Литературная критика

Первая любовь, не подлежащая забвению…

 …хотя… сколько елея и глянца – академического, имперского, гимназического, советского, антисоветского, анекдотического лежит на имени Пушкина…

Это не важно – плазма его бурлит: как бурлит она в стихотворении Лермонтова: столь же хрестоматийном, сколь и не стареющем; и Лермонтов исходит неистовством, допуская гиперболы, убирая тот негатив, что привёл к дуэли…

 «Невольник чести…» Почти идеальный человек.

Пушкина свойственно было идеализировать, недаром Гоголь утверждал, что Пушкин – русский человек будущего, который явится, может быть, через двести лет.

Не угадал, но – вектор мысли ясен.

«Юбилейное» Маяковского скроено по системе и методе Маяка: с лесенкой, с традиционными, не становящимися оттого менее не заурядными ходами, но необычна нежность, прорывающаяся в отношение к Пушкину…

 А вот Есенин обращается, стоя на бульваре, к поэтическому колоссу: обращается отчасти свойски, выделяя то его качество, которое определило целый пласт пушкинской поэзии:

Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.

Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.

Мастер строгих и жёстких форм В. Рождественский точно переносит Пушкина в современность, соответствующую Рождественскому, и дети, играющие рядом, так естественны – когда-то Пушкин входил во вселенную каждого с детских лет:

Распахнув сюртук свой, на рассвете
Он вдыхал все запахи земли.
Перед ним играли наши дети,
Липы торжествующе цвели.

Бабочки весенние порхали
Над его курчавой головой.
Светлая задумчивость печали
Шла к нему, и был он как живой.

Цветаевское, обращённое к Пушкину лишено привычной её, сверхнапряжённой, силовой телеграфности, тут – пульсации классического стиха почти девятнадцатого века, хотя понятно, что цветаевского:

Вижу его на дороге и в гроте…
Смуглую руку у лба… —
Точно стеклянная, на повороте
Продребезжала арба… —

Запах – из детства – какого-то дыма
Или каких-то племен…
Очарование прежнего Крыма
Пушкинских милых времен.

К нему стремились, как к утешению, и искали у него ответы на вопросы, которые он не мог дать.

 «Болдинская осень» Д. Самойлова выдержана в сдержанных тонах, хотя палитра современного поэта богата, и ни одной краски он не упустит:

Везде холера, всюду карантины,
И отпущенья вскорости не жди.
А перед ним пространные картины
И в скудных окнах долгие дожди.

Но почему-то сны его воздушны,
И словно в детстве — бормотанье, вздор.
И почему-то рифмы простодушны,
И мысль ему любая не в укор.

Особенно звучат «Пушкинские эпиграфы» А. Тарковского: с той мерой дара, когда, кажется Тарковскому был доступен праязык, отчего стихи делаются более выпуклыми, рельефными:

Разобрал головоломку —
Не могу ее сложить.
Подскажи хоть ты потомку,
Как на свете надо жить —

Ради неба или ради
Хлеба и тщеты земной,
Ради сказанных в тетради
Слов идущему за мной?

И снова – задаются Пушкину вопросы, как пророку, ведающему все ответы…

Их не перебрать, как сияющие бесконечные чётки – стихов о Пушкине: и современников – Языкова ли, Веневитинова, и… наших современников, и множатся произведения и ныне, свидетельствуя, что для поэтов, слишком не востребованных нашим временем, имя его остаётся…почти святым.