Искусство

          В июле этого года вышел очередной альбом Бориса Гребенщикова – «Дух Огня». Работа над альбомом проходила в сложных условиях. Причина всем известна: пандемия. Время карантина разделило запись альбома на две части: часть материала была записана музыкантами совместно, но далее пришлось поработать на дистанционке. Сведением непосредственно руководил сам метр и, отметим, сведение получилось хорошо. Саунд-дизайн альбома впечатляет.

          «Дух Огня», как объяснил его автор, является завершением трилогии. В 2014 году Борис Борисович записал альбом «Соль», а ещё через два года – «Время N». Эти две работы претендуют на звание самых значительных в творчестве БГ после того, как «Аквариум» 80-х распался. Именно поэтому «Дух Огня» ждали. И дождались.

          Альбом звучит 47 минут, 11 песен обрамляются двумя инструментальными композициями – 26 секундным вступлением и монументальной «Одой» в конце.

          Слушая вступление («Альфа») ловишь себя на мысли: что могли бы сделать отечественные музыканты восьмидесятых годов, в том числе и «Аквариум», если бы в их распоряжении были сегодняшние возможности звукозаписи… Сделать могли, наверное, намного больше, чем сделали. Хотя сделано в тот романтический период русского было немало. А если были бы ещё современные инструменты и студии, то сегодня то время воспринималось бы эрой гигантов, вполне сопоставимой с американскими шестидесятыми.

          Эта пафосная мысль – главное позитивное впечатление, которое остаётся после прослушивания «Духа Огня».

          Шутка, что Борис Гребенщиков часто пишет стихи, используя электронную машинку для рифмования, забавна, но мало что проясняет в творчестве БГ. – При написании текстов можно пользоваться самыми разными приёмами и технологиями, главное – делать это хорошо. БГ своё дело знает. Рифмуя нерифмуемое, соединяя несоединимое, он делает это столь ювелирно, что порой захватывает дух: семантические возможности реальности стремительно расширяются.

          Отточенное мастерство и есть искусство в изначальном, античном смысле этого слова. Хороший каменщик искусен, т.е. принадлежит миру искусства, а плохие поэты и художники не искусны, т.е. к искусству не относятся. С этой точки зрения Гребенщикову ничего никому не надо доказывать. Уже примерно лет сорок не надо. С «Аквариумом» он всё всем доказал.

          И когда Борис Борисович выпускает очередной альбом, то возникающие вопросы относятся отнюдь не к уровню мастерства. Они – совсем о другом. Главным образом – о том, зачем это нужно.

          Вернусь к аналогии с каменщиком. Предположим, что Мастер работает изящно и отточено. Но возникает вопрос: а что именно он строит? Если это дом – прекрасно, но если из кирпичей возводится каркас ракеты, то становится ясно: не полетит. Зря работал человек.

          Поэты – они как каменщики. Время от времени в отношении их деятельности уместно задавать вопрос: а зачем это пишется? Или, чуть вульгарнее, о чём это?

          У постороннего наблюдателя, следящего за творчеством БГ с тех самых, легендарных восьмидесятых, может сложиться впечатление, что после распада «Аквариума» Гребенщиков пишет тексты не столько для кого-то ещё, сколько для себя самого. У меня, по крайней мере, такое впечатление сложилось. «Территория для Другого» в поэзии БГ стремительно сужалась, «территория для автора», соответственно, увеличивалась. Как будто бы Борис Борисович взял курс на абсолютный герметизм и с усердием, достойным лучшего применения, последовательно идёт им от альбома к альбому.

          Иногда, но не очень часто, Вселенная БГ на мгновение размыкалась, и казалось, что центростремительное движение гребенщиковского поэзиса вот-вот сменится центробежным, и БГ вновь начнёт петь не только для себя, но и для кого-то ещё. Но последующие альбомы показывали, что обольщаться не стоило.

          Песни Гребенщикова стремительно наполнялись Бодхисаттвами, узбеками, орлами, львами, тельцами, Гертрудами и прочей живностью. И главным качеством всего этого зоопарка была удивительная способность игнорировать внешнюю реальность. Тельцы и львы признавали лишь одного Бориса Борисовича, послушно шли на его зов, никоим образом, при этом, не взаимодействуя с тем, что к Борису Борисовичу не относилось.

          Проблема такой поэтики отнюдь не в том, что она предельно интенсивно и безжалостно эксплуатирует поток сознания, извлекая из него всё новые и новые ассоциативные образы.  Проблема в том, что она при этом не озадачивалась созданием хоть какого-нибудь подобия интерпретативных кодов. Бодхисаттвы жили в сознании поэта полноценной, насыщенной событиями жизнью, которая не оставляла никаких устойчивых следов во внешнем мире, т.е. в пространстве интерсубъективности.

          Это означало, что толкование текстов БГ оказывалось всё более и более произвольным и лишённым контроля со стороны реальности. Бодхисаттва – это олень? – Прекрасно. Но вполне вероятно, что Бодхисаттва – это Гертруда. И это – не менее прекрасно.

          По началу подобные ребусы могли показаться забавными, хотя начало этой игры пришлось на начало девяностых, когда сам Русский мир был сплошным ребусом, и ситуация в стране требовала от «духовного лидера» более чётких и ответственных высказываний. Но когда жизнь идёт, а загадки никак не меняются, возникает пресыщение. Игра в ребусы начинает надоедать. Если всё переходит во всё, то как это всё не назови – единорогом или узбеком – ничего принципиально не поменяется.

          Дополнительная ирония этой ситуации в том, что и сам Борис Борисович не всегда понимает, что именно он хочет сказать. Сказать, упаси Боже, не миру, а самому себе. В диалоге БГ с самим собой, кажется, обнаруживаются устойчивые, серьёзные проблемы.

          Реальность Майи сыграла с БГ злую шутку. В те периоды, когда БГ ещё умел разговаривать не только с собой, благодаря обаянию «классических» альбомов «Аквариума», он смог подсадить на собственную поэтику как минимум половину рок-сообщества. Итогом этого стал эффект крушения Вавилонской башни: говорящие в стиле БГ стремительно утрачивали способность понимать друг друга.

          Но бумеранг, как известно, возвращается. Итогом такого возвращения стала интенсификация символического в поэтическом дискурсе Гребенщикова. Поэт заговорил на языке, абстрактность и неопределённый символизм которого порвал все связи с миром.

          И если последователи БГ непонятны, главным образом, другим людям, то сам Гребенщиков вышел на новый, подлинно космический уровень: он стал непонятен самому себе.

          Такой поэтический аутизм со временем стал подобием некой нормы, одной из констант, на которых стоит мир современного российского интеллектуала. Количество этих констант в действительности не очень значительно: мир находится в состоянии глубинного кризиса; Владимир Путин – президент России; каждый вечер по телевизору – «Дом-2»; Борис Гребенщиков пытается разговаривать с самим собой.

          Наличие таких констант не стоит недооценивать. В преддверии Апокалипсиса останки стабильности – это единственное, что может внушать оптимизм.

          И вдруг…

          «Вдруг» случилось в 2014 году: Борис Борисович выпустил альбом «Соль». Эффект от этого события был ошеломляющим. Наверное, нечто похожее случалось с верующими во времена седой древности, когда немые внезапно начинали говорить, а слепые – видеть. В этот раз заговорил Гребенщиков. И этот разговор был именно «разговором-с-миром».

          Безусловно, 2014-й отличается от 1985-го: другие ценности, другие горизонты, другие надежды на волшебную силу искусства. И «Соль», наверное, не надо сравнивать с теми альбомами, когда «рок-н-ролл был уже мёртв, а мы ещё нет». И всё же… «Соль» 2014 года стала естественным продолжением «Равноденствия» 1987-го. Автор альбома нашёл слова, которые коснулись душ многих. Налёт аутистской словесной атрибутики не исчез из новых песен БГ в полной мере, но «нечто непонятное» сопутствовало его творчеству всегда, а в свете происшедшего чуда на это можно было просто не обращать внимания.

          Когда исчезает одна из онтологических констант, мир начинает движение к пропасти. Исчезновение одного из устойчивых элементов ставит под знак вопроса все остальные. Сегодня начал говорить о жизненных, актуальных вещах Гребенщиков, завтра исчезнет «Дом-2». Мир с тревогой смотрел на Владимира Владимировича Путина… А в это время БГ, расширяя эсхатологические перспективы, продолжал общаться с миром почти на равных. В 2018 году появилось «Время N». Не вдаваясь в лишние нюансы, стоит отметить, что альбом одарил нас целым рядом ярких, прекрасных песен, да и само желание N для русского человека понятно, оправданно, а порой – и похвально. Если бы, например, я в течение тридцати лет мог говорить только с собой, да ещё и не вполне успешно, а потом ко мне вернулся бы дар разговаривать с другими людьми, то я н…ся бы сразу и предельно фундаментальным образом. И мне кажется, что это – не только моя точка зрения на сложившуюся ситуацию.

          В этом контексте появление финального альбома трилогии ожидалось с особым вниманием. Речь ведь шла не просто об очередном, рядовом альбоме, а о сохранности основ мироздания. Если подлинный разговор БГ с миром продолжится, т.е. обретёт все черты устойчивого феномена, то вся эпоха, длившаяся два десятка лет (а вместе с Ельциным – и все три), ушла в прошлое. А что будет после этой эпохи неизвестно никому. Неотвратимо наступает время радоваться, но, одновременно, возникает и время тревожиться. Тема не исчерпывается сферой музыки.

          И вот новый альбом (с апокалиптическим названием, кстати) вышел.

          Необходимо сразу сказать главное: сторонники стабильности могут не волноваться, всё вернулось на круги своя. Борис Гребенщиков вновь говорит исключительно с самим собой и ни с кем больше.

          «Дух Огня» – это возвращение к тому, что было свойственно Гребенщикову до появления «Соли» и от чего так и не удалось отвыкнуть. Исключением, по большому счёту, оказываются всего две песни – «Не судьба» и «Моё имя – Пыль». «Не судьба» может быть с полным правом отнесена к Greatest Hits Бориса Гребенщикова.

          Музыка на альбоме также, к сожалению, не принадлежит к числу тех факторов, само существование которых оправдывает всё остальное. Не то чтобы материал плохо сыгран или включает в себя какие-то ляпы, нестыковки и т.п. Скорее, наоборот. Большинство из треков, если рассматривать их по отдельности, претендует на высокий уровень, но в единое целое эти отдельные элементы складываться не спешат. Выглядит спорным и выбор стилистики. Так, например, реггей – явно не тот стиль, при помощи которого БГ в его сегодняшнем состоянии способен говорить на темы Вавилона и его эсхатологических производных. Ничего кроме неловкости за автора песня «Вон, Вавилон» не вызывает. Это – тот тип претенциозности, восприятие которого уместно, в лучшем, во время мытья посуды или вскапывания картошки на огороде. А финальный женский вокализ делает эту песню вполне созвучной той музыке, что сопутствует банальной телевизионной рекламе.

          Предполагаю, что назвать «Дух Огня» ярким или, по крайней мере, топовым альбомом БГ не решаться даже самые преданные поклонники его таланта.

          БГ вновь ушёл в себя. У ожидающих Мессию может теплиться надежда, что «он улетел, но обещал вернуться». Для всех остальных «Дух Огня» - это лишь очередной знак того, что всё идёт, как идёт, а стабильность (чего бы она не стоила) продолжает оставаться главной сущностной характеристикой современной российской жизни.