Онтологические прогулки

 

 

 

  

  Достигнув зрелого возраста, большинство людей выбирает для себя четыре погремушки, позволяющие в упор не слышать тикающие часы и оседлать вечность. Это банальные смысложизненные ценности: любовь, богатство, известность, власть. Разумеется, постройкой корабля облако не остановишь. Но сама возможность выбора свидетельствует о том, что способов небытия, как ни странно, много.

 

  

  

  

  

  "Судьба - женщина, и если хочешь владеть ею, то надо её бить и толкать". Так говорил Макиавелли. А он-то уж знал...

  

  Мёртвые мертвецы не совокупляются, в отличие от живых. Но они, как заметил деревенский философ Юра Хой, тоже мечтают о половой ласке. Ты сам убедишься в этом, когда умрёшь, Онан.

  

  Источники трагизма человеческого бытия, образующие области многочисленных общественных запретов, смерть и сексуальность, неразрывно связаны между собой: ведь фактически первое, выступая в качестве механизма воспроизводства поколений, влечёт за собой второе. Многослойная аура смерти облекает носительницу любви - женщину. Связь женщины с полюсом смерти проявляется как мировая универсалия в похоронном обряде, она представлена везде, где женщины выполняют роль плакальщиц. Единство артефактов любви и смерти указывает на то, что социальные запреты на открытую демонстрацию сцен, связанных с откровенной сексуальностью и реальной (непостановочной) смертью, а также общественное неприятие самоубийства - всё это имеет один и тот же источник: витальные мотивы. Жизненный путь человека - это сумма метафор сексуальности и связанной с ней смерти, которые часто объясняются страхом перед покойником.  

  Половая любовь - занятие крайне опасное: оно может закончиться жизнью. Поэтому совокупляющиеся обычно опасаются, что их внезапно могут застать in flagrante delicto. Они сознают, что совершают преступление.

  

  Кроме того, любовь - занятие крайне однообразное, поскольку практически все сексуальные партнёры и их реакции на соответствующие раздражители, устроены, в общем и целом, одинаково. В отверстии между раздвинутыми женскими ногами таится всё то же старое доброе ничто. Чтобы ты мог убедиться в этом в двухсотый раз, Онан, не стоит тратить усилий на стаскивание с партнёра трусов и прочих, создающих видимость тайны театральный занавесок, можешь поверить на слово. "В это лоно ты крикнул люблю, / Улю-лю - ты услышал оттуда"... - написал мёртвый поэт, стихи которого мне однажды посчастливилось слышать в живом авторском исполнении, - Юрий Кузнецов. Лучше не смог сказать ни один глупый белый человек.

 

  

 

  

 

  

  То, что вы имеете - имеет вас. Деньги и вещи - отходы жизнедеятельности глупых белых людей - они-то вас и имеют. Хотя некоторые несуществующие, да, умеют на время превращать дерьмо в конфетку. Но очень скоро часы бьют полночь, и конфеты вновь обращаются в дерьмо, на этот раз навсегда. Ведь расчётливость - это богатая и безобразная старая дева, за которой волочится бессилие.

  

  Страсть коллекционирования, включая самые невинные его формы, представляет собой разновидность невроза навязчивого состояния, сродни сексуальному влечению. И то и другое в принципе невозможно полностью удовлетворить. Согласно легенде, царь Соломон, он же библейский Екклесиаст, разослал гонцов во все стороны света, чтобы узнать рецепт еще не испытанного им удовольствия. За это он обещал половину своих богатств. Но гонцы вернулись ни с чем. И Соломоном овладела жестокая тоска. Такая жестокая, Онан, что он, пребывая в отчаянии, сотворил "Книгу Екклесиаста, или Проповедника", которую исчезающее человечество когда-нибудь сможет предъявить в пустоту, как свой основной продукт.

  

  Если попытаться представить страну всеобщего изобилия, то люди там очень скоро начнут умирать от скуки, искать всё новые ощущения и извращения, вешаться и стреляться, и бешено истязать себя и окружающих. Как, в сущности, и происходит сейчас на Западе, особенно в Соединённых Штатах, которые устойчиво лидируют по качеству жизни и количеству серийных маньяков и суицидов. И это понятно - ведь из посёлка Большие Котлы Мордовской губернии человек может устремиться, скажем, в Саранск. Из Саранска - в Москву. Из Москвы - в Нагасаки. А из Нью-Йорка куда побежишь, Онан? Только на Марс. И наступает безысходность. Поэтому мой одноклассник, который после распада СССР остался в Таджикистане, люто затосковал, запил и повесился. Его старушку-маму потом убили таджики с целью ограбления. А другой одноклассник, немец, уехал в Германию, где тоже люто затосковал, запил и умер от запоя. Всё потому что в состоянии скуки ничто (Ничто) не отвлекает нас от созерцания неприкрытой правды жизни.

  

  Особенно жестокая скука настигает страдающих бессонницей. Она приходит ночами, когда совершается больше всего самоубийств. "Ночью думы муторней, плотники не мешкают..." Тьма небытия несёт в себе гнетущую тяжесть вечных вопросов. И вот уже доктор Лектор раскрывает свою кулинарную книгу, а Березовский ложится в ванну и душит себя шарфом. Но мы, философы, предпочитаем работать по-крупному, подобно жаждущему, который приходит с утра в магазин и берёт не жалкую бутылку пива, а сразу ящик водки. Убийца убивает человека, самоубийца - человечество, а философ - Вселенную. "Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? ..."

 

 

  

  

  

  Прыг - под землю! Скок - на дерево! "Возвыситься", "унизиться" - нелепые словесные штампы глупых белых людей, из тех, с которыми безуспешно пытался бороться ещё Сократ. В пустоте нет ни верха, ни низа, равно как ни света, ни тьмы, а есть только ничто. Поэтому, как бы ты ни тужился, Онан, у тебя всё равно не получится ни унизиться, ни возвыситься. Тот, кто стремится стать всем, никогда не сможет признать себя тем, кто он есть на самом деле, то есть ничем. Он слеп и тем усерднее гремит своей погремушкой.

  

  Античеловеческую природу начальника хорошо понимал протопоп Аввакум, создавший в своих произведениях его архетипический образ, как воплощения земного зла: "Так ин начальник, во ино время, на меня рассвирепел, прибежал ко мне в дом, бив меня, и руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих и, покинув меня, пошел в дом свой".

  

  "Как повезло властям, что люди никогда не думают!", - воскликнул однажды Гитлер. Да, все начальники sub specie aeternitatis - безусловные сволочи. Но они никак не могут нам навредить, Онан, если мы сами не вредим себе. Фридрих Ницше заметил, что когда мы просыпаемся ночью в депрессивном состоянии духа, это может означать только одно: наши начальники, которых мы когда-то убили, возвращаются к нам, чтобы снова руководить. Чтобы убить их окончательно, иногда достаточно называть вещи своими именами.

 

  

 

  

  

 

  Что есть человек? Ничто. Что человек имеет? По большому счету - ничего. В данном контексте совершенно излишне интересоваться, как наш способ небытия выглядит в глазах других носителей небытия. Что бы ни случилось, философ не станет впадать в оценочную зависимость и, упаси Боже, гоняться за чужой любовью. "Толпа глупа, мыслить трезво дано лишь немногим", - учил Бальтасар Грасиан. А Шопенгауэр, обедая в клубе, всегда платил за два места, чтобы никто случайно не подсел за его столик. Он знал, что внимание и, тем более, любовь окружающих усредняют и отупляют. Поэтому достаточно быть тупым уродом, Онан, чтобы тебя полюбили. Не уважать окружающих - верный способ привлечь их внимание и заслужить уважение. Красивый цветок одиноко цветет сам для себя, а не для других.

  

  При нарциссическом расстройстве личности представления глупых белых людей о собственных достоинствах карикатурно преувеличены. Их цель банальна - обрести славу и власть. Они убеждены, что таким исключительным людям, как они, можно абсолютно все. Они бывают крайне удивлены, если видят, что ими не восхищаются, и не хотят подчиняться их требованиям. Психологи считают, что данное явление обусловлено тем, что еще в детстве эго такого человека было сильно ранено и уязвлено. Этим можно объяснить его болезненную реакцию на любую критику. Как правило, симптомы заболевания усиливаются по мере старения, ведь и старческий возраст сам по себе оборачивается для больных оскорблением. Жизнь пациентов представляет собой, прежде всего гнев и борьбу: гневаясь, они защищаются от возможного пренебрежительного к ним отношения или оскорбления. Все люди из их окружения оцениваются в первую очередь с учетом их полезности. Самосознание нарциссов крайне уязвимо, поэтому им свойственна огромная оценочная зависимость.

  

  А что же на самом деле? Родись Сократ сегодня, разве он стал бы кандидатом философских наук? Едва ли. А вот кандидатом в сумасшедший дом - несомненно. "То, что в скором времени моё тело будут точить черви, я могу перенести; но то, что профессора то же самое проделают с моей философией, приводит меня в содрогание", - говорил на старости лет Шопенгауэр. К сожалению, сам он, хотя на протяжении всей жизни постоянно выражал презрение к "людской сволочи", в старости, как и многие другие недюжинные интеллекты, тоже дал слабину. В своей последней книге "Parega и Paralipomena" уставший от тотального игнорирования его философского творчества, престарелый гений пошёл на уступки толпе и, нарушив абсолютность своего пессимизма, туманно высказался в том духе, что возможно некое единение человечества на основе всеобщности страданий. Читающая публика увидела, что не всё так безысходно, обратила свой мутный взор на одинокого мэтра и всё завертелось. Польщенный старик и дальше для вида хмурил брови и пытался демонстрировать независимость, однако на самом деле тешился внезапно нахлынувшей славой, как ребёнок, улыбающийся беззубым ртом от звуков любимой погремушки... Увы, одно из клинических свойств старости заключается в том, что даже имеющее относительные основания тщеславие переходит в этот период в ярко выраженное нарциссическое расстройство личности. И если пал сам Шопенгауэр, то что уж говорить о других глупых белых людях, Онан?