Искусство

Я влип.

(Люблю влипать. В безвыходном положении находится верный выход, бывает.)

Суть влипания.

У меня когда-то (см. тут) получилось, что соц-арт движим идеалом маньеристского типа (как это было у Шекспира гамлетовского периода). Это идеал экстремистский. Выхода из него для превращения идеала в идеал другого типа вообще-то нет. Эрик Булатов, один из соц-артистов, следовательно, не мог заиметь другой. А я только что по телевизору от него самого услышал, что он сделал вещь под названием «Наше время пришло», что время наше – переходное и вот надо самоопределяться.

То есть ни в каком не в сверхбудущем теперь у него идеал? Он сумел вернуться из того запределья, куда его зашвырнул когда-то лживый социализм…

(Собственно «у меня» уже был такой случай. С Блоком. Из символизма тот ушёл. Аж до приятия революции дошёл – в «Двенадцати».)

 

 

Или, может, ошибка какая? Давнюю телепередачу я посмотрел? (Очень годится это словосочетание для насмешки: «Наше время пришло». Имеется-то в виду реставрация капитализма. В нём разочаровалось большинство. – Есть, над чем смеяться и печалиться опять. Вот булатовские слова 2006 года: «летом видел растянутые по Москве плакаты: "Наше время пришло". Очень похоже на тот стиль»). Советской лживой эпохи, в смысле.

В интервью 8 сентября 2014 года написано: «Недавно я сделал картину, которой пытался выразить сегодняшнюю ситуацию. Работа называется «Наше время пришло»». И там же: «Поэтому сегодняшнюю жизнь я понимаю именно как переход из одной эпохи в другую». – Что-то подобное я и услышал по телевизору и бросился искать картину и писать о ней. Ибо я влип.

И вот я нашёл ту передачу:

[Я понимаю так: для большинства входа нет. Или так: реально входа нет, в коммунизм, например. Но - сказанное Булатовым сейчас, с исключительно отрицательным оттенком, без годатошнего минора в самом изображении: голубой-то вход – это хорошо, да вот запретительное красное, как коммунисты против коммунизма.]

 

[В смыле – показуха. Тоже упомянутое сейчас и – плоско: лишь отрицательно.]

Это место и это время, они характеризуются сами собой. Они от меня не зависят [что есть обман, вольный или невольный; потому что от художника зависит, их заметить в жизни или нет].

 

[Так, по-моему, тут он не врёт: это образ сверхбудущего, образ сверхисторического оптимиста, т.е. исторического пессимиста. Но от этой картины, как и от двух предыдущих веет тем же минором. А минор, "значит, подразумевается идеальный полюс", мажора, - делал я справедливый вывод когда-то. Идеальный полюс – это и есть сверхбудущее, которое у Булатова всюду было, и которое он теперь не всюду устно пускает в свои картины. Из конъюнктурных соображений, убеждён я. Чтоб не обидеть прокапиталистов в России и на Западе (сам он живёт во Франции с 1992 года.)]

Вот. Это здесь я хочу сказать, что да, я как бы предлагаю зрителям – а я себя понимаю одним из зрителей – я предлагаю как бы зрителям идти сквозь изображение, сквозь пространство картины. Вот. Это я понимаю, как путь к свободе [застенчиво улыбается, потому что словами пропагандирует российской цивилизации не её цель: вестернизацию]. Я-то как бы… В общем, такая центральная тема моя.

[Он не зря тут сбился: враньём пахнет. И в видео следующим после "Иду!" показывают:

 

 

Так тут такое же подтрунивание над западными ценностями (потому "западными" говорю, что есть полярность: Свобода - Порядок или Государство; если второе – российская ценность, то первое – западная).

Ведь нарисовано то, что лишь провозглашается на Западе и в России, и чего нет! Я молчу о том, что все (!) СМИ США принадлежат нескольким субъектам, связанным друг с другом родственными, служебными и финансовыми узами. Я молчу, что эти (и вообще западные) СМИ ведут себя, как один человек: в случае с Осетией, с  Ливией, с Украиной… Я молчу о действительности. Посмотрите, КАК нарисовано у Булатова про свободу. Как тесно этим словам: "свобода есть". Как никакого поля нет по краям изображения. Как подчёркнуто, что это – просто надпись на покрашенном белой краской стекле, которое такое хрупкое. Вон, разбито. Да, в дыру видно тоже слово "свобода". Но как его начертание улетает вдаль. Бесконечную. В смысле – если и есть свобода, то в каком-то сверхбудущем. – Точно то же, что и про СССР он рисовал! А собственник этой картины (какой-то немец) ничего, наверно, не понял и купил у Булатова. Другой, итальянец, не немец. У него разочарование в компартии, которая была очень сильна в Италии в дни его молодости. Для него Булатов цвет разочарования дал красным. И итальянец – купил. Этот вариант в фильм не вставили. Я его обнаружил, пока искал дату создания предыдущего творения.

 

На самом деле я думаю, что, понимаете, мы… на самом деле оказываемся брошенными, вот, в мир, когда… когда кончается наше образование, вот, устанавливаемое взрослыми людьми. Пока мы учимся, нам всё кажется… всё уже открыто, всё известно, всё описано, всё ясно. А когда ты начинаешь сам быть самостоятельным, вдруг оказывается, что ты ничего не знаешь, ничего не понимаешь. Ты в совершенно чужом каком-то мире. И вот это мир, вот эта жизнь, в которую ты брошен, вот искусство должно выразить. Оно должно ему дать имя. И тогда оно даст свободу человеку в этом мире, в этом пространстве. Не всегда искусство выполняет свою миссию. Иногда проходит время неопознанное. Не выраженное. Если оно не выражено, оно уж так и уйдёт неоформленным. А если оно выражено, то оно навсегда останется. Вот тем… Вот это выражение времени останется навсегда. И оно очень… мне кажется, вот так вот оно и необходимо человеку на самом деле. Необходимо вот сознание человеку, потому что… У меня всё-таки убеждение, что именно [усмехается] ну знаете, я понимаю, что это, конечно, несправедливо то, что я сейчас скажу… Для меня искусство это смысл человеческой жизни. Я понимаю, что на самом деле есть и другие смыслы. Может быть, более высокие. Но для меня вот это единственное как бы. У меня это выход единственный из этой социальной клетки, в которой оказываешься так или иначе. Всё-таки в социальном пространстве свободы быть не может. [!] Ни в каком. В самом идеальном – всё равно, не важно [он тут играет словами в модный постмодернизм – отсутствие идеалов]. Вот. И на самом деле всё, ради чего мы родились и для чего мы живём, находится за пределами социального пространства. [Для Бога живём? А я предлагаю вспомнить, что это – слова живописца, которым верить нельзя, а можно – только выраженному красками.] И вот искусство как раз – путь туда. Мне так кажется [улыбается извиняясь]

…В последнее время мне близок стал Фра Анджелико. У него какое-то удивительное соединение детского, совершенно наивного, и высокопрофессионального. Какая-то необыкновенная чистота… [не игра в религиозность?]

Вот для меня было важно фраза, которую, которую м-м я сделал недавно картину - это одна из последних – "Наше время пришло". Вот эта фраза для меня существенна. Вот. Я её использовал не в том смысле, что я как бы взялся изобразить тех людей, время которых пришло. Абсолютно нет. Эта фраза как бы адресуется к зрителям. Что пришло время, когда надо себя определить. Время, когда мы можем сами… и обязаны, как бы должны даже. Так мне кажется. Как-то себя определить. Потому что это время переходное на самом деле. От одной эпохи к другой [от то тоталитарной, то авторитарной эпохи – к демократической?] И вот на этом переходе надо себя определить. Вот, собственно, на эту тему я сделал картину. И там вот эти слова».

Я потрясён тем, насколько слова художника не отличаются от дела.

Вы гляньте на эту картину. Разве не самое броское в ней – задница девушки правее центра и чешущийся старик с прорванным рукавом в центре?

Зачем женщина в кожанке тоже подняла руку? – Затем, чтоб отметить, что она-то лезет во внутренний боковой карман этой кожанки. А когда так, как этот бомж, то – чешутся.

Фра Анджелико открыл бледнопись, чтоб не отрывать зрителей от духовного улетания к Богу (и рисовал он - божественное), так ему мерзки были его современники по Раннему Возрождению, чуть ли не для того рисовавшие людей, чтоб наготу их изобразить в своём (благом для них) порыве от неба к земле. И Булатов тоже применил бледнопись. Для той же цели – чтоб мы не увлеклись низким. Для того и лица – какие-то безликие. Женщин пять. Одна – крохотная. Не видно, какое у неё лицо. Другая в такой глубокой тени, что тоже лица не видно. Две в очках. У одной из них лицо в полутени и потому смазано. Мужских лиц тоже пять. Один в очень глубокой тени. Два очень далеко. Оставшиеся два почти одинаковы.

Серая толпа. Явно не креативный класс. Не предприниматели. Явно не их время пришло. Нарисовано, не как бывало несловесное у Булатова, не позитивное (небо, золотой фонтан), а негативное. Тупиковое. Обманули серых, не тот капитализм построили при переходе от эпохи лжесоциализма. Пришли к лжекапитализму. И если, по словам Булатова, зрителей должно что осенить, то – что надо строить настоящий капитализм. Как на Западе. «…в Германии, Великобритании и Франции средний класс составляет больше половины населения, в США – более 60%, в Японии – около 70. Да и финансовые показатели «середнячков» в этих странах побольше наших на 25–30%, а то и в 2,5 раза».

То есть, если раньше слова на картинах у Булатова разоблачали действительность и влекли в сверхбудущее, то теперь – в ближайшее будущее, в оранжевую революцию. – Точно то, что и с Блоком произошло.