Онтологические прогулки

Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — всё суета!

Наиболее глубокое произведение мировой литературы, "Книга Екклесиаста", обычно датируется исследователями третьим веком до нашей эры.  Эта книга, чудом попавшая в библейский канон, является насквозь нигилистической и пессимистической. Известно, что включение данного произведения в Танах, вызвало серьезные возражения у иудейских богословов. О нем прямо говорилось, что оно содержит еретические воззрения. И не случайно: в "Книге Екклесиаста" фактически отрицается бессмертие души (люди приравниваются к скотам). Больше того, человеку здесь вынесен окончательный приговор, и приговор этот объявляется с позиций и в пользу Ничто; нигилизм полностью торжествует. Знаменитое "суета сует" это ни что иное, как зримое присутствие Ничто в повседневной жизни.

С другой стороны, книга приписывается самому царю Соломону. Хотя имя его буквально и не значится в книге, но лицо, символически принимающее на себя имя Екклесиаста, называет себя сыном Давидовым и заявляет, что он царь Иерусалимский, а в заголовке сирийского перевода прямо стоит: «книга Когелета, то есть Соломона, сына Давидова, царя Иерусалимского». Исключить из Танаха крайне сомнительный текст такого выдающегося автора иудейские богословы не решились, но, возможно, подвергли его позднему дописыванию и редактированию. Во-первых, к поздним вставкам можно отнести присутствующую в книге характеристику автора, а также другие высказывания, призывающие покоряться Богу: "Кроме того, что Екклесиаст был мудр, он учил еще народ знанию. Он все испытывал, исследовал, и составил много притчей. Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека". Но как может существовать Бог, сотворивший такой непотребный мир? К поздним вставкам можно также отнести утверждения, прямо противоречащие предыдущим, например, относительно веселья: "И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем". Странным в устах царя Соломона звучит и совет не ругать царей и богачей, потому что подобная банальность очень сильно противоречит сугубой мудрости, которую автор демонстрирует на протяжении большей части своего текста: "Даже и в мыслях твоих не злословь царя, и в спальной комнате твоей не злословь богатого; потому что птица небесная может перенести слово твое, и крылатая — пересказать речь твою".

В остальном же екклесиастский нигилизм удивительно честен и беспощаден к любым придуманным культурой погремушкам, служащим основаниями бессмысленного бытия. Он последовательно уничтожает эти основания, начиная от самых фундаментальных и заканчивая вполне второстепенными. Для начала автор разрушает сказку о бессмертии души и вечной жизни:

"Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё — суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах. Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния. В могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости".

Многие люди, в первую очередь женщины, убеждены в том, что смысл жизни состоит в её продлении посредством размножения. А вот что думает об этом Екклесиаст:

"Чего еще искала душа моя, и я не нашёл? — Мужчину одного из тысячи я нашёл, а женщину между всеми ими не нашёл. Но нашёл я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы.

И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это — суета! Если бы какой человек родил сто детей, и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась добром, то я сказал бы: выкидыш счастливее его, потому что он напрасно пришел и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком.

И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее их обоих тот, кто ещё не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем".

Отсюда вытекает закономерное неприятие автором веселья: "О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно делает?»  Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира; ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу. День смерти — лучше дня рождения".

Богатство и власть, служащие предметом желчной зависти рабов, в действительности также абсолютно лишены всякого смысла. Равно как и семейные ценности. Обратите внимание, как автор мимоходом упоминает домочадцев между слугами и служанками с одной стороны и крупным и мелким скотом с другой:

"Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме. Я предпринял большие дела: построил себе домы, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева; сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произращающих деревья; приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!

Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему. Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей.  Какая же польза ему, что он трудился на ветер? Кто любит серебро, тот не насытится серебром, и кто любит богатство, тому нет пользы от того. Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это — суета и томление духа!"

Какие ёщё погремушки служат фетишами, привязывающими людей к бессмысленной жизни? Известность и слава?

"Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после, потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым".

Вообще, все религии возникли, в первую очередь, как средство преодоления страха смерти. Не случайно в Св. Писании говорится, что, когда Адам и Ева сорвали плод с древа познания и обрели не свойственный животным разум, то сразу же были изгнаны из рая. Это был рай животного неведения о бессмысленности жизни и неизбежности смерти. "И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем", — говорит об этом Екклесиаст. Второе предназначение религий, тесно связанное с первым, заключается в делегировании справедливости в вечную жизнь, поскольку в реальности её категорически нет: "Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это — суета! И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их — сила, а утешителя у них нет. Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда". Согласно Екклесиасту, миром правит не справедливость, а случай: "И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не у разумных — богатство, и не искусным — благорасположение, но время и случай для всех их".

Действительно, всё определяет случай. Законы физики в известном нам виде — это всего лишь случайность, коррелирующая с особенностями нашего существования. Тело и мозг состоят из миллиардов взаимодействующих клеток, связи между которыми изменяются настолько мгновенно и непредсказуемо, что сознающий разум (как  функция этих же клеток), оказывается не способен контролировать ультрадинамичное разнообразие и пытается втиснуть его в придуманные причинно - следственные связи. Человечество возникло как продукт случайной мутации, так же как каждый отдельный индивид суть результат случайной игры сперматозоидов. Самим своим существованием мы обязаны не сверхъестественному интеллекту, а воле случая, будучи одним из миллионов живых существ, обитающих в биосфере Земли, которая, в свою очередь, представляет собой невидимую пылинку, вращающуюся в одной из двух триллионов галактик, затерянных в бесконечности Небытия. Именно поэтому представляется невежественной самоуверенностью воображать, будто всё это существует для нас, равно как и попытки перенести присущее нам сознание на вселенную, которая исчезнет также внезапно, как, должно быть, возникла. В данном контексте ответ на вопрос, почему существует нечто, а не Ничто, может быть достаточно прост: это ненадолго. Ещё один ответ заключается в том, что Ничто не стабильно. Чтобы возникло нечто из ничего, было достаточно крошечной асимметрии, когда вещества в самом начале вселенной оказалось больше, чем антивещества, что явилось случайным стечением первоначальных обстоятельств. Что касается изначального ничего (Абсолютного Ничто, как средневековое апофатическое богословие именовало Бога), то оно было всегда и будет существовать вечно.

И, поскольку всё в мире подвержено случаю, то совершенно случайно венцом философских рассуждений Екклесиаста выступают его потрясающие своей нигилистической устремленностью в Небытие слова: "И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все — суета и томление духа!"

Нет никакого смысла и непостижимой тайны. Духи и Боги не жаждут наших раболепных телодвижений. Единственное, что нам остаётся — это здравая самооценка в духе Екклесиаста.