Литературная критика

История, закручивающаяся вокруг Третьего платоновского начала – а оно, как следует из диалога «Тимей» (так называемого правдивого сказания об устроении космоса), «…вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него рождающееся», – представляет собой современный срез некоего социального круговорота. «Бессмысленного и беспощадного», разумеется. Круговорота-бунта, который если б даже и стремился к тому, будь он одушевленным в человеческом понимании, увы, не может выйти за собственные ограниченные пределы. Не может, как не могут выйти из снулой воронки грубой материи и герои этого отчаянного – в скорбном друг к другу бесчувствии – романа-пунктира.

Именно так – «роман-пунктир» – следовало б, вероятно, обозначить жанр сей адреналиновой прозы под названием «Переспать с идиотом». Адреналиновой прозы, случайно «прооперированной» хирургом-автором безо всякой анестезии. Андреналиновой прозы, волею случая сотканной из прихотей паззлов-персонажей. Впрочем, быть может, герои – только «функции», собранные вместе лишь в угоду трансляции философских концептов писателя?

Герои разбросаны по страницам ради правил некоей Философской Игры, которой до душ живых и дела-то нет, ибо Игра самоценна как вещь в себе, ну а души живые… что с них! Марионетки площадного театра. Пьеро, истекающий клюквенным соком… Кстати, убери из текста упоминание о платоновской «хоре», практически ничего б в повествовании и не изменилось. Главное бы, точнее, не изменилось. Ну или почти. Впрочем, автор волен не согласиться. Написать комментарий к собственной книге. Наверняка это было бы по-настоящему интересно (кстати, не лишним оказалось бы и послесловие к предыдущему роману Андрея Бычкова «Олимп иллюзий», вошедшему в финал Премии А. Белого: не стоит думать, что все читатели знакомы с «Озарениями» и «Сезоном в аду» Рембо, а значит, легко воспримут все авторские намеки и аллюзии).

Разумеется, каждый литератор имеет право выбора: быть или не быть услышанным публикой. Сейчас расслышать тонкую нить прозы Андрея Бычкова способен далеко не каждый: это проза для  эстетов. Книжных гурманов. Ценителей. Да Бычков и не ставит себе цель писать «для всех»: по счастью, это и невозможно, да и не нужно.

Первый вариант авторского текста «Переспать с идиотом» – рукописный. Компьютерный набор, игра с бумагой через клавиатуру, –  потом, все потом, вся эта переработка и огранка. Но сначала – от руки: практика письма. Быть может, именно поэтому – благодаря изначальному письму на бумаге – проза Бычкова стихийно импрессионистична, а избранные отрывки из романа «Переспать с идиотом» напоминают мазки кисти по холсту:

«Как все те, кто хочет ускользнуть, как все те, кто ждет. Как все, кто не верит и верит, знает и не знает, кто не понимает п о ч е м у и догадывается. Как все те, кто рано или поздно смиряется, потому что у них нет больше сил, и кто говорит себе, оправдывая себя, «нет у меня больше сил», и кто думает, что сделал все, что мог, и что иначе просто невозможно. И кто, в конце концов, догадывается, что обманывать себя – тоже судьба, и что надо принимать жизнь как она есть. Хотя бы и снятся сны, от которых хочется плакать. И просыпаешься, горько смеясь над самим собой. Как все те, кто уже на полпути, и кто уже не знает, что ничего никогда не изменится. Что ни прошлого, ни будущего, ни настоящего – нет. Так смотришь ежедневно в окно на птиц… И что когда говорят: небо покрыто тучами, – говорят неправильно. Что это говорят те, у кого есть надежда… Они думают, что надо говорить о солнце… И она подумала, что те, кто говорит о солнце, наверное, они смогут защитить и от туч…»

Сто тридцать две страницы.

Семь частей.

Шесть основных персонажей.

Отсутствие одного: главного героя.

Хотя, вероятно, автор хотел бы, чтоб им стал Егор – Егор, чересчур увлекшийся – да просто влюбившийся, бедняга – в некую Бронкси, аспирантку умного вуза (на самом деле, микс имени и фамилии: на самом деле, барышню звать Ксенией)… Бронкси, увлекшаяся неким Сергеем, который по горькой иронии судьбы попадает в страшную аварию и как будто бы умирает в реанимации, хотя на самом-то деле… (спойлера, впрочем, не ждать: пусть финал увлечет «своего» читателя жутковатым водоворотом событий)… Профессор философии и боксер Евгений Леонардович, обожающий свою аспирантку, свою Бронкси (да, они поженятся, да, «это» случится, но ничем хорошим «это» не кончится, и профессор будет в голос  рыдать от боли и унижения, доставляемых на дом его молодой красивой женой, решившейся на брак по расчету: от пресловутой экзистенциальной тоски и не менее пресловутого одиночества… впрочем – не слишком ли Бронкси умна для того, чтобы чувствовать себя в одиночестве «одинокой», а не приятно «свободной»? Вот тут-то и хочется сказать автору: «Не верю!» –  впрочем, единственный раз)…

Есть еще и двойник Егора – актер из театра даунов. Неуемная Бронкси решает найти его, так как в свое время непонятно зачем оттолкнула настоящего Егора: теперь же ей надо увидеть хотя бы его двойника, увидеть не только на сцене, переспать с идиотом, разрушить себя окончательно, растоптать, быть может, за то, что пошла на поводу у банальной материи, что просто без любви вышла… так ведь бывает, бывает.

Неужто Бронкси и есть «главный герой», вокруг которого вращаются мужчины этого текста? Сложно назвать ее «героиней». Бронкси не имеет пола, Бронкси может сечь профессора плетью, Бронкси может читать Платона, Бронкси может всё… всё, кроме того, чтобы привлечь хоть толику гармонии в собственное существование, а раз так, то все, что ей остается, – разрушение, маета, фуэта фуэт©.

Собственно, роман «Переспать с идиотом» – своеобразная отсылка к знаменитому сокуровскому «Скорбному бесчувствию»: каждый персонаж преисполнен страдания, но ни одному из них сочувствовать невозможно. Лишены сострадательных механизмов и сами герои.

В новом многомерном тексте Андрей Бычков виртуозно транслирует беспредельную степень отчуждения человека от себе подобных существ. Что же до сцен насилия и жестокости, то они лишь оттеняют внутренний ад двуногого: ад, помещенный туда, где должна была б жить любовь.

Слово, ставшее анахронизмом.