ПОСТАРХИТЕКТУРА. Библиотека, которую построил Шиничи Огава.
Сергей Иванников (13/02/2013)
Шиничи Огава (Shinichi Ogawa) – современный японский архитектор-минималист. Огава строит частные дома, медицинские учреждения, библиотеки. Проекты Огавы реализуются по всей Японии, сейчас Shinichi Ogawa & Associates начинают осваивать Индокитай. – Так, например, один из объектов этого архитектора уже осуществлён в Таиланде.
Минимализм оставляет достаточно мало возможностей для эволюции творческого стиля архитектора. Тем не менее, такие возможности есть, и Огава ими пользуется. – Общей вектор изменений его творческого стиля можно обозначить одним термином: упрощение. – Шиничи Огава стремится сделать минимализм ещё более минималистичным, свести его к неким предельным формам, не подлежащим дальнейшим стилистическим преобразованиям, - достичь некоторого рубежа, являющегося финалом «минималистической эволюции».
Первые минималистские проекты Огавы – это предельно простые модернистские формы, которые, тем не менее, сохраняют за собою статус «архитектурных объектов»; позднее творчество Огавы создаёт образы, чья простота входит в конфликт с самим понятием архитектуры. К этим объектам вполне подходит понятие «постархитектура».
Наиболее чётко идею постархитектуры демонстрирует библиотека, построенная Огавой в японской префектуре Точиги. Это здание было открыто совсем недавно.
Библиотека в префектуре Точиги, Япония. Архитектор Шиничи Огава.
***
Логика становления разных форм культуры отчасти может быть понята по аналогии с логикой становления биологических форм. – Как в своё время заметили органицисты (А. Бергсон, О. Шпенглер, П. Тейяр де Шарден), биологические формы стремятся использовать все возможности, предоставляемые им эволюцией, начиная от возможностей, ориентированных на усложнение их структур, и заканчивая возможностями, связанными с процессами структурного упрощения. При этом, в процессе реализации этих возможностей прежняя форма превращается в новую, пусть и родственную себе, но всё же иную.
В культурном пространстве отдельные его формы так же вовлечены в процессы внутренних изменений. И хотя эти формы, как правило, стремятся к усложнению, возможности примитивизации для них так же всегда открыты. – Живопись, музыка, литература дают множество примеров такой примитивизации. – И архитектура в данном случае исключением не является. Шанс воспользоваться возможностью регрессии для неё всегда реален.
Как правило, примитивизм в культуре является реакцией на идущие внутри культуры процессы радикального усложнения. – Там, где язык культуры достигает невиданных ранее уровней сложности, всегда может возникнуть состояние «интеллектуальной усталости». Это состояние подпитывается и процессами рационализации культурных форм, часто сопутствующей импульсу усложнения. – Предельно сложный культурный объект апеллирует, прежде всего, к разуму, а связь с чувственностью – с непосредственным эмоциональным переживанием – у этого объекта слабеет. – «Интеллектуальная усталость» в этом контексте – это констатация состояния эмоционального голода; на волне такого состояния и возникает примитивизм как воплощение стремления вернуться к восприятию простых, чувственных форм.
Язык архитектуры ХХ века стремился именно к интеллектуализации, усложнению. И обратная реакция – стремление к минимализму – на этом фоне выглядит вполне объяснимой.
Одна из конститутивных особенностей архитектуры как формы культуры связана с тем обстоятельством, что некая структурная сложность языка присуща ей изначально, apriori. Именно эта сложность позволяет считать магазин, который виден у меня из окна, пусть и очень плохим, но всё же – произведением архитектуры, а те же землянки, некогда присутствовавшие в моём посёлке в большом количестве, - не считать архитектурным объектом.
Подобную ситуацию мы можем обнаружить и в живописи, если будем сравнивать рисунок художника и рисунок маленького ребёнка, и в поэзии, если в центре нашего внимания окажутся подлинно поэтические тексты и нечто, написанное графоманом. - Обособление и индивидуализация любых форм культуры происходит только тогда, когда определённый уровень сложности, присущий деятельности человека, уже достигнут. – Отказ от такого уровня означает разрушение самой формы. – Применительно к архитектуре это означает, что она регрессировала до уровня постархитектуры.
Переход архитектуры в постархитектуру – это возврат к перинатальному состоянию архитектуры. На линии времени это состояние может быть связано с эпохой архаики, ещё не знакомой с какими-либо симптомами собственного разложения. – Особенность данной ситуации в том, что упрощение архитектурных форм сопровождается усложнением технологий; внутренние пространства зданий, построенных Огавой, в полной мере соответствуют нормам Высокого Дизайна. – В связи с этим возникает вопрос: а к какому виду деятельности можно отнести библиотеку в Точиги, если не пользоваться экстравагантным термином «постархитектура»? – Наиболее вероятный, на мой взгляд, ответ – к сфере инженерной деятельности.
***
Постархитектура ставит вопрос о фундаментальном отношении между локальным культурным объектом, расположенном в пространстве, и пространством как таковым, если понимать под последним – пространство антропогенное. Эта проблема имеет, как минимум, два варианта решения.
С одной стороны, сегодня архитектура является той институциональной формой, которая получила право на монополию владения антропогенным пространством. Всё, что нормам архитектуры в этом пространстве не соответствует по каким-либо критериям, либо дискредитируется, либо отрицается, либо рассматривается в качестве «предархитектуры». – Именно так, в частности, может быть определена та же землянка.
Но что происходит с пространством города, которое – вследствие сложившейся ситуации – является по определению пространством архитектурным, когда внутри него появляется постархитектурный объект? – В этом пространстве появляются дыры, оно утрачивает тотальность. Постархитектурный объект изымает себя из архитектурного пространства. При этом пространство частично утрачивает и проницаемость. – Постархитектурный объект оказывается препятствием для взгляда. Вследствие всех этих трансформаций пространство обретает более сложную структуру; причём, сложность этой структуры оказывается производной не от действия каких либо рациональных принципов, а от случайных факторов; где, в каком месте пространства Шиничи Огава построит очередную свою библиотеку предсказать, по большому счёту, невозможно.
Подобное усложнение пространства никак не связано с процессами роста его эстетической ценности. – В классической эстетике процессы возрастания структурной сложности объекта и процессы возрастания его ценности часто синхронизированы. В случаях взаимодействия постархитектурного объекта с (архитектурным) пространством результат оказывается прямо противоположным тому, о чём говорит классическая эстетика: пространство усложняется, но, при этом, его эстетическая ценность снижается, – для наглядности попробуйте представить библиотеку Огавы стоящей где-нибудь в середине готической площади. Предполагаю, что сама площадь от этого красивее не станет.
В качестве некоего общего вывода можно сказать. Что внедрение постархитектурных элементов в архитектурное пространство иррационализирует последнее; при этом иррациональность здесь становится «голосом Хаоса», чьё «звучание» оказывается разрушительным для реальности в целом.
Библиотека в префектуре Точиги, Япония. Архитектор Шиничи Огава.
Но возможен и другой, второй вариант решения проблемы соотношения постархитектуры и архитектурного пространства. И этот второй вариант так же связан с эстетическим способом восприятия реальности. – Если классическая эстетика связывает формальные аспекты реальности с аксиологическими, в результате чего эстетические формы оцениваются / фиксируются в связи с их отношением к категории прекрасного, то постклассическая эстетика склонна рассматривать формы как самодостаточные и не нуждающиеся в связях с ценностными категориями.
В рамках такого, постклассического подхода, пространство как сфера, наполненная формами, является - изначально и окончательно - эстетической реальностью. В полной мере этот вывод относится и к пространству антропогенному.
Следуя логике постклассической эстетики, архитектура не обладает монополией на репрезентацию объектов в антропогенном пространстве. Она является – всего лишь – одним из способов такой репрезентации. Соответственно, само антропогенное пространство трактуется как пространство многоязычное, способное говорить как на языке архитектуры, так и на языке неархитектуры. – Развивая эту идею дальше, мы неизбежно получаем в сфере эстетики ситуацию, аналогичную ситуации кризиса физики в конце XIX– начале ХХ вв. – Две, несовпадающие друг с другом, системы представлений обладают равной степенью обоснованности, но, при этом, каждая из них оказывается способной трактовать формально одни и те же объекты индивидуально, наделяя их смыслом, производным от её собственных теоретических (онтологических) оснований.
В таком случае границы между архитектурными и постархитектурными элементами пространства превращаются в зоны конфликтов, и есть серьёзное основание считать, что эти конфликты будут обречены на долголетие.
***
Ситуация, при которой постархитектура получила распространение именно в Японии, не выглядит абсолютно случайной. – Минимализм, превращающий, в итоге, некую форму культуры в её «пост-аналог», для Японии свойственен. – В качестве примера можно сослаться на ту форму электронной музыки, которая получила название «Japanesenoise» («японский шум»), в рамках становления которой музыка трансформируется в постмузыку.
Одно из объяснений существования такой японской «склонности» может апеллировать к ряду специфических обстоятельств жизни новейшей японской истории. – После 1945 года Япония попала под сильнейший прессинг со стороны западной культуры, прежде всего – культуры американской. Американизацию японская городская культура восприняла ВНЕШНЕ легко, но, как свидетельствуют многие наблюдения, видимость порой бывает обманчивой. – Западная и японская психологии слишком специфичны и, соответственно, слишком отличаются друг от друга. – Японский культурный архетип, будучи связанным с неестественной для себя культурной средой, и, формально адаптировавшийся внутри этой среды, начинает постепенно искать свой собственный «путь» в этой среде, выделяя и трансформируя на свой лад те элементы, которые ему наиболее созвучны. – Сложность форм японской культуры не связана исключительно с развитием рационального аспекта культуры; более того, с точки зрения японского мировосприятия многие формы западной культуры выглядят неоправданно усложнёнными. – А далее возникает стремление редуцировать эти формы до приемлемого уровня сложности, что, в итоге, оборачивается деконструкцией этих форм, а на языке западной политкорректности обозначается как «минимализм».
Данная интенция японской культуры может быть осознана в качестве проявления скрытого протеста против западной культурной реальности и её интервенционистского способа существования, но, при этом, необходимо помнить, что этот протест реализуется не столько в сфере рациональных установок, сколько на уровне существования фундаментальных психологических механизмов, т.е. в сфере «культурного бессознательного».
***
Любое культурное явление связано с темой будущего. И та же постархитектура свой вопрос о будущем задаёт, - точнее, она задаёт вопрос о собственных перспективах.
Сегодня смоделировать чёткое видение этих перспектив достаточно затруднительно. Но если предположить, что постархитектура – это продукт антизападных культурных интенций, внешне обладающих конформистской по отношению к культуре Запада формой, и если, попутно, вспомнить о том, что Запад часто склонен переносить тяжесть собственных проблем на плечи «мировой периферии», то ситуация, при которой сопротивление периферии будет возрастать, будет казаться более чем вероятной. А подобное сопротивление будет осуществляться не только в политике, но и во внеполитических сферах, т.е. в сферах культуры. – Исходя из всего сказанного рискну предположить, что будущее у постархитектуры есть…
__________________________
Послушать, почитать, просто посмотреть:
Последние публикации:
Система и возможность её религиозной интерпретации (2) –
(08/11/2023)
Система и возможность её религиозной интерпретации (1) –
(03/11/2023)
Система, Утопия и антисистема (25) –
(31/10/2023)
Система, Утопия и антисистема (24) –
(25/10/2023)
Система, Утопия и антисистема (23) –
(18/10/2023)
Система, Утопия и антисистема (22) –
(16/10/2023)
Система, Утопия и антисистема (21) –
(09/10/2023)
Система, Утопия и антисистема (20) –
(02/10/2023)
Система, Утопия и антисистема (19) –
(22/09/2023)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
