Комментарий | 0

Поэтическая преемственность

 
 
 
 
 
 
1
 
Краткость поэтической формулы есть сгусток метафизического познания мира, и в хрестоматийном стихотворение Анненского «Среди миров…» выражена та мера любви, которая определяет действительность, и которая вызывает в памяти высказывание Швейцера: Благоговение перед всем живым…
 Но и мерцание светил разворачивается космической панорамой, исключающей какие бы то ни было сомнения в наличие высшей воли…
 Анненский сух и строг, красочен и точен: многое совмещая в стихах, он прокладывает тропы будущего, или строит мосты – от девятнадцатого века к веку двадцатому.
 
Глаза забыли синеву,
Им солнца пыль не золотиста,
Но весь одним я сном живу,
Что между граней аметиста.
Затем, что там пьяней весны
И беспокойней, чем идея,
Огни лиловые должны
Переливаться, холодея.
 
Огранка метафизического аметиста таинственна и совершенна; меру последнего вывести не удавалось никому, но, думается, стихи Анненского дают такое приближение к ней, какое доказывает: такая мера возможна.
Как возможно сострадать кукле, вдруг ожившей, чтобы умереть:
 
Бывает такое небо,
 Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.
 
И даже кургузое, вроде бы нелепое «жалчей» является тем нарушением правил, которое сообщает дополнительную краску и чувству, проводимому через строку, и всему стихотворению.
 Анненский архитектурен: сквозящие колонны мерцают за его стихами; строгие портики видятся и торжественные порталы; классицизм, приодетый современностью – его современностью – сияет ровным и мерным светом.
Равномерным светом, покрывающим поэтические поля.
 Или – таковым, исходящим от сумм стихотворений.
Запах кипариса красив, как само дерево: в нём есть нечто мистическое, церковное, древнее – и всё это пропитывает стихи.
 «Покупайте, сударики, шарики» — крик балаганных зазывал взрывается ритмами века наступающего – для нас минувшего: стремительно, как всё…
 Тонкость устройства стихов Анненского множится печалью, едко пропитывающей их состав – быть может, это печаль вечности, какую так тонко чувствовал поэт?..
Как знать…
У вечности не поинтересуешься.
 
 
2
 
Неожиданное ощущение вдруг оживающей небылицы кажется столь же парадоксальным, сколь и характерным для Анненского:
 
Если б вдруг ожила небылица,
На окно я поставлю свечу,
Приходи... Мы не будем делиться,
Всё отдать тебе счастье хочу!
 
В общем, Анненский поэт сумерек, муаровой дымки, в том числе – сумеречных состояний сознания…
 Поэт лиловых и фиолетовых тонов, однако:
 
Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
 
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.
 
…тут нечто исходящее лучами от Достоевского: нечто из глубин, где переплетаются корни: только глубины эти впечатаны в человеческое сознанье.
 Бывает.
Многие ощущают.
Но точность формулировки уводит от просто ощущения, присоединяя оное к гирлянде тайны – слишком удлиняемой временами.
Анненский тяготел к классицизму: казалось, ему необходимы были громы и возвышенность того периода, и вместе строил мост из девятнадцатого века в двадцатый – такой парадокс.
 Впрочем, их в недрах литературного пантеона предостаточно, и многие сверкают так ярко, что… не ослепнуть бы…
 Игра лучей часто встречается в стихах его: вспыхивающих тугими сгустками.
 Ясность предельна.
Тайна высока.
Новость жизни будет обеспечена далями, что раскрывают по-новому звучащие стихи.
 
 
3
 
Великолепная античность, сияя розоватым мрамором, показывая полный рост трагедии раскрывалась гармоническими словесными периодами в переводах И. Анненского: возвышенных и глубоких, переполненных роскошью звука и неистовостью содержания…
Анненский ещё необычен и тем, что стремление к славе, столь распространённое в безднах поэтического бытования, было ему чуждо: то ли претило тому сдержанному аристократизму, который он демонстрировал в стихах, переводах, педагогике, то ли казалось пустыми виражами сует.
…о старых ли эстонках пишет?
 
Спите крепко, палач с палачихой!
Улыбайтесь друг другу любовней!
Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,
В целом мире тебя нет виновней!
Добродетель… Твою добродетель
Мы ослепли вязавши, а вяжем…
Погоди — вот накопится петель,
Так словечко придумаем, скажем…»
 
Нечто страшное мерцает за оными строфами: точно изъятое из недр античности, обогащённое таким знанием, которым не поделиться, только разве намекнуть на него…
 В поэзии Анненского много намёков, сумеречности, полутонов, обертонов.
 Клавесин звучит на заднем плане, хотя век — определённо ушедший слишком вперёд от клавесинов, использующий другие инструменты для собственной музыки.
 Вместе появляется та прозаизация, что сильнее иной прозы:
 
Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.
Из девятнадцатого ли века это?
Из двадцатого?
 
Из седой ли вечности, сильно меняющей исторический антураж, и оставляющей нечто важнейшее, центровое в устройстве человеческой личности?
Сложно сказать: в поэзии Анненского так чётко намечены многие линии, по которым пойдёт дальнейшая поэзия…
И всё же он – тончайший поэт, изощрённый критик, утверждавший, что он не знает, что такое поэзия, не искал успеха в юдоли…
 
 
4
 
…выверенность стиха, неожиданно подразумевающего некрасовские напевы, — или отголоски народной поэзии: словно тень Никитина возникает на заднем плане:
 
Комнаты низкие дома старинного,
Рощи заветные, нивы родимые,
Дни безмятежные детства невинного,
Невозвратимые...
 
Локоны русые, очи печальные,
Детские слезы, в разлуке пролитые,--
Образы милые, образы дальные,
Полузабытые...
 
 
 
 
Казалось бы, поэзия Валентина Кривича должна быть проникнута отзвуками поэзии отца: однако, он самостоятелен: и, представляется, черпал из разных источников, чтобы выработать свою поэтическую оптику, акустику, модуляции…
 Иные его стихи отдавали переборами романсов, но это не портило общую поэтическую картину, начертанную Кривичем, но представлялось уместным – в ней.
 В его поэзии раскрывалось и мистическое начало: ярко просвеченное кристаллами соли мудрости, и словно связанное с темой всеобщности: столь же горячей, сколь и спокойной:
 
В низких полях меня встречала 
Душа смятенная твоя...
Наш путь начертан изначала
На ветхой карте бытия.
 
И «ветхая» здесь – в том колоссальном значение, что вкладывается в эпитет, приложимый к Завету.
Поэзия Кривича – красива: как возвышенной красотой мерцала поэзия отца, как засветится яркими огнями красоты поэтический свод сына Валентина Кривича, внука Иннокентия Анненского В. Хмары-Борщевского.
Мотивы грусти и печали перевивают поэтические гирлянды: что ж – они логичны, как мелодии давящей тоски…
Всё логично: но феноменальной, кажется, эта преемственность – выверенного мастерства, космоса формы, высокого насыщения стиха пространным содержанием.
 
 
5
 
И. Анненский любил своего внука…
Что вполне логично и обосновано, и стихи его – Валентина Хмара-Борщевского, внука Иннокентия Анненского, напитаны тонами века, рассыпавшего столько словесного серебра:
 
Опять, опять тоскливое забвенье!
Померкнул свет, а вместе с ним свеча,
Душа пропитана печалью и сомненьем,
Судьба играет гимн — рукою палача…
 
И в гимне том мне чудится дорога,
Покрытая тенями забытья,
И сумрак медленный, стоящий у порога
Развеянного счастья…
 
Стихи скорбные: они сочатся тяжёлой субстанция опыта, но эстетическая их выверенность идёт, кажется, от грандиозного пантеона, созданного дедом, когда слова поставлены так тесно друг к другу, и только значимые имеют право на существование.
Никаких пустот, сколь бы ни давила жизнь всевозможными прессами, сколь бы не изводила каверзами…
 
Тонкое прозрачное стекло,
Точно простыней заволокло,
Точно голубая даль небес
Часть передала ему чудес.
 
Серебряные струны играют: опыт символизма и акмеизма, впитанный вдумчивой душою поэта, усвоен и переработан…
 Хмара-Борщевский не принадлежал ни к какому течению: он говорил за себя, и, если и использовал опыт деда – скорее, казалось, непроизвольно.
 
Один. Плывут мечты…
В углах темно. И пустоты
Заметен облик. В думу, не нашу, погружен рояль,
И темные его не видны очертанья.
На всем заметна тень воспоминанья,
И каждый стул, и стол, и ларь…
 
В его стихах было изысканное благородство: это стихи аристократа – скорее духа, нежели по рождению; и… похоже такое понятие, как «успех», было совершенно чуждо поэту, стремящемуся успеть исполнить свои песни… Пусть будут не услышаны миром.
 
Да будут услышаны им теперь: спустя многие годы после появления на свет.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка