Литературная критика

- А потом?

                            - А потом он умер[2].

Блистательный недолауреат Нобелевской премии мира по литературе – да, опять не тому дали, – премии, которую снова получил некто другой, а не один из самых одарённых, что в целом симптоматично для так называемой боллитры[3], enfant terrible французской литературы озвучил однажды самое главное, для чего и стоит, собственно, производить тексты: «Есть один простой трюк – представить, что ты умрёшь прежде, чем книга выйдет, и не будешь иметь дело с её последствиями».

Итак, если умрёшь прежде. Но если и выживешь – тоже. Тоже писать так, будто б уже умер и тебя не касается, кто-что подумает по столь сакраментальному поводу, как выход в свет твоей провокативной новинки. И даже прочтёт её, а потом возьмётся судить-рядить: «страшный суд» официоза нередко изрядно смешит. Особенно когда за перо берутся кабинетные литераторы, не испытавшие и сотой доли того, что довелось пережить автору рецензируемого ими тома.А г-н Уэльбек, любимец, как ни крути у виска, «нашего» читателя (он сам не раз прилетал в Москву) пишет именно так все свои «нетленки». Пишет, не оглядываясь на условных книгинь-марь-алексевн, а их, должно быть, и в сладкоголосой Франции не счесть, и они тоже имеют свой литвес, и могут если не уничтожить, то для развлечения навредить: why not, долог день до вечера… 

Что ж, «Уничтожить» Уэльбека продолжает традиции его фирменного литблюда: показать читателю «жизнь как она есть» (без отчаянных прикрас сделать ту якобы «хорошей», касается ли это её неявного смысла либо явной бессмыслицы). Показать максимально реалистично и натуралистично, без стилевых изысков. «Уничтожить» – каданс Мастера в цепочке романов «Расширение пространства борьбы», «Элементарные частицы», «Платформа», «Карта и территория», «Лансароте», «Возможность острова», «Серотонин» и прочих известных текстов, включая знаменитую переписку Мишеля Уэльбека с Бернаром-Анри Леви «Враги общества»… «Уничтожить» – убийственный каданс. Недаром на обложке мы лицезрим гильотину, а на двадцать первой полосе – рисунок сего человеческого изобретения, подробный рисунок с любовно подписанными названиями деталей адской машинки: верхняя поперечная балка, стержень, защёлка, груз, лезвие, стойка, распорка, клещевой захват, хомут, мешок, опускающий верхнюю часть хомута, корыто для крови, откидная доска, ширма, укосины, опорная рама, корзина… «Их гильотина ждёт, сверкая серебром» – грех не вспомнить старый добрый «Крематорий» после такой картинки! Да, «Уничтожить» – книжка с картинками, если кто-то ещё не пролистал шестьсот с лишним страниц. Страниц, на которых оживают самые неожиданные персонажи: их, впрочем, сложно назвать просто персонажами… Они живы, они существуют. Во всяком случае, пока том не захлопнут читателем… Кто же они, эти люди?

Фермата: перед тем, как рассказать о некоторых из них, не раскрывая всех тайн, необходимо вспомнить престранный сон, что, конечно, обычно не дозволяется рецензенту: но это ведь как бы и не рецензия вовсе, ибо и «Уничтожить» тоже как бы не совсем роман… Автор этих строк долго листал книгу, но ещё дольше не решался по-настоящему вчитаться, зная: точно «снесёт». Да ещё эти сны главного героя… Сны, которые Уэльбек весьма недурно вплетает в основное повествование, так что не про каждый сразу понимаешь – это-то не здесь, не отсюда... И вот – сон не книжный: автора этих строк ведут к гильотине, она уже маячит. Это действительно ужасно, ужасно неприятно, признаться, а ещё невероятно страшно: ты потираешь шею, ты думаешь, сколько ещё мог бы… ты тоскуешь предсмертной тоской – о да, за что ж здесь и сейчас тебя-то, не самое же большое ты на свете дерьмо… Как ни странно, на помощь приходит некий коп: он указывает на потайную дверь в конце нескончаемых лестниц-туннелей, и ты бежишь туда, бежишь, поглаживая периодически шею: к ней всё ещё прикреплена твоя голова… Предусмотрел ли на тонком плане мсье Уэльбек сон автора этих строк, чтобы раскачать его на dies-irae-эссе? В пространстве вариантов возможно всё: в одном из них понимаешь, что избежал казни лишь потому, что с тобой оказался некий особый человек: он-то и помог скрыться, остальным всё равно – ведь, как уточняет Уэльбек, «люди практически безразличны к чужим желаниям», в том числе к желанию жить. Итак, рядом особый человек, если допустить, что некие особые люди действительно существуют. Мы с недолауреатом Нобелевской премии по литературе это допускаем – и потому ещё живы.

Один из особых, главный герой романа «Уничтожить» Поль Резон, ведущий специалист французского министерства экономики, тоже нередко видит прелюбопытные сны и порой даже ругает «разработчика сна». Поль особый уже потому, что для его должности быть несколько романтичным – само по себе нечто экзотичное; а он, атеист, который (в начале истории) уже лет десять как не спит с женой, именно несколько романтичен. Прюданс, инспектора финансов, посетил, как это называет Поль, «веганский заскок»: так две полочки холодильника разломили их спальню, так гастропредпочтения вытравили всё, кроме совместного кредита на квартиру – улица Лерё, возле парка Берси: прекрасный парижский район, незачем что-то менять «представителям класса привилегированных специалистов с очень высокими доходами». У них шикарный вид из окна, отдельные спальни и так называемое общесемейное пространство, в котором могут бывать оба, когда одного из супругов нет дома… Прюданс увлекается викканской религией и медитирует, Поль смотрит ночью передачи о животных и выпивает несколько больше, чем мог бы: «Он заказал вторую бутылку, говоря себе при этом, что ему пора притормозить с выпивкой, в долгосрочной перспективе это добром не кончится, все знающие люди сходятся в этом вопросе».

Ближе к середине истории происходит некий сюжетный выворот, в развитие событий не так просто поверить, и тем не менее Уэльбек позволяет себе соединить после многолетней паузы Поля и Прюданс: таков авторский произвол, любовь-апгрейд, ах да: случается. Игра чувств на грани дозволенного – отец Поля в лионской больнице, в вегетативном состоянии после инфаркта мозга, что неожиданно пробуждает в Прюданс сначала сочувствие, а вскоре и нежность к страдающему мужу, который прежде всего – чей-то сын: они вместе едут в Лион в дом его детства, их престранная лав-стори начинается заново, покуда в финале всё не полетит в тартарары, ибо «жизнь как таковая не имеет долгосрочной перспективы»... Вообще финал, весьма кинематографичный (как, собственно, практически всё у Уэльбека), по силе воздействия стоит рядом с такими лентами, как «Любовь» Хайнеке, «Ночной портье» Лилианы Кавани или «Пианист» Полански: ничего, кроме черноты. Никакой, даже самой тонкой, полоски света в пресловутом конце туннеля – нет и самого туннеля, человек остаётся один на один со своей смертью и смертью ближайших, самых дорогих («Она ответила после десяти гудков… “Что такое?” – “Мама умерла”»). Нет ничего, что могло бы вселить даже ложную надежду на исцеление от кошмара.

Автора этих строк несколько дней после прочтения роман не отпускал – пожалуй, при всём том, что и раньше французский писатель не баловал описаниями условных райских кущ (разве какой-нибудь секс в каком-нибудь Тае, но это малоинтересно, учитывая, что описывая плотские утехи, Уэльбек клиширует физиологизмы, а про саму любовь писать не желает), то дорога к чтению и само чтение «Уничтожить» лежит прямиком через ад, ибо отношения главного героя с Абсолютом примерно таковы – позволим себе ещё несколько цитат: «Господь всё равно бы промолчал, это обычный способ общения», «Жизнь никогда не прекрасна, если принять во внимание её конец, и Паскаль выразил это со свойственной ему прямотой: “Последний акт кровав, как бы ни была весела вся остальная пьеса. Потом бросают горсть земли на голову – и дело с концом”. Мир внезапно показался ему ограниченным и печальным, почти бесконечно печальным», ибо разговор с врачом заканчивается так: «А если мне вообще ничего не делать, сколько мне останется? – Месяц или около того». И далее по тексту: «Поль коротко хохотнул и умолк… У меня нет больше вопросов, доктор». Тотальное одиночество, лютое, адское: «…в правила хорошего тона, принятые в среде, где вращался Поль, лишь недавно включили обязанность умалчивать о собственной агонии… умирающие не оправдывают возложенных на них надежд, более того, они зачастую упрямятся, отказываются позиционировать свою кончину как отличный предлог устроить мегапати, что приводит порой к досадным недоразумениям».

Впрочем, с возрастом мсье Уэльбек стал всё же чуть более сентиментален, в романе попадается несколько почти лиричных строк: «Он вдруг вспомнил их первое лето на Корсике… смутившись, он понял, что при этом воспоминании у него навернулись слёзы».  Или: «При виде неё у него ёкнуло сердце: худышка, в детской пижаме с вышитыми зайчиками на груди…». Или: «Изящным движением руки он выписал в воздухе лёгкие арабески…». Ну и: «…между опорами моста Берси плескалась Сена, переливаясь в блеске городских огней золотисто-жёлтыми цветами». Но, разумеется, он по-прежнему ироничен: «Комментатор разглагольствовал о достоинстве, достоинство последние годы шло на ура. Но на этот раз, по общему мнению, президент дал жару – его уровень достоинства зашкаливал». Или так: «…судя по всему, сегодня в Париж съехались все отморозки, в таких количествах их можно наблюдать разве что на матчах чемпионата мира по футболу». И вишенка на торте: «В кафетерии аэропорта к нему подошёл коренастый жизнерадостный словенец, член делегации ЕС. Ничего умного он сказать не мог, как, впрочем, и другие члены делегаций ЕС. Однако Поль терпеливо внимал ему, потому что так и надлежит вести себя с членами делегаций ЕС», тчк.

Роман многослоен: вошедший в уэльбековские воды читатель с любопытством окунётся и в историю родителей Поля – отца спецслужбиста и матери скульптора-реставратора, и в историю семьи Сесиль, набожной сестры Поля, удивится переработке образа младшего брата, несчастного Орельена, познакомится с его воистину горгониальной жёнушкой по имени Инди (кажется, Уэльбек даже слегка переборщил с отвратным характером, прописав фурию однобоко), – и не только. Роман этот, разумеется, социально-психологический, как сказал бы иной зануда, и оказался б прав. Писатель не забывает ни об удручающем положении стариков во французских домах престарелых, ни о безработных, ни об этнических конфликтах: «Расовая ненависть в Европе достигла беспрецедентного уровня и вряд ли рассосётся в скором будущем…».  Роман, разумеется, не строится только на драме отношений, иначе Уэльбек был бы уже не Уэльбеком. По сюжету, многострадальной нашей планетке угрожает некая неуловимая террористическая организация, поэтому на ноги поставлены все спецслужбы. Действие происходит в 2027-м, полным ходом идут выборы нового президента Франции… Всё закручивается, ну а Поль Резон размышляет о вечном, размышляет о том, что «как будто его постепенно вытеснял некий непонятный двойник», размышляет о скором и неизбежном своём уходе из мира и повторяет вслед за Шерлоком Холмсом: «Пускайте машину, Уотсон, пора ехать…». Парадоксальным образом литература побеждает, пусть и на время, тоску обречённого: целую неделю Поль перечитывает Конан Дойля, благодаря чему стойко выдерживает ежедневную шестичасовую химиотерапию. В финале Прюданс утвердительно спрашивает Поля: «Мы же не были так уж созданы для жизни, правда?» – и всё же прошли её вместе, хотя «большинство совершает этот путь в одиночку, от начала до конца».