Комментарий |

Правый Левин.



bgcolor="#000000">

Сергей Солоух пишет не только замечательную прозу, но и внимательные эссе о своих коллегах. Мы уже
обнародовали его мнение о творчестве Игоря Клеха. Свою новую работу кемеровский классик посвятил мемуарной книге Александра Чудакова «
"Ложится мгла на старые ступени". Несколько лет назад, эта книга, рассказывающая о военном-послевоенном детстве известного учёного в бедном казахском городке Чабачинске (Челябинске?!), стала важным культурным и общественным событием. Теперь её вряд ли можно назвать новинкой. Однако, значение книг не исчерпывается при их первом появлении. Ситуативные рецензии схлынули, теперь можно порассуждать о мемуарах Чудакова (я-то, как раз, не склонен называть их романом) более отстранённо.

Все счастливые семьи похожи

друг на друга       
            
     
  

Л.Н.Т.            

Любому сочинителю всегда понятны и близки предшественники. Они живут
в его плоти, и крови, внутри, поэтому совершенно свои. Конечны и очевидны.

Современники где-то там, снаружи, пугающе непредсказуемы, как варианты
новых геометрических построений на множестве звездных точек ночи.
Инородные фигуры. Марсиане.

Тем поразительнее совпадение. Цвет, группа крови, химический состав
вдыхаемой и выдыхаемой воздушной смеси. Я ведь тоже родился в маленьком
городе, Ленинск-Кузнецкий, бывшее Кольчугино. Точно в середине
западно-сибирской неизменности. А жена моя, Ольга, в Анжеро-Судженске,
на транссибирской железной дороге. Мой отец беглый белорусский еврей,
ее - сын башкирских кулаков, спецпереселенец. Нас с детства окружали
люди с двумя высшими образованиями. Московский университет, Южкузбасслаг.
Первый украинский фронт, СибУЛОН.


Надо ли говорить, что роман-идиллию Александра Чудакова я читал запоем.
Хотя, казалось и давно, физически на такое не способен. Даже вино цежу,
пью долго, медленно, глядя в окно и разговаривая. А тут буквально залпом.
Стакан за стаканом. Невероятно.

Но, впрочем, Боже мой, это, конечно, сопли, слюни, непрофессиональный
разговор. Песня "
пой, ласточка, пой" тоже бередит душу, но со стихами
Мандельштама никак не соотносится. Вопрос, который оказался однозначным
для Букеровского жюри, решением окончательным этого же самого синклита
не снят. Наоборот, открыт и требует ответа. Что перед нами, проза или нет?
"Ложится мгла на старые ступени" - роман или записки антрополога,
дневник историка, отчет путешественника по времени воображаемому
Императорскому Географическому обществу?

Ответим. Начнем с того, на чем по всей видимости, закончила
шестерка судей. С отсутствия сюжета. Два, три стежка трифоновскими
нитками, даже не намечают, слегка только обозначают, типичный городской
конфликт наследников. Они не в счет. Пальто не сшито все равно. Отдельно
рукава, отдельно хлястик. Подкладка на столе, а пуговицами играет дочь.
Ну, и отлично. На самом деле, в сюжете нет никакой нужды. Для современного
романа необходимость в хребте завязки и развязки отпала с изобретеньем
телевизора. Стала опциональной. Проза больше не обязана копировать часовой
механизм, где все колесики жестко и однозначно сцеплены. Компьютерные
спецэффекты лишили очарования старый фокус. Секрет в другом. Человека
эпохи беспроводной связи и коммутируемого доступа может завораживать
только одно - подлинное чувство. Только оно может порождать художественный
текст нашего времени. Не кованные ребра скелета делают ныне роман, а
невидимое электричество натянутых нервов. Попросту лирика, которой
переполнен текст Чудакова, как воздух летнего леса свистом и стрекотом
прямо и перепончатокрылых.

Роман о смерти. О русской смерти. Он только так и мог быть написан,
организован грядками, как огород. С ботвой, цветами и собакой. Он
заканчивается там, где начинается французский. И это, как всегда не поняли
люди с одним образованием. Филологическим.

Но, впрочем, снова не о том! В конце концов ведь правда прозы не в
медалях и триумфальных лентах. Она в образе. И здесь главная победа
Александра Павловича Чудакова. Он проиграл
Букера, но выиграл у Толстого.
У графа Льва Николаевича.

Ходульный Левин, убогий Левин, столь же нелепый, как сапоги, что
под расписку ясно-полянский дед навялил, всучил слабовольному Фету.
Гадость. Наказание за счастье вкушать главы о несравненном Стиве.
Картонный человечек, порождение ума, не сердца.

Типичный случай, когда обрести правоту, живым стать можно, только
через расстрел, повешанье, колесованье.

В Чебачинск! В Чебачинск! Должны были кричать чеховские сестры.
Москва неверное направление. Русского благородное сословие в
девятнадцатом,
двадцатом веке делало все, чтобы погибнуть. Никто только не мог понять
зачем? Теперь нам объяснили, чтоб по-толстовски духом и делом доказать
свое величие и благородство.

Вот как. Теория соединяется с практикой на границе Сибири и Казахстана.
Левин варит мыло и садит морковь. А его умница-внук сочиняет правильную
"Анну Каренину". Пусть только одну треть, пусть четверть книги книг,
но это уже счастье, которого сам себе только и может пожелать любой
пишущий по-русски. По-чешски, по-китайски, по-немецки. Не важно. Просто
любящий жизнь.

Алексанлр Чудаков
"Ложится мгла на старые ступени"

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка