соукел и Жан Брикмон (Jean Bricmont), профессор физики католического университета Лувена (Бельгия), опубликовали книгу на французском языке «Интеллектуальные уловки» («Impostures intellectuelles»), которая была опубликована также на английский язык в 1998 году под заголовком  «Модная бессмыслица: злоупутребление наукой у интеллектуалов постмодерна» («Fashionable Nonsense: Postmodern Intellectuals Abuse of Science»). В России книга вышла в 2002 году под заголовком «Интеллектуальные уловки. Критика философии постмодерна» в переводе с английского Анны Костиковой и Дмитрия Кралечкина. Предисловие С.П. Капицы .

 

Во введении авторы пишут, что целью книги является критика злоупотребления математическим дискурсом в философии постмодернизма. Причем под «злоупотреблением» авторы понимают ряд свойств, характерных, как они считают, для постмодернистских авторов-философов, а именно:  

 

«- Свободно рассуждать о научных теориях, о которых имеется, в лучшем случае, лишь смутное впечатление. Чаще всего авторы лишь используют научные (или кажущиеся научными) термины, не задумываясь о том, что они означают.

 

- Переносить понятия точных наук в гуманитарные науки без какого бы то ни было эмпирического или концептуального обоснования.

 

- Кичиться ложной эрудированностью, обрушивая на головы читателя ученые слова и помещая их в контекст, в котором они не имеют вообще никакого смысла.

 

- Жонглировать фразами, лишенными смысла и играть словами. Речь идет о самом настоящем отравлении словами и удивительном безразличии к их значениям».

 

Авторы считают, что независимо от глубины и сложности идей, представленных в работах рассматриваемых философов, использование в них неадекватных научных концепций и терминов, вырванных из своего контекста, является неоправданным, и они заявляют: «Мы хотим «деконструировать» репутацию сложных текстов, которая объясняется их глубиной: во многих случаях мы можем показать, что они кажутся непонятными именно потому, что они не предназначены быть понятыми».

 

Авторы проводят анализ текстов определенных авторов, которые использовали в своих работах математические и физические концепции, а именно Жака Лакана, Юлии Кристевой, Люси Иригарэй, Бруно Лятура, Жана Бодрийара, Жиля Дележа, Феликса Гваттари , Поля Вирилио.

Помимо этого, отдельно рассматриваются такие заимствованные из математики и физики концепции как когнитивный релятивизм, теория хаоса,  теорема Геделя, теория множеств, широко используемых в философии постмодернизма. Авторы показывают,  что указанные ссылки, если тщательно отслеживать содержательную сторону информации, приведенной в них, не позволяют сделать те радикальные следствия, которые им приписываются в философии постмодернизма.

В эпилоге книги авторы представляют свою критику философии постмодернизма в более широком культурном и социальном контексте. И именно здесь они очерчивают контуры того, что можно было бы назвать «аферой постмодернизма».

 

Отдавая должное проделанной  постмодернизмом корректировке модерна, касающейся критики концепций непрерывного прогресса, сциентизма, культурного европоцентризма, авторы в своей критике постмодернизма ограничиваются «рассмотрением тех его теоретических аспектов, которые оказали влияние на гуманитарные науки и философию, пристрастив их к темным рассуждениям, когнитивному релятивизму, связанному со скептицизмом более широко распространенным, чем научный дискурс, растущему интересу к субъективным верованиям независимо от степени их истинности и той важности, которая придается дискурсу и языку в противовес фактам, на которые те ссылаются (или при этом отметается сама идея существования фактов, на которые можно сослаться)».

 

Рассматривая в целом постмодернизм как свершившееся культурное и социальное бедствие, авторы перечисляют академические и политические факторы, которые обусловили его приход.

 

К академическим факторам авторы относят:

 

- Забвение эмпирического, отказ от выведения теории из практики,  пренебрежение проверкой теории через наблюдение и эксперимент. К этому следует отнести «вызов Куна эмпирической философии науки, критика Фуко гуманистической философии истории». Сами авторы считают, что «вовсе не обязательно быть последователем Поппера, чтобы согласиться с тем, что любая теория, чтобы ее приняли всерьез, нуждается в подкреплении эмпирическими аргументами».

 

- Усиление сциентизма в гуманитарных науках, если понимать под сциентизмом  иллюзию того, что слишком простые исследовательские подходы могут решать слишком сложные проблемы. В качестве иллюстрации  этого авторы приводят бихевиоризм, психоанализ, марксизм. Сомнение в метанарративах, порожденных в гуманитарных науках сциентистской установкой, к сожалению, считают авторы, было перенесено на научную установку как таковую.

 

- Стремление в гуманитарных науках заимствовать концептуальные подходы естественных наук, обладающих сравнительно более высоким сравнительно с гуманитарными науками престижем.

 

-  «Естественный» релятивизм гуманитарных наук, дискурс которых представлен в качестве мифов или метанарраций, с характерным для них умалением возможной их познавательной ценности и игнорированием эмпирических аргументов.

 

- Традиционное философски-литературное образование, в ходе которого устанавливался приоритет автора и производимого им текста, что отсутствовало в естественных науках, где «в расчет берутся теоретические и фактичные аргументы этих авторов, а не слова, которые они использовали». Например, «мистицизм и алхимия Ньютона имеют значение для истории науки и человеческой мысли, но не для физики». Повышенное внимание к тексту приводит к повышению приоритета теории, пренебрежению эмпирическими фактами, в результате чего любой дискурс, включая научный, начинает рассматриваться в качестве метанарратива.

 

Истоки постмодернизма не определяются чисто академическими факторами, но также и политическими факторами, которые авторы определяют «в широком смысле как левые или прогрессистские».  «Антирационалистическая» позиция традиционно свойственная правым политическим силам, характерна в данный момент, считают авторы, для левого движения, о чем свидетельствуют результаты анализа политической ситуации в Соединенных Штатах Америки, где «большое число левых интеллектуалов отвернулись от наследия Просвещения и примкнули к той или иной форме когнитивного релятивизма».  Авторы указывают следующие причины такого поворота левого движения:

 

- Возникшие в 60-х годах новые социальные движения – антирасистские, феминистские, гомосексуальные и другие – нашли свои основания в философии постмодернизме, противопоставляющей различия  и множественность тождеству и единству.

 

- Провал «коммунистического» проекта, и, как следствие, глобальное доминирование нео-либерализма, породили в левом движении дезориентацию и пессимизм, утрату концептуальных оснований, которые постмодернизм представлял как неизбежную смену метанарративов.  

 

- Образом врага, необходимого левому движения в такой ситуации для консолидации, становится наука, как связанная с властью и используемая капиталом, поскольку сами существующие структуры концентрации власти и капитала, были, как казалось, для левой критики вне всякой досягаемости. Проект энциклопедистов Просвещения был объявлен мертвым и, как следствие, необходимо было отказаться от иллюзий, порождаемых ранее научным, рациональным дискурсом.

 

Оценивая последствия пришествия постмодернизма, авторы пишут, что его негативное влияние состоит в следующем: «потеря времени в гуманитарных науках, культурологическая путаница, ведущая к мракобесию, и ослабление политики левых сил».

 

Авторы считают, что антирационализм постмодерна существенно изменил ситуацию в гуманитарных науках:«В тот час, когда суеверие, мракобесие и националистический и религиозный фанатизм чувствуют себя замечательно, по крайней мере, безответственно обращаться с легкостью с тем, что исторически было единственным заслоном перед этим безумием, а именно рациональное мировоззрение. Содействие мракобесию наверняка не является задачей постмодернистских авторов, но оно является неизбежным следствием их деятельности».

 

Негативное воздействие постмодернизма на левое движение авторы видят в том, что «во-первых, сосредоточение на языке и элитарность, связанная с употреблением претенциозного жаргона, способствуют тому, чтобы загнать интеллектуалов в рамки стерильных споров и изолировать их от общественных движений, которые происходят за стенами их башни из слоновой кости. Студенты по прибытии в американские университетские городки могут легко сбиться с пути мыслью о том, что самое передовое сегодня (даже политически) – это радикальный скептицизм и дискурсивный анализ. Во-вторых, стойкое существование путаных идей и невразумительных рассуждений среди определенной части левых может дискредитировать все левое движение; и правые не упускают случая демагогически воспользоваться этой возможностью».

 

При этом когнитивный релятивизм постмодернизма  исключает всякую возможность социальной критики. Авторы пишут: «Если любой дискурс – рассказ или наррация и если никакой дискурс не является объективным или более достоверным, чем другой, тогда следует признать худшие расистские и сексистские предубеждения и самые реакционные социально-экономические теории «одинаково правомерными», по крайней мере, как описание или как анализ реального мира (если предположить, что признается существование последнего)».

 

В конце книги авторы приводят свои прогнозы относительно возможных сценариев развития событий в эпоху постпостмодернизма:

 

«Одна возможность заключается в вынужденном возвращении к некоторым формам догматизма, мистицизма (в том числе Нового времени) и религиозного фундаментализма. Это может показаться невероятным, прежде всего в академических кругах, но утрата разума была достаточно основательной, чтобы проложить дорогу к самому крайнему иррационализму. В этом случае интеллектуальная жизнь будет развиваться от плохого к худшему. Другая возможность состоит в том, что интеллектуалы станут сопротивленцами (всего на одно или два десятилетия), чтобы противостоять любой бескомпромиссной критике существующего социального порядка и даже стать его подобострастными защитниками - как это произошло со многими первоначально левыми интеллектуалами во Франции после 1968 года – или полностью отказаться от политической ангажированности. Наши надежды, тем не менее, связаны с иным направлением: появление такой интеллектуальной культуры, которая была бы рационалистической, но не догматичной, научно обоснованной, но не сциентистской, открытой, но не поверхностной, и политически прогрессивной, но не сектантской. Но это, конечно, только надежда и, наверное, только мечта».

Ностальгия авторов по ушедшим хорошим временам прошлого звучит в следующем отрывке: «Вспомним, что давным-давно, в одной стране мыслители и философы вдохновлялись науками, размышляли и писали ясно, пытались понять природу и общество, старались распространить эти знания среди своих сограждан и подвергали критике несправедливость общественного строя. Это была эпоха Просвещения и страна – Франция».

В заключение приведем оценки книги  Соукела и Брикмана «Интеллектуальные уловки», которые были сделаны французскими постмодернистскими философами, упомянутыми в книге, то есть прямо от нее пострадавшими, и неупомянутыми, то есть пострадавшим только косвенно.

Юлия Кристева, прямо пострадавшая, в статье, опубликованной во французской газете «Le Nouvel Observateur» в сентябре 1997 г., охарактеризовала книгу следующим образом: «Un produit intellectuellement et politiquement insignifiant et pesamment dеsinformateur». (Продукт интеллектуально и политически незначимый и в сильной степени дезинформационный.)

Жак Деррида, пострадавший косвенно, в статье, опубликованной во французской газете «Le Monde» в ноябре 1997 г., так охарактеризовал авторов книги Соукела и Брикмана: «Cegensnesontpasserieux». (Это люди несерьезные).